Радужная пони для Сома (СИ) - Зайцева Мария - Страница 18

Ах ты, блять!!! Приехали!!!

Экстренно торможу, Радужка, испуганно расширив глаза, держится за поручень и пищит:

— Что это? Что это было?

Глушу вздрагивающего от неожиданности субарика, поворачиваюсь к ней, прихватываю за подбородок, осматриваю, выискивая возможные повреждения:

— Ты как? Цела? — голос от волнения глохнет немного, и у Радужки, похоже, тоже. Потому что она ничего не говорит, только кивает торопливо. А потом вырывается из моих пальцев и поворачивается к лобовому:

— Что там? Ты кого-то сбил? — и в следующее мгновение, с ужасом в голосе, — человека?

— Да нет… — я врубаю фары на полную, отстегиваюсь, — не похоже… Мелкое что-то. Собака, наверно. Или лиса.

— Откуда тут лисы? — опять шепчет Радужка, с тревогой наблюдая за моими манипуляциями с ремнем, — ты куда?

— Тут чего только нет, Радужка, — усмехаюсь я, — выйду гляну.

— Подожди! — она торопливо хватает меня за руку, смотрит в глаза испуганно, — а вдруг там… Что-то ужасное?

Я пару мгновений изучаю ее бледное лицо, лишний раз понимая, что совсем она маленькая еще… Ей бы в куклы играть под присмотром братишки старшего и папаши…

А она тут, со мной… И мысли у меня ведь были совсем не благородные…

— Что тут может быть ужасного, малышка, — невольно ласково понижаю голос, успокаивая и перехватывая ее ладонь, — все самое ужасное тут, с тобой в салоне сидит… И для тебя оно не опасно.

После этого мягко целую раскрытую ладонь, не удержавшись, легко втягиваю сладкий аромат ее тела и выхожу наружу.

Осматриваю сначала субарика, особенно красный след на капоте. Живое что-то сбил, значит… Пиздец, неприятно.

Подмигиваю напряженно таращащейся на меня из машины Радужке, иду дальше, прикидывая траекторию полета неведомого существа под воздействием нехилого такого удара моего субарика.

И в кустах рядом вижу что-то странное, пегое и мохнатое, габаритами примерно, как собака средних размеров.

Подхожу ближе, присаживаюсь на корточки, оглядывая неподвижно лежащее животное.

Определенно, собака.

Толстолапый щенок-подросток, благородной дворянской породы. Стоячие уши, морда узкая и общая расцветка верхней части туловища указывают на родителя — хаски, или кого-то из этих пород, северных. Может, самоеда, маламута или еще кого, я не особо в теме, просто тут не ошибешся. А вот странные подпалины на заднице говорят, что второй родитель — кто-то из овчаров… И, похоже, хотели из него из него сделать не пойми что, с намеком на породу, потому что хвост отрезан. Причем, недавно, повязка, вон, грязная болтается…

Странное существо, гибрид какой-то… И дохлый, похоже. Не выдержал удара субарика.

Надо быстрее уезжать, пока Радужка не увидела…

— Это собака? Да? Собака? Живая?

Да, блять! Ну до чего непослушная девочка!

Сказано же, сидеть на жопке ровно!

Матерюсь про себя, встаю так, чтоб загородить мертвую собаку от взгляда девчонки, но меня отодвигают в сторону, словно легкую помеху, и бесстрашно наклоняются над псиной.

— Черт… — что характерно, никакой паники в голосе, никакого испуга. Вообще ничего из того, что так тронуло только что, в машине. Сейчас это деловитая, собранная девочка, аккуратно и практически профессионально ощупывающая дохлую собаку. Это откуда у нас такие навыки-то? И брезгливости ноль.

Все мои знакомые девчонки в такой ситуации как минимум тряслись бы от жалости и страха, кое-кто и обрыдался бы… А она спокойная, как танк.

Поворачивает ко мне голову, смотрит серьезно:

— Щенок еще, живой. Похоже, удар пришелся в бок. Может, внутренние органы какие разорвало… Надо в клинику.

Черт…

Еще раз осматриваю неподвижно лежащего собакена и киваю, старательно пряча мысль, что, если б был один, то просто поехал бы дальше и все.

Не стал бы заморачиваться.

Пес выглядит дохлым, и проверять, так ли это на самом деле, я бы точно и не подумал.

А сейчас никак нельзя его тут бросить. Неправильно это. И в глазах Радужки тупо.

И даже возражать смысла нет, потому что подсказывает мне что-то, что, если хотя бы заикнусь об оставлении собаки здесь, то это будет наш последний разговор с ней. Реально последний. И после этого на меня будут смотреть только, как на говно. Реальное, а не фигуральное.

Ну и вообще…

Не по-человечески все же…

Вздыхаю, иду к субарику.

— У меня плед был где-то…

Нахожу плед, накрываю собаку, поднимаю. А нехило так весит щенок…

Определяю его на заднее сиденье, не возражаю, когда Радужка садится туда же, назад.

Завожусь.

— На Калинина давай, там я скажу, куда, — командует Радужка и достает мобильный.

Послушно еду в указанном направлении, забив в глотку вопрос, куда конкретно направляемся. И кто нас там ждет, на Калинина, среди ночи?

Радужка, между тем, досадливо морщась, смахивает с экрана миллион непринятых, набирает номер, дожидается ответа и тараторит в трубку:

— Але, дядь Ром, привет, у меня проблема! Только папе не говорите!

— Куда опять встряла, коза? — слышен из трубки сонный мужской бас.

— Да никуда! Вообще никуда! Дядь Ром… А тетя Наташа рядом?

— Ну а где ж ей быть?

— У меня тут собака… Мы ее сбили, дядь Ром… Мне бы теть Наташу…

В трубке голос меняется на женский, совершенно не сонный, собранный:

— Привет, Риска, в каком состоянии собака?

— Повреждения с правой стороны, рваная рана на боку, но не глубокая, крови много потеряла, ребра, вроде, не повреждены. Но в отключке… — быстро рапортует Радужка, а я только шеей кручу от удивления. Ничего себе! — Хотя нет, вот, задергалась!

— Фиксируй ее и вези ко мне на Калинина, я через десять минут приеду.

На заднем фоне слышно мужское ворчание, и Риска торопливо начинает говорить:

— Теть Наташ, спасибо-преспасибо! И дяде Роме скажите, чтоб папе не говорил. Пожалуйста! И Гошке…

— Ладно, сама с ними разбирайся. Все, жду.

Она отключается, а Радужка поворачивается ко мне и твердо говорит:

— На Калинина ветбольница. Знаешь, где?

Я отрицательно мотаю головой. Вот уж чего-чего, а расположения ветклиник города я не знаю.

— Хорошо, со стороны леса заезжай, и там я покажу. Ч-ш-ш-ш… Ну куда ты рванул, глупый… Лежи….

Она отвлекается на принявшую ворочаться собаку, и я смотрю на дорогу.

Мысли мои сейчас заняты не собакой, а такой новой Радужкой, собранной, деловитой и быстро соображающей в сложной ситуации.

Удивительно быстро для восемнадцатилетки.

И, если в самом начале нашего общения она мне казалась интересной, но понятной, просто веселой, острой на язык девчонкой, потом дерзкой, безбашенной козой, которую дико хотелось обломать, потом нежной, испуганной девочкой, что так и тянет защищать и на руках носить, но сейчас новая сторона личности словно…

Сколько же у нее еще этих граней, о которых я не догадываюсь?

Тетя Наташа оказывается миловидной миниатюрной дамочкой, из тех, что со спины пионерка и с лица тоже не сильно от пионерки ушла.

Правда, взгляд у нее охерительно серьезный, так на меня зыркает, что невольно хочется хвостом вилять.

Псина, кстати, за время пути немного ожившая в руках Радужки, именно так и делает.

Виляет хвостом, поскуливает и пытается облизывать тонкие пальцы тети Наташи, вдумчиво ощупывающие узкую морду.

— Давай на стол ее, — командует она мне, показывая, куда положить зверя, и я с немалым удовольствием избавляюсь от роли санитара.

Выдыхаю облегченно, в очередной раз решая про себя, что ну его нахуй, такие напряги.

— В коридоре ждите, — продолжает раздавать указания тетя Наташа, и Радужка покорно вытаскивает меня за пределы приемного покоя, или как у них, в ветеринарке, это все называется.

Садимся в коридоре на стулья, молчим.

Настроение не то, чтоб плохое, но какое-то непонятное. Эта ситуация со сбитой псиной перевела вполне предполагаемый финал нашего странного свидания в вообще не предполагаемый.