Агитбригада (СИ) - Фонд А. - Страница 5

— Наташа? — удивился Виктор и кивнул, мол, говори.

Шум к зале стих, всем интересно было, что она скажет. Видно было, что Наташа не частый оратор на подобных заседаниях, но авторитетом пользуется немалым.

— Товарищи! — сказала она, нервно откашлявшись, — мы тут с вами совсем не о том говорим. Нам нужно не о том говорить, как парням нашим заместо Капустина работать. А о том, где работать Капустину, чтобы отработать станок.

Зал загудел:

— Так он не будет работать!

— Ха! Нашла дурака! Будет он тебе работать!

— Капустин — тот ещё работничек! Приклеили горбатого до стены!

— Тихо, товарищи! Дайте же Наташе сказать! — гаркнул Виктор и все притихли.

— И я вот что считаю, — продолжила Наташа, — мы тут первый вопрос так и не смогли до конца решить — кому из воспитанников идти на эту агитбригаду, раз никто не хочет. А тут у нас второй вопрос возник — Капустин работать не желает, а отработать испорченный станок должен. Правильно?

— Да! — закричали со всех концов зала.

— Правильно!

Ребята слушали Наташу с интересом, многие вытянули шеи, чтобы лучше слышать. Кто-то переспросил у соседа не расслышанное слово.

— И вот что я подумала, дорогие мои товарищи! — Наташа лукаво взглянула на всех юркими чёрными глазами и внезапно прыснула от смеха, — а давайте эти два вопроса объединим? Капустина отправим в агитбригаду? И пусть они там с ним сами мучаются.

Зал грохнул от смеха и зааплодировал. Минут пять стоял такой хохот, шум и крики, что понять было решительно ничего невозможно.

Наконец, все прохохотались и Виктор, весело блестя глазами, подвёл итог:

— Итак, СТК и общим собранием коллектива постановили:

Первое — Геннадия Капустина отправляем на агитбригаду к товарищу Гудкову. Звания воспитанника трудовой школы имени 5-го Декабря Капустина не лишаем.

Второе — всю получку Капустина культпросвет будет напрямую перечислять в кассу трудовой школы имени 5-го Декабря.

Третье — по истечению срока отработки, когда штраф за испорченный верстак будет погашен, Капустина принять обратно.

Зал зааплодировал.

— Все согласны? — растянув рот до ушей, лукаво спросил Виктор.

Зал радостно зашумел, засмеялся.

— Тогда ставлю на голосование. Кто «за»?

Следует ли говорить, что голосовали все единогласно?

* СТК — совет трудовых командиров

Всякое попаданство имеет свои как печальные, так и очень печальные стороны. Причем последние явно в преобладающем виде. Примерно так я размышлял, когда шел по коридору вслед за Кузькой, периодически ловя на себе ехидные, осуждающие, злорадные и лишь изредка сочувствующие взгляды.

Нет, я не стал спорить с СТК: во-первых, я ещё не осмотрелся в этом новом мире и не понял, как себя нужно правильно вести, во-вторых, мне здесь категорически не нравилось, и вполне может быть на агитбригаде будет лучше. Если же нет, то вернуться обратно я всегда успею.

— Ну, всё, — сказал Кузька, когда мы дошли до спального корпуса (это я понял, увидав в открытую дверь одной из комнат ряды коек, заправленные серовато-бурыми байковыми одеялами).

— Что всё?

— Пришли.

— И что мне делать? — спросил я.

Кузька глянул на меня, как на малолетнего дебила, и, вздохнув, ответил:

— Ну так это… собери шмотки и дуй в агитбригаду.

Я не возражал. Вся беда была в том, что я совершенно не знал, где находятся Генкины шмотки и куда конкретно мне дуть? Вроде ребята говорили, что он из пятой бригады. Но вот где спальня этой пятой бригады — неизвестно.

— Кузь, а давай ты со мной сходишь? Поможешь, — спросил я, хоть было и неловко напрягать мальчишку. Насколько я убедился, он был единственным другом Генки в этом заведении, и помогал, чем мог.

Кузьма вздохнул, поник, плечи его опустились и он, после секундного раздумья, отстранённо кивнул:

— Лады, пойдём.

Мы прошли по коридору и свернули в какой-то тупичок, где располагались две комнаты, друг напротив друга. В одну из них и завёл меня Кузька (сам бы я в жизни её не нашел!).

— Вот, — сказал Кузька.

В комнате у окна тянулся длинный стол со стульями, на стене висела такая же бесконечно-длинная деревянная полка со стопочками книг (скорей всего — учебники), под каждой стопочкой была приколота бумажка с написанной красным карандашом фамилией, а чуть дальше стояли рядами кровати, около каждой — небольшая тумбочка. Я посчитал — двенадцать. Выходит, что в пятой бригаде двенадцать человек. И вот теперь вопрос, какая из этих коек — Генкина?

Кузька стоял и терпеливо ждал, пока я соберусь, я же стоял и соображал, где кровать Генки.

— Ну ты это… давай быстрее, а то на обед опоздаем же, — нахмурился Кузьма.

— Кузь, вытащи всё у меня из тумбочки, я пока быстро книги отберу.

— Хорошо, — кивнул Кузька. Мне нравился этот паренек, он не спорил, не задавался, и чётко выполнял все мои просьбы, оказывая неоценимую помощь.

Мы резво бросились каждый к своему «участку» и принялись отбирать вещи. Краем глаза я посмотрел — Кузька подбежал к крайней слева кровати и принялся вытаскивать из тумбочки какую-то мелочёвку, одежду…

Я нашел бумажку с фамилией Капустин и снял стопку книг и тетрадей. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это учебники, и что Генка учится в пятом классе. А ведь должен уже учиться примерно в восьмом. Лоботряс какой-то мне достался. Ну ничего, сейчас я чуть осмотрюсь и начну всё исправлять…

Я открыл Генкину тетрадь и заглянул. Там большими нескладными каракулями было выведено: контрольная работа, 15 сентября 1927 года. Захотелось со всей дури взвыть.

— Генка, я всё, — подал голос Кузька.

Я подскочил к кровати, на которой уже лежали две стопки одежды (повседневной и парадной), бельё и всякая мелочёвка — кусок коричневого мыла, полотенце, зубная щетка, круглая коробочка с дешевым зубным порошком, катушка суровых ниток с иголкой, небольшие ножницы, три пуговицы, рыболовные крючки, пара ржавых гаек и маленький перочинный ножик со сломанным лезвием.

— А куда всё сложить? — задумался я, ведь ни сумки, ни пакета у Генки не было.

— Да вот, — Кузька снял наволочку с подушки и протянул мне.

Я принялся торопливо напихивать всё в наволочку.

— А парадную форму зачем берёшь? — удивился Кузька, — тебе там всё равно на черновые работы возьмут, будешь декорации таскать и какахи за лошадьми убирать.

Я спорить не стал и вернул парадную одежду на место, в тумбочку.

— А учебники зачем? — продолжал допрашивать меня рачительный Кузька, — тебя всё равно от занятий до октября отстранили, потом, как обычно, на второй год оставят.

Но здесь я имел свою точку зрения — нужно было ознакомиться с новым миром, и книги мне пригодятся, почитаю.

— Учиться буду, — сказал я и Кузька спорить не стал, лишь по насмешливому взгляду, которым он меня окинул, стало ясно, что он ни капельки не верит в обучаемость Генки Капустина.

— Слушай, ещё же справку нужно! — хлопнул себя по лбу Кузька.

— Какую?

— А как тебя отсюда выпустят? Да и Гудков без бумаг не возьмёт.

— Слушай, Кузь, а где её брать?

— Ты давай доскладывайся, а я сбегаю к Виктору и возьму.

— Давай, — обрадовался я и Кузька вылетел из спальни, а я продолжил отбирать генкины вещи.

Я как раз сортировал книги (замусоленный библиотечный томик про Ната Пинкертона оставлю здесь, а вот учебник по истории — беру с собой!), как вдруг скрипнула дверь и в спальню, крадучись, вошли четверо пацанов.

Я продолжал спокойно собирать вещи, не обращая на них внимания, когда они вдруг подошли ко мне и обступили. Я поднял голову, один из них был Чуня, тот, что обличал Генку на собрании СТК.

— Ты шкурник и враг, Капустин! Думаешь, мы твою вражескую натуру не видим? Можешь не прикидываться! — звыпалил вдруг Чуня.

— Почему это я враг? — удивился я и добавил в наволочку учебник по естествознанию.