Осколки - Пиккирилли Том - Страница 13

У нее были открытые, дружелюбные манеры.

— Вовсе нет. Меня заинтересовала причина смены стилей. А так — я очень рад, что ты делаешь то, что хочешь делать.

— Ты как писатель должен понимать это лучше остальных.

— Пожалуй.

Пауза затянулась. Мы знали, что подошли к тому моменту, когда стоит заговорить о смерти Сьюзен. Головная боль усилилась, как и зуд в спине. Принесли наши напитки. Она не знала, как подступиться к этой теме, и, пусть я и думал об этом все время, пока стоял в очереди у входа, я и сам не знал. Я понимал искренность ее молчания, но подобная заминка была вполне преодолима. Стоило просто набраться духу.

Но Зенит набралась его первой. Уставившись в свой стакан с содовой, она спросила:

— Вы со Сьюзен были хорошими друзьями?

— Нет, я едва знал ее. А вы?

— Аналогично. Я лишь мимоходом с ней поздоровалась, поздравила с праздником. Больше мы не разговаривали. — Зенит отодвинула свой пустой бокал в сторону и озадаченно откинулась на спинку стула. — На самом деле она привела много людей, чтобы познакомить со мной, как бы рекламируя меня… но в приятной, ненавязчивой форме. Я не понимала, почему она так поступает, но и не возражала особо. Сарафанное радио — лучшая реклама из возможных, особенно в Хэмптоне. — Она покачала головой. — Нет, я не была лично знакома со Сьюзен. Меня пригласил на ее вечеринку друг моей подруги. Седьмая вода на киселе.

Я задавался вопросом, были ли у Сьюзен вообще какие-нибудь настоящие друзья, или все в ее жизни просто плыли по течению в том же царстве мимолетных знакомых, и каждый из нас был призраком, витающим вокруг нее.

— Кто именно?

— Кто меня пригласил?

— Да.

Она неопределенно указала на другой конец зала.

— Ричи. Он вошел где-то две минуты назад, пока мы разговаривали.

Я проследил за ее небрежным взмахом; мне потребовалась минута, чтобы понять, на кого она указывает. Люди болтали, смеялись, склонялись над своими напитками, но прошло совсем немного времени, прежде чем блеск его зубов и рубиновая булавка для галстука привлекли мое внимание. Его волосы были мокрыми и зачесаны назад в тугой пучок, будто он только что выскочил из душа, и еще он был свежевыбрит, как и положено полуночнику. Охранники окружили его, застыв на своих орбитах. Я наблюдал, как официантка принесла загадочному типу с вечеринки графин с вином.

— Как его зовут? — спросил я.

Зенит состроила смущенную гримасу.

— Ричи Саттер. — Выражение ее лица заставило меня заподозрить, что я коснулся не самой удобной темы.

— Дай-ка угадаю. Он владелец «Моста»?

— Почти. Клуб принадлежит его отцу. Ричи просто ведет дела, доставшиеся ему по наследству. — Забыв про Ричи уже в следующий момент, она сказала: — Прозвучит странно, но я чувствую, будто поступаю как-то неправильно… не совсем по правилам. Она умерла только вчера, а сегодня я уже выступаю как ни в чем не бывало… сижу здесь, с тобой. — Ее волосы снова упали на щеку, и она откинула их назад.

— Никаких правил не существует, — сказал я. — Мне хочется с ним познакомиться.

— С Ричи? Но почему?

Это был хороший вопрос. Я не был готов к хорошим вопросам. Бывают моменты, когда не можешь разобраться в сути того, что чувствуешь или думаешь в данный момент, когда невинная ложь и увертки менее полезны, чем переход к сути дела.

— Вчера вечером он, сдается мне, передал Сьюзен пакетик кокаина.

— У тебя такой голос, будто ты на войну собрался, — заметила Зенит, чуть изогнув бровь.

— Кто знает, — неопределенно откликнулся я.

— Ищешь материал для новой книги?

— Нет.

Тень испуга проступила на ее лице.

— Ты же не хочешь ввязаться в заварушку с этим человеком? — Зенит бросила на меня быстрый взгляд, как бы говорящий, что сейчас она пытается оказать мне большую услугу. — Не создавай ему проблем, Натаниэль.

— Я-то?

Шедшая мимо нашего столика пожилая пара остановилась и похвалила выступление Зенит. Не обращая на меня внимания, леди и джентльмен сделали ей комплимент — сказав то, что, как я понял, мне следовало сказать, как только она подсела ко мне. Что ж, повсюду — смерть. Из-за этого я слишком закопался в собственные думы.

Пара ушла, и Зенит повернулась ко мне лицом, спокойно рассматривая меня.

— Ричи Саттер богат, красив, обаятелен и делает практически все, что, черт возьми, ему заблагорассудится. Именно он и вышел на «Ноктюрн» первым. Дело было пару лет назад, еще до того, как отец передал ему управление клубом. Когда «Ноктюрн» отчалил, я продолжала благодаря ему выступать на концертах, играть собственную музыку, работать на разогревах. Когда «Мост» открылся с новым владельцем, Ричи попросил меня стать его постоянной звездой… и вот я здесь. — Она нахмурила брови. — Натаниэль, я действительно не знаю, зачем тебе все это рассказываю, за исключением того, что, возможно, ты хороший парень.

— Да, я такой. — Я едва удержался, чтобы не почесать саднящие царапины, которые мне оставила Сьюзен.

— По твоему стальному прищуру я вижу, ты хочешь спросить, не его ли я любовница. Нет, мы с ним не связаны. — Удивительно, но уж этого-то я точно знать не желал; не мое это дело. — Я не стала бы спать с кем-то ради работы, и даже ради того, чтобы сохранить ее, — не стала бы. Если думаешь, что Сьюзен Хартфорд покончила с собой из-за наркотиков — что ж, не стану спорить, я ее не знала. Но даже если так — в этом лишь ее вина, не так ли?

— Может, и так, — откликнулся я.

С видом спорщицы Зенит собиралась сказать мне что-то еще, но не успела. Крупный мужчина с шеей сорок шестого размера подошел к нам, уперев руки в бока. Он наклонился над столом и произнес:

— Мистер Саттер попросил вас и вашего друга присоединиться к нему за его отдельным столиком, мисс Брайт.

Она посмотрела на меня, и я улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. Стоит, конечно, заметить, что от улыбки этой ни одна дама в каких бы то ни было клубах не падала ни разу к моим ногам.

— Гм, — неуверенно протянула Зенит.

— Конечно, не вопрос, — сказал я.

Ее глаза расширились, и нетерпеливый вздох, который она издала, должно быть, был слышен на другом конце комнаты. Когда она встала, я мог сказать, что она почувствовала, что каким-то образом сыграла мне на руку и неприятностей, о которых она меня только что предупреждала, совершенно определенно не миновать.

Зенит подошла и взяла Ричи Саттера за руку — так, как дети подходят к незнакомцам, протягивающим конфеты и мороженое. Он не поднялся ей навстречу, но жестом указал на кресло рядом с собой. Я не знал, почему за ним всюду ходили вышибалы — свита мужчин с мрачными лицами и каменными челюстями. Он был либо параноиком, либо его кто-то здесь очень недолюбливал.

— Зенит, ты, как всегда, была на высоте, — сказал он ей. — Мне жаль, что я пропустил третье отделение, но я не слышал ничего, кроме похвал за твое выступление.

— Спасибо тебе, Ричи, — сдержанно ответила певица.

— Как публика приняла две новые песни?

— Хорошо. Думаю, можно добавить их в постоянный репертуар.

Мужчина повернулся ко мне:

— Ох, прошу прощения за свои манеры. Я Ричи Саттер. Прошу, присаживайтесь.

— Ричи, — сказала Зенит, — это Натаниэль Фоллоуз.

Я бы никогда не подумал, что это возможно, но улыбка Саттера сделалась еще шире, когда он услышал мое имя. И этот жест расположения ничуть не согрел пресловутые угли моего сердца. Смотреть, как этот тип улыбается, было все равно что сидеть в первом ряду на показе фильма «Челюсти» или наблюдать, как изображает веселье мой брат. Выдача моего имени этому типу лишила меня всяческой форы, на какую я мог бы рассчитывать, оставаясь в тени анонимности.

— Рад познакомиться с тобой, Натаниэль.

Я пожал ему руку.

Ричи Саттер был одним из тех редких мужчин, которые обладают широкой сферой самовыражения без необходимости сильно напрягать лицевые мышцы. Легкий изгиб его верхней губы мог превратить улыбку в усмешку, оскал и гримасу отвращения — на выбор. Его манера поведения явно основывалась на жестком менеджменте эмоций. Большинство людей заполняют свое личное пространство либо освещая его, либо затемняя, но всегда существуя в нем. Ричи Саттер был исключением — он замкнулся в своей собственной ауре, умело прячась у всех на виду. Сидя рядом с ним, я чувствовал притяжение, порожденное будто бы каким-то водоворотом. Он редко закрывал рот, обычно оставляя на виду свои сверкающие зубы. Его глаза были словно отполированные черные самоцветы.