Таких не бывает (СИ) - Резник Юлия - Страница 5

– Тебя изнасиловали? – сощурился Фокин, чувствуя, как за грудиной разливается могильный холод. Белка задрожала, обхватила себя ладонями и затараторила:

– В тот день к моей сестре сватались. Дядя с тетей очень радовались, что породнятся с такой уважаемой, достойной семьей! А я… я как раз на каникулы приехала, ну и… Был там один человек, он высокую должность в полиции занимает, так вот… Не знаю, что с ним случилось. Он как будто с ума сошел. Накинулся и…

– Ясно, – сцепил зубы Фокин. – А ты никому не сказала.

– Конечно, нет! Это же стыд какой. А у дяди еще три дочки. Их никто замуж не возьмет, если я… К тому же этот… этот…

– Запугал тебя?

– Нет. Он, когда опомнился, кажется, даже хотел, чтобы я призналась. Ведь тогда бы меня ему отдали!

– В смысле, как это – тебя бы отдали?! Кому отдали? Насильнику?

– Ну да. Так бы всем было лучше, понимаете? Семья позора избежала бы…

– Дурдом.

– Но я не хотела становиться женой этого человека.

– Да какой же он человек?

Белка только руками развела. И опять сжалась.

– Но если станет известно, что я… родила без мужа… что я вообще с кем-то до свадьбы была… мое желание уже никого волновать не будет… Он что угодно со мной сможет сделать. И никто ему слова не скажет. А может… и пусть? Пусть делает? Зато сын будет со мной…

Тут Фокин, конечно, чуть было не вспылил. Не высказал дурочке все, что по этому поводу думает. Да только перебили его. Дверь в кабинет открылась:

– Гордей Саныч, мы сегодня собираемся на обход, или че?

– Ох ты ж, черт! Бегу! – Фокин обернулся к сидящей в кресле девушке: – Мне надо идти. Это займет минут сорок, если ничего не случится. Дождись меня, подумаем, как лучше поступить, ладно?

Белка кивнула. Хотя, ну что он мог придумать? Ее ситуация была безвыходной. И если бы тогда, в самом начале, она была в адеквате, сразу бы это поняла. Но в том-то и дело, что она была не в себе! Ее психика вообще повела себя странным образом. Будто вычеркнув из памяти те ужасные, наполненные болью, страхом и жгучим стыдом минуты. Долгое время, очень долгое… Белка убеждала себя, что это был просто кошмар. Ну, снятся же людям кошмары?!

А потом ее кошмар ожил…

Изабелла до того погрузилась в свои мысли, что чуть было не пропустила звонок. А это могло быть чревато. Дядя звонил редко, но когда это случилось, отвечать нужно было тут же, если, конечно, она не хотела нарваться на его гнев.

– Отец! Как я рада вас слышать…

– Добрый день, Изабелла. У меня важные новости.

– Вот как? – Белка поднялась с кресла и пробежалась пальцами по лицу в неясной тревоге.

– Собирай вещи, завтра у тебя самолет.

– Как завтра? Какой самолет? А как же сессия? У меня экзамены впереди. Зачет вот будет…

– Да какой зачет, вы ее послушайте?! К тебе знаешь какой человек надумал свататься, а она – зачет-зачет!

– К-как свататься?

– А вот так. Думал, уж и не пристрою тебя. А вот… Случилось. Так что собирай вещички и сдавай комнату. Данияр тебя встретит в аэропорту.

Данияр – это старший брат.

– Но как же? А моя учеба? Диплом…

– С таким мужем тебе никогда в жизни не придется работать! Зачем тебе какая-то бумажка?

– Я четыре года училась. И к тому же… Я хочу работать. Мы же это обсуждали, отец? Что плохого, если я стану учить детей? – затараторила Белка, чем дальше, тем сильней пугаясь.

– Ладно-ладно. Это не мне решать. Будешь хорошей женой, может, Дауд и позволит…

– Дауд? – голос Белки сорвался, она в ужасе уставилась перед собой.

– Муж твой будущий. Дауд Гатоев. Ты его, наверное, видела на сватовстве Мариам.

«И не только видела», – подумала Изабелла и сильнее сжала в пальцах трубку.

Фокин помчал на обход, а потом его так закрутило, что о сидящей в его кабинете девице он просто забыл!

Бывают такие дни, когда мир будто сходит с ума. И от тебя уже ничего не зависит, старайся – не старайся. Потеряли они мальчишку… Нет, конечно, Гордей понимал, что сделал все возможное, и не его в том вина, что кто-то там наверху решил, будто так надо. Просто порой его жизненный девиз «делай, что должен, и будь что будет» становится слишком шаткой опорой. Наверное, все дело в том, что должен он был невероятно много, а то, что будет – от него зависело далеко не всегда.

Гордей отвернулся от окна, куда уже несколько минут пялился, уставился на сидящего в углу парнишку. Молодой совсем – лет двадцать пять, не больше. Несостоявшийся отец.

– Молодой человек…

– М-м-м? – вскинулся тот. В пульсирующем свете гирлянды, украшающей информационный стенд, его глаза лихорадочно нездорово блестели.

– Идите-ка вы домой. Все закончилось, – сказал Фокин и устало растер затекшую шею.

– Как же? А вдруг я Кате понадоблюсь? – растерялся парень.

– Она до утра проспит после всего. А вы отдохните. Поплачьте. Станет легче.

– Так ведь мужчины не плачут, – заметил тот и упрямо сжал зубы, видно, чтоб подбородок не так дрожал.

– Да-да, а слезные железы им даны, чтобы их игнорировать, – невесело усмехнулся Гордей. – Идите. Вам совершенно точно незачем тут сидеть.

Парень кивнул. Поднялся со стула и слепо вперед двинулся, а у большой китайской розы, которая в этом году как-то особенно яро цвела, остановился и удивленно заметил:

– У меня сын умер. Так странно. Вроде все как всегда, а у меня умер сын…

Горло Фокина перехватил спазм.

– Я вам больше скажу. И когда мы умрем, все как всегда будет.

Просто обычный день. Может, пасмурный, а может, кристально ясный… Где-то будут выпивать, где-то – рваться бомбы, кто-то будет спасать вымирающие виды, а кто-то – собираться на очередное сафари, кто-то вместе с тобой уйдет, а кто-то придет на землю, раскручивая колесо сансары…

И ничего, ничего абсолютно с твоей смертью глобально не поменяется.

От невеселых мыслей Фокина отвлек взрыв смеха, доносящийся из ординаторской. Как лишнее доказательство тому, что жизнь каждый раз продолжается, да…

Гордей хмыкнул. Сунул руки в карманы и пошлепал на звук. Нет, сейчас ему не нужна была компания. Просто его чайник плавно перекочевал сюда. А после нескольких часов беготни пить очень хотелось.

– … а я, девочки, когда овощи тру, вспоминаю лицо свекрови. Выходит быстро и с огоньком. Ой, здрасте, Гордей Саныч… А мы тут немножко передохнуть решили.

– Да вы продолжайте, не стесняйтесь. Я только кипятку налью.

– А чай хотите? У нас тут есть, угощайтесь… Жасминовый, мятный и… Еще я пирожков напекла. Да проходите-проходите.

Ординаторская у них была не слишком большой. Чтобы пройти, Фокину надо было переступить через вытянутые ноги Ромашовой. Та стрельнула в него глазками – как будто это и не она вчера ему наговорила гадостей. Успокоилась, что ли? Впрочем, ему какое дело? Завязывать с этим надо… Почему-то после разговора с тем парнем стало особенно тошно от того, что он свою жизнь по пустякам разменивает. А та бежит, бежит… Тут Ленка, конечно, права.

– А мне эта готовка осточертела! Мозги пухнут, что на ужин состряпать. Все уже надоело. У своего спрошу: «Чего тебе, Миш, хочется?», а тот только плечами пожимает. Вот вы чем, Елена Степановна, мужа кормите?

– Да что сама ем, то и ему даю, – лениво заметила Ромашова. Фокин усмехнулся и скосил на любовницу взгляд. И смех, и грех, блин. Неудивительно, что барышни его покатились со смеху. Но это, конечно, со стороны. А окажись Гордей на месте Ленкиного мужа, было бы ему не до шуток. Ну что хорошего в том, когда жена отзывается о тебе с таким пренебрежением? А это ведь повсеместно так… Может, он потому и не спешил заводить серьезные отношения?

– Я вообще не знаю, откуда у вас силы на готовку после работы. Мой максимум – пельмени, – вставила свои пять копеек Анечка.

– Работа у нас тяжелая. Это да. Завидую удалёнщикам.

– Ага, – усмехнулась Ленка. – Я бы тоже хотела настолько удаленную работу, чтобы в глаза ее больше не видеть.