!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 86

— У меня, — буркнул Герман. — Ты в курсе, что это не амулет, а артефакт?

— Я считаю это вероятным, — сказал Джон. — Но он мне дорог не как артефакт, а как амулет. Верни его мне.

— Держи, деревенщина неотесаная, — сказал Герман и протянул Джону странную железку. — Цепочка потерялась. Она тебе тоже дорога?

— Я найду, — неожиданно сказал Длинный Шест и хихикнул.

— Заткнись и не дыши на людей! — прошипел Герман.

— Кстати, Длинный Шест, почему ты не сопровождал Аленького Цветочка? — спросил Джон.

— Откуда я знал, что она сюда попрется? — ответил Длинный Шест.

Джон посмотрел на Аленького Цветочка, и его взгляд не сулил ей ничего хорошего.

— Ага, вон он, наркоман! — послышалось справа.

— Ну вот, доигрались, — простонал Герман. — Локи Многоликий, ну за что мне такое наказание?

К ним приближался патруль городской стражи: молодой воин, чем-то неуловимо похожий на ныне покойного Майка Карпентера, и трое кряжистых орков с дубинками. Герман сильно толкнул Длинного Шеста в бок и прошипел ему в ухо:

— Бросай дрын и беги!

Длинный Шест хихикнул и выполнил команду буквально — поднял дрын над головой, раскрутил в горизонтальной плоскости и метнул в патруль, как городошную биту. Весело рассмеялся и побежал прочь.

— Выход не там! — крикнул Джон вслед ему.

— Ха-ха! — отозвался Длинный Шест и затерялся в базарной толпе.

— Шоу идиотов, — пробормотал Герман себе под нос. — Пойдемте отсюда быстрее.

Бросок Длинного Шеста получился редкостно удачным. Конец дрына угодил командиру патруля в лоб, от удара дрын резко изменил траекторию и другой его конец врезался под дых одному из патрульных орков. А затем дрын скатился под ноги второму орку, который споткнулся и упал. Третий орк мог бы преследовать Длинного Шеста, но не стал — вначале застыл ошеломленно, затем стал помогать командиру подняться.

— Надо же, убежал твой раб, — констатировал Герман. — Дуракам везет. Пойдемте уже остюда, хватит пялиться. Если что, он был не с нами.

До выхода с рынка они добрались без происшествий. Вероятно, высшие силы решили, что на сегодня приключений достаточно.

Толпа рассосалась, теперь они могли говорить свободно, не боясь, что кто-то услышит, о чем они говорят. Разговор начал Джон. Он спросил:

— Аленький Цветочек, почему ты не взяла с собой Длинного Шеста?

Аленький Цветочек пожала плечами и вдруг почувствовала, что сейчас разрыдается.

— Но-но! — прикрикнул на нее Джон. — Рыдать дома будешь. Иди спокойно, не привлекай внимание. Герман, извини. Я и раньше знал, что эта девка сообразительностью не отличается, но такого от не ожидал. А что она натворила, кстати?

— Она много чего натворила, — сказал Герман. — Видишь ли, Джон, в Барнард-Сити принято, что пригожие наложницы не появляются в общественных местах без сопровождения, этого нет в законе, но так принято. Потому что слишком много развелось человеческих отбросов, по недосмотру богов не получивших на чело орочью жабу. Понижение в расе законодатели жопоголовые отменили, права человека, видите ли, тьфу на них! Вот и развелось уродов. На пригожую телку без защиты они смотрят как на добычу. В лучшем случае изнасилуют на ближайшей мусорной куче, и бросят, а ты ее потом лечи. А то и продадут перекупщикам в рабском ряду, и тогда уже ничего не докажешь, у добросовестного приобретателя рабыню не отобрать. Ну, то есть, отобрать можно, если триста дней судиться, но проще новую купить. И стража ничего не может с этими шакалами поделать, даже если заловят с поличным. Скажут: показалось, что полукровка или что беглая, захотели закону помочь, проявили сознательность гражданскую. А если у такого урода четыре полоски на лбу — с ним вообще ничего не сделаешь.

— Ты что, забыла, как говорить надо? — спросил Джон Аленького Цветочка. — Прямо на базаре начала складно говорить? Аленький Цветочек ничего не ответила, только всхлипнула.

— И ты тоже хорош, — продолжал Герман. — На бишопа с мечом попер… Рассказать кому — не поверят! Не будь ты таким великим воином — замочили бы тебя на месте.

— Не будь я таким великим воином, я бы на бишопа не попер, — сказал Джон. — А что мне оставалось делать? Даже если высокие чувства отбросить, ее никак нельзя было жрецу отдавать. Слишком много знает.

Аленький Цветочек почувствовала, что по ее щеке побежала слеза. Вот, значит, какое у него к ней отношение на самом деле. Слишком много знает! А она-то думала, он ее любит!

— Гм, — сказал Герман. — Ты как бы намекаешь, что стал на него нападать не в исступлении, а сознательно?

— Ага, намекаю, — подтвердил Джон. — Я же деревенщина, отморозок, с меня взятки гладки. Законов и порядков не разумею, живу по рыцарским понятиям, будто не в той эпохе родился. Сначала голову срубаю, потом обвинение предъявляю. Если бы я начал по-хорошему договариваться, бишоп ее ни за что не отпустил бы. А так, глядишь, я бы и без твоей помощи ее отбил бы. Но тебе все равно спасибо. Некоторое время Герман молчал, обдумывая слова Джона, а потом сказал:

— Да, ты прав, по-другому эту ситуацию разрулить было бы трудно. Но такое вообще не должно происходить! И про полукровок ты загнул мощно…

— Да, кстати, насчет полукровок, — сказал Джон. — Не хочу ничего утверждать, но пока я шел по рынку, мне показалось, что полукровок в Барнард-Сити никак не меньше, чем чистокровных орков. А у леди Абигайль, по-моему, вообще все рабы — полукровки.

— Наблюдательный, — проворчал Герман. — Ты прав, все так и есть. Но говорить об этом не принято. Чистокровные орки хороши в стаде или на плантации, но в городе от них больше вреда, чем пользы. Поэтому закон о чистоте крови в Барнард-Сити фактически не действует. Все это знают, но все делают вид, что ничего не замечают. Так удобнее. Но вслух об этом говорить не надо, все подумают, что ты дурно воспитан и вообще глуп.

— Понял, — сказал Джон. — Стало быть, когда я задвинул про полукровок, я выразил общее мнение, которое вслух высказывать не принято. Именно это развеселило народ, верно?

— Верно, — кивнул Герман.

— А когда бишоп меня обвинил, что я полукровка, он просто глумился? — подала голос Аленький Цветочек.

— Не глумился, а воспользовался твоей глупостью, — ответил Герман. — Обращаясь к высокородным, всегда говори просто и односложно, как чистокровная орчанка. Станешь говорить нормально — собеседник подумает, что ты над ним насмехаешься. Дескать, я знаю, что нарушаю закон, но мне на тебя наплевать. Понятно? Аленький Цветочек промолчала.

— Интересно, куда Длинный Шест подевался? — спросил Джон, обращаясь непонятно к кому.

— Понятия не имею, — ответил Герман. — Либо убежал, либо поймали. Если убежал — придет домой. Если поймали — он уже мертв. Нападение на патруль ему ни за что не простят. Впредь дрессируй своих рабов лучше. И это не только к Длинному Шесту относится. Ты меня извини, Джон, но я попрошу Аби, чтобы ее рабы твою наложницу со двора больше не выпускали. А тебя я бы хотел попросить от нее избавиться, потому что она дура. Но ты ведь не согласишься, правда?

— Не соглашусь, — вздохнул Джон. — Знаю, что дура, но… Может, потом…

— Давай я тебе нормальную наложницу подберу, — предложил Герман. — Или сразу двух. А эту на мясо сдадим.

— На мясо — это как? — не понял Джон.

— Ну, в орочью столовку, — пояснил Герман. — Провинившихся рабов обычно туда отправляют. Она, правда, тощая, но на десять долларов должна потянуть. А если перед взвешиванием водой напоить — точно потянет. Некоторое время Джон размышлял, затем сказал:

— Нет, это преждевременно. Спасибо за предложение, Герман, но я считаю, надо дать ей еще один шанс.

— Как знаешь, — пожал плечами Герман. К этому времени они как раз подошли к воротам.

— Иди, дура, — сказал Герман и подтолкнул Аленького Цветочка кулаком в поясницу, не больно, но очень унизительно.

Она переступила порог, и тут силы ее оставили. Она привалилась спиной к стене, сползла по ней вниз, и зарыдала во весь голос.