Мои эльфы. Бунтарь, недотрога и госпожа следователь (СИ) - Жнец Анна - Страница 40

— Ты бы сначала извинился.

— Как мне извиниться? — Сандарин притянул меня ближе, и я ощутила слабый аромат розмарина, исходящий от его кожи. — Я могу сделать это самыми разными способами.

— Не надо мне разными способами. Извинись ртом и…

Я хотела добавить: «…верни мне память», но вдруг поняла, как двусмысленно прозвучала первая часть моей фразы.

Понял это и Галя. Коротко рассмеявшись, он наклонился и поцеловал меня.

Я хотела добавить: «…верни мне память», но вдруг поняла, как двусмысленно прозвучала первая часть моей фразы.

Понял это и Галя. Коротко рассмеявшись, он наклонился и поцеловал меня.

В его дыхании чувствовалась мятная свежесть. Губы были жесткими и требовательными. Пальцы жадно сминали ткань платья у меня на спине. Растерявшись, я приоткрыла рот, и наглец тут же этим воспользовался. Со стоном он скользнул языком меж моих разомкнутых губ и попытался углубить поцелуй. Это сорвало с меня покров оцепенения. Я резко толкнула Сандарина в грудь раскрытыми ладонями. Рука сама собой взлетела вверх. Раздался звонкий шлепок, и по моей ладони прошла волна дрожи.

На лице колдуна заалел яркий след от пощечины.

— Что ты творишь? — зашипела я, встряхнув онемевшую руку, по которой бежали иголочки боли.

Ухмыльнувшись, Сандарин потер пылающую щеку.

— Ты же мой дядя!

— Двоюродный, — скривился Гааль, — даже не родной по крови.

Он снова потянулся ко мне, но я обогнула стол, чтобы использовать его как преграду между нами.

— Я выхожу замуж.

— За одного из этих сопляков? — презрительно рассмеялся колдун. — А за кого именно? Уже решила?

Вопрос поставил меня в тупик.

Пока Сандарин сидел за решеткой, мы с братьями проводили много времени вместе. Гуляли втроем по роще и лесу, ходили на пляж, летали на батту. Все было чинно, невинно. Видя, что я не в духе, принцы не позволяли себе лишнего. Каждый из них считал себя моим мужчиной, а другого — просто приятелем, который меня утешает. Айнан думал, что между мной и Марамиром все кончено. Марамир — что Айнан навязчивая пиявка. И оба они были уверены, что я печальна, потому что волнуюсь за единственного родственника — на самом же деле я пыталась переварить новое, свалившееся на меня знание.

Никто из моих поклонников о свадьбе больше не заговаривал. Быть может, они и вовсе расхотели на мне жениться.

— Или ты решила выйти замуж за обоих? — губы Сандарина изогнула улыбка, полная сарказма. Он двинулся ко мне вдоль стола, я попятилась — в итоге мы просто обошли стол по кругу, поменявшись местами.

— А что, если и за обоих? Какое тебе дело?

Сандарин хохотнул, и этот короткий, едкий смешок ножом полоснул по нервам. Мои слова не воспринимали всерьез. Я говорила «нет», но меня не слышали. В глазах напротив я видела самоуверенность хищника, убежденного в победе. Галя не считал принцев соперниками: куда было этим жалким щенкам до первого мага королевства, опытного, умудренного жизнью мужчины.

Отчаянно захотелось скинуть этого зазнавшегося павлина с небес на землю.

— Я люблю их.

В глазах Сандарина сверкнула сталь. Я ожидала, что его улыбка увянет, но она стала только шире.

— Разлюбишь, — махнул дядя рукой с показным безразличием, под которым бурлило озеро яда. — Познаешь страсть настоящего мужчины и сразу забудешь этих мальчишек. Я буду любить тебя так, как никто другой не полюбит. — Он тяжело оперся кулаками на столешницу и впился в меня алчущим взглядом. Его ноздри раздулись, словно он пытался уловить мой запах. — Я стану самым верным и заботливым мужем. Подумай, у Андарионов дурная кровь. Мать твоих щенков — подлая гадюка. Отец не прочь сходить налево. Яблоко от яблони… А для меня ты всегда будешь единственной. Я столько лет хранил верность той, что меня предала. Просто потому, что не замечал других женщин. Влюбляясь, я слепну. Другие леды перестают для меня существовать. Со мной ты никогда не узнаешь боли измены. Ты ведь помнишь эту боль? Пусть это и не настоящие твои воспоминания, но они так реальны.

Отвлекая меня разговором, дядя снова попытался обойти стол и приблизиться ко мне. Его шаги были мягкой поступью крадущегося к добыче зверя. Голос разливался в тишине сладким медом. Тон змея-искусителя.

— Варна, прими меня. Впусти в свое сердце, в свою жизнь, в свою постель. Я так одинок. Я думал, что уже никогда не смогу полюбить, но ты избавила меня от пагубной страсти к Сольфине. Освободила от этих гнилых мучительных чувств. Благодаря тебе я понял, что могу идти вперед. Я хочу идти вперед с тобой.

Сверкая глазами, Сандарин взял мою руку и прижался губами к тыльной стороне ладони.

— Прости меня. Дай мне шанс. Я весь твой. И ты стань моей.

Хитрый лис. Умеет же заговаривать зубы.

Кашлянув, я отобрала у Гааля свою руку и отступила на шаг.

— Я переспала с Айнаном.

Маг прищурился.

— Соблазнила его на пустынном пляже и… у нас все было.

— Ну было и было, — скрипнул зубами Сандарин.

— Хочешь, чтобы я поступила с ним так же, как его мать с тобой? Использовала и бросила? Обесчестила и ушла к другом?

— Кто виноват, что он такой простофиля? — на челюсти дяди заиграли желваки. — За ошибки приходится платить. Иногда — разбитым сердцем. Это его проблемы. Он не девица, как-нибудь переживет свое бесчестье.

Галя снова попытался взять меня за руку. В его глазах разгоралась жажда обладания.

Я попятилась, уходя от нежеланных прикосновений.

— А если я беременна?

Скулы Сандарина как будто немного заострились.

— Значит, я приму твоего ребенка, — сказал он после небольшой паузы. — Ты беременна?

Я пожала плечами и шагнула назад, держась за край стола. Галя шагнул за мной.

— У меня и с Марамиром много чего было. Тебе нужна такая распутница?

— Судьба у меня такая — западать на распутниц, — вздохнул Сандарин с грустно-ироничной улыбкой. — Но, Гаррот, избавь меня, пожалуйста, от подробностей.

Мы снова стояли вплотную. Высокий колдун нависал надо мной, и мне это не нравилось. Я задыхалась от его близости, чувствовала себя загнанной в угол. Пытаясь чуть увеличить расстояние между нами, я уперлась Гаалю ладонью в грудь, но он был как скала — совершенно не сдвинуть с места. Его пальцы скользнули по моей руке, он еще крепче прижал ее к своей груди.

— В моей жизни было только две женщины, две любви. Одна разбила мне сердце и ушла к Андариону. Если и вторая поступит так же — это будет слишком жестокой насмешкой судьбы.

Сандарин смотрел на меня пылко, выжидающе и прижимал мою ладонь к своему грохочущему сердцу. Всем своим видом он буквально кричал: «Будь со мной, сжалься!» — и я против воли начинала сочувствовать его одиночеству, проникаться его трагической историей любви.

Этот плут знал, что делает. Я давно заметила, что язык у него хорошо подвешен. Первый колдун королевства не лез за словом в карман: если хотел ранить или уязвить — вытаскивал из загашника острую фразу и вонзал ее кинжалом под ребра. Сейчас же у него была иная цель. Он давил на жалость, мастерски играл на струнах женской души, столь склонной к сочувствию. Есть в нас, женщинах, этот комплекс спасительницы, это стремление пожалеть несчастных, обогреть сирых и убогих, обиженных судьбой. Не сомневаюсь, что Галя говорил искренне, но в то же время с холодным расчетом подбирал именно те слова, которые выведут меня на эмоции.

— Ты мной манипулируешь, — я опустила руку, разорвав прикосновение. — Надеешься, что совесть и чувство вины не позволят мне тебе отказать.

Сандарин прищурился. Похоже, я разгадала его коварный замысел. Любишь умных женщин? Получай.

— Но я ничего тебе не обещала. И ничего тебе не должна. Особенно после того как ты со мной поступил. Ты сам уложил меня в постель к принцам. И, знаешь, мне там понравилось.

Вены по бокам дядиной шеи вздулись — с такой силой он стиснул челюсти.

Я присела на край стола, вдруг почувствовав себя невероятно уставшей от этого разговора. Мне захотелось в объятия своих молодых поклонников, наивных, бесхитростных и простых, в этот островок спокойствия и надежности. Лежать между Айнаном и Марамиром и ощущать себя в безопасности. Не бороться, не ждать подвоха, не пытаться кого-то переиграть или отстоять свои границы.