Кесарь (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 9

…От частых залпов весь верхний боевой ярус Молоховской башни затянуло непроглядным, едким дымом сгоревшего пороха. Он лезет в рот, заставляя воев попеременно заходиться продолжительным кашлем – и в глаза, отчего те начинают слезиться… А потому после десятого залпа я был вынужден прекратить огонь – все одно разобрать, куда и в кого мы стреляем, стало совершенно невозможно!

Между тем, залпы стрельцов со стен, ровно, как и орудийные выстрелы всех ближних к нам башен продолжают греметь громовыми раскатами; звуки боя раздаются и с тесных, кривых улиц града, ведущих к Соборной горе –заранее превращенных нами в западню… Как кажется, мой план пока вполне успешно воплощается в жизнь!

И словно в ответ на мои тщеславные мысли, снизу вдруг раздался оглушительный треск дерева – а следом не шибко густой залп стрелецких пищалей! И практически слившаяся с ним ответная пальба запорожских самопалов… А после – дикий, яростный вой черкасов, ворвавшихся в башню, да крики раненых, слившиеся с ним воедино!

- А-А-А-А-А-А!!!

Шеин тотчас обнажил саблю – но прежде, чем он поспешил бы вниз с немногочисленными телохранителями (Михаил славится своим мужеством и часто принимает участие в рукопашных схватках на стенах), я встал на его пути:

- Воевода, дозволь нам! Мои стрельцы готовы к ближнему бою, мы выбьем черкасов – а после закроем ворота; думаю, что уже пора.

Шеин, всего мгновение промедлив, согласно кивнул:

- Дерзайте братцы! И да сохранит вас Царица Небесная…

Благословенный воеводой, я тут же двинулся к лестнице, одновременно с тем воскликнув:

- Десятки Долгова и Захарова – приготовить пистоли! Стрельцы Кругова идут с нами, с собой берите карабины! Остальным – зарядить оставшиеся пищали, и готовиться открыть огонь с башни, как только дым развеется! Отсекайте всадников, следующих к воротам из города; по малым отрядам бейте одним десятком, по крупным – дружным залпом обоих!

…После боя на немецкой батарее в обоих «штурмовых» десятках Гриши Долгова и Семена Захарова осталось всего пятнадцать боеспособных стрельцов. И хорошо еще, что за прошедшие недели раны у всех воев понемногу зажили – включая и мои собственные, оставленные шпагой и дагой офицера ландскнехтов! Слава Богу, что обошлось без заражений...

Но, несмотря на немногочисленность «штурмовиков», броня да парные пистоли на каждого воина должны дать нам решающее преимущество! Особенно, в тесноте боевой вежи, где черкасы не смогут реализовать своего численного превосходство…

Три или четыре лестничных пролета (точно я не считал, невольно разволновавшись перед ближним боем) мы преодолели, как кажется, в один миг… Между тем внизу, у орудий, уже идет яростная рубка черкасов и пушкарей! Причем реестровые запорожцы остервенело лезут в башню сквозь прорубленную дверь – и чаша весов боя казачьих панцирников с орудийной обслугой однозначно клонится в сторону первых…

Точнее клонилась – до этого самого мгновения!

- Бей литовцев!!!

- Бей москалей!!!

Я замер на последних ступенях ведущего вниз лестничного пролета, пропустив вперед лишь Петро и Адама. И уже мгновением спустя мои лучшие рубаки скрестили клинки с ринувшимися навстречу черкасами! Раздался оглушительный стальной лязг – и хриплый рык стремящихся зарубить друг друга людей… Следом, чуть потеснив меня, вниз ринулся и Дмитрий – а я, ни сходя с места, вскинул изготовленный к бою пистоль, направив его в лицо запорожца, показавшегося в дверях.

Отчего-то я успел подробно рассмотреть именно его – еще довольно молодого мужчину с густыми пшеничными усами и крупными чертами лица. В васильковых глазах казака абсолютно славянской внешности промелькнуло понимание происходящего, страх – и какая-то детская обида… И левая моя рука невольно дрогнула, я промедлил с выстрелом – а казак попытался было отпрянуть назад, спасаясь от пули!

Быть может, ему бы это и удалось – но напирающие сзади черкасы буквально втолкнули парня обратно в башню. И тот, подняв клинок, ринулся вперед с искаженным от ярости и страха лицом! А я, чуть опустив ствол пистоля, уже без колебаний нажал на спуск… Левую кисть рвануло от отдачи – а пуля, ударившая в живот казака, сложила его пополам; я успел разглядеть это прежде, чем пороховая дымка закрыла обзор. Но в следующее же мгновение за спиной грянули выстрелы не менее десятка стрелецких самопалов – полностью очистив проход в башню от черкасов!

Между тем, тройка моих лучших рубак – рослых, даже немного долговязых, и неуловимо похожих друг на друга, словно родные братья стрельцов – потеснили прорвавшихся внутрь запорожцев от лестницы. Однако последние рубятся с исключительной яростью и остервенением! Молнией мелькающие клинки вышибают искры – и единственная ошибка воев тут же станет последней…

Первым ошибся Адам – поскользнувшись на пролитой крови, он потерял равновесие. И тут же трофейный турецкий кылыч зацепил голову моего стрельца, не успевшего поставить блок! Впрочем, Адама спас шлем-мисюрка; лезвие вражеской сабли не прорубило стального наголовья – из-за потери стрельцом равновесия казачий удар пришелся лишь вскользь… Но его хватило, чтобы бросить одного из лучших моих рубак на спину, к основанию лестницы!

Черкасс тут же вскинул саблю для добивающего удара – но прежде, чем его клинок рухнул бы вниз, я успел выхватить из-за пояса второй пистоль, и тотчас разрядил его в лицо казака! Пуля ударила под левый глаз ворога, отбросив его голову назад; брызнуло красным… Я же, заткнув за пояс разряженное и бесполезное до поры оружие, все той же левой рукой потянул из ножен трофейный кацбальгер – и поспешно спустился вниз, освободив проход по лестнице.

При этом сам я оказался слева от черкаса, схлестнувшегося с Дмитрием; враг вовремя заметил мое движение. И, отступив назад, он тотчас развернулся ко мне вполоборота – после чего неожиданно и резко рубанул, целя в мою голову! Едва-едва я успел подставить «кошкодер» под лезвие казачье сабли; неуклюжий блок (потому как левая рука!) рвануло в сторону – но все же я сумел отстранить голову от елмани, заточенной с обеих сторон…

И рассекшей воздух у самого моего носа!

Однако прежде, чем враг нанес бы новый удар, по его собственной шее полоснуло лезвие стрелецкого клинка – Дмитрий тотчас наказал черкаса за ошибку! Я же, осознав, что без рабочей правой руки в ближнем бою совсем не боец, отступил к стене – после чего достал один из пистолей, спеша его зарядить, да поспешно скомандовал:

- Десяток Григория – на помощь пушкарям! «Семеновцы» – к воротам, пора их закрыть! Никола, твои стрельцы прикрывают воев Захарова – да по всадникам бейте прицельно, берегите выстрелы!

…В очередной раз разрядив дорогущий карабин с колесцовым замком (теперь уже в спину рванувшего от ворот черкаса), воевода вновь внутренне подивился, что у стрельцов Орлова таких карабинов целый десяток! Причем сотник умело распоряжается столь ценным оружием, используя его в самые напряженные мгновения боя… Вот и сейчас, когда вои Тимофея закрывали ворота Молоховской башни, стрельцы с карабинами выиграли для товарищей время, встретив пытающихся вырваться из западни черкасов точными выстрелами!

Впрочем, все же куда большую помощь соратникам оказали стрельцы из крестьянского пополнения, набранные «Орлом» в Смоленских волостях. Ведь к тому моменту, когда пороховой дым на верхнем ярусе башни окончательно развеялся, в распоряжение двух десятков ратников оказалось аж пять десятков пищалей – полностью заряженных, с уже закрепленными в жаграх тлеющими фитилями! Воевода решил не вмешиваться в слаженную работу стрельцов, привычных к командах своих десятников – и сильно робеющих перед самим Шеиным. Он лишь отметил, что новобранцы Тимофея дали два дружных, практически слитных залпа обоими десятками, отсекая от ворот пытающихся вырваться из западни черкасов. После чего грохнул еще один залп – последних десяти заряженных мушкетов…