Несбывшаяся весна - Арсеньева Елена - Страница 38
- Предыдущая
- 38/93
- Следующая
– Почему, интересно, не позаботились о запасных? – спросил Поляков.
– В разведшколе предполагали, что в таком большом городе, как Энск, будет нетрудно пополнить запас, – пояснил Проводник.
– Да ну? – усмехнулся Поляков. – Представьте себе, это практически невозможно. Тем паче батареи питания для рации. Для карманного фонарика и то добываем с трудом, – он безнадежно махнул рукой. – Попробуйте спросить в магазинах – вас, штатского, тут же возьмут на заметку. – Он внимательно посмотрел на Проводника. – Так что, Михаил Климович, к большому огорчению ваших бывших хозяев, связь придется прекратить.
– Как это? – встревоженно воскликнул Проводник. – Как же прекратить, если все так хорошо идет? Неужели нельзя достать батареи? Да я и на прежних еще могу работать. Если достать аккумулятор, можно подзарядить, я… – Он так откровенно огорчился, что Поляков одобрительно потер руки:
– Если даже вы так расстроились, можно представить, как схватится за голову господин Моор. Предположим, им жаль доставить вам деньги – мол, как-нибудь проживете! – но они-то без вашей информации точно не проживут. Вот на это и будем давить. Сообщите категорично, что батареи на исходе, раздобыть их негде и, если в ближайшее время хозяева не найдут способа передать вам питание, сеансы радиосвязи придется прекратить. И пусть знают наших!
– Так точно! – воскликнул Проводник, и Поляков увидел, что тот искренне рад.
Однако, подумав, он рассудил, что на герра Моора нужно воздействовать чем-то покрепче слов, что одного только сообщения будет недостаточно. Поэтому в электроцепь рации, на которой работал Проводник, во время передачи стали подключать реостат. Дополнительное сопротивление уменьшало силу тока в цепи, а значит, ухудшало слышимость.
«Повторите, повторите, – все чаще стал просить радист разведшколы, – плохо вас слышу, не понял, не понял…»
На приеме-то реостат, конечно, выключался, сам Проводник все слышал отчетливо, но «для близиру» и он то и дело просил повторить распоряжение, а однажды из-за «плохой слышимости» даже прекратил передачу.
И вот в середине августа Проводник после очередного радиосеанса радостно сообщил, что варшавский радиоцентр информировал о предстоящем вылете связника с деньгами и питанием для рации. Правда, даже приблизительно день назван не был. То есть связной мог появиться и завтра, и через две недели.
– И кто называет немцев пунктуальными, какой дурак? – проворчал Поляков, услышав новость.
Ну что ж, предстояло снова ждать у моря погоды. Неприятный сюрприз!
Однако это был не единственный сюрприз дня. Спустя буквально два часа после возвращения Полякова от Проводника в управление позвонила тетя Паша и сообщила, что в приемный покой больницы приходил человек и интересовался состоянием здоровья Степана Мефодьевича Босякова.
Бродяги!
– Где он? – быстро спросил Поляков. – Он не может вас слышать?
– Нет, не переживай, Егор Егорович, – откликнулась тетя Паша. – Конечно, не может, он уже небось эвона где!
– То есть как? – помертвел Поляков. – Он уже ушел?!
– А как же, – солидно проговорила тетя Паша. – Минут двадцать как.
– Что?! А почему вы так поздно позвонили? Мы же договаривались, что сразу, как он появится…
– Дак ведь телефон занят был, – объяснила тетя Паша с несколько обиженным выражением. – Откель же мне было звонить?
– Ч-черт, черт, черт! – простонал Поляков. – Упустили! Все, упустили! Ч-черт!!!
– Не поминай врага рода человеческого всуе, – наставительно проговорила тетя Паша. – Ясно тебе, Егор Егорович? И никого мы не упустили.
– Вы же сказали, что он ушел!
– Да и что ж такого? Далеко не уйдет! Я его, милого, как облупленного знаю. Это ж Коноплев, Василий Васильевич Коноплев приходил!
– А кто такой Василий Васильевич Коноплев? – насторожился Поляков. – Вроде знакомая фамилия…
– Ну уж не знаю, знакомая тебе его фамилия или незнакомая, одно скажу: начальник телефонной станции Автозавода, вот кто такой Коноплев.
– Района Автозаводского? Или самого завода? – уточнил Поляков. – А откуда вы его знаете?
– Завода, завода. И как же мне его не знать, когда мой муж у него до тех пор работал, пока его на городскую линию монтером не взяли? – воскликнула тетя Паша. – Да я небось на демонстрациях первомайских и в честь 7 ноября этого Коноплева сто раз видела. Ну а если не сто, то раз пять – уж точно!
– Тьфу ты, – вздохнул с облегчением Поляков. – Отлегло… А вы не перепутали, тетя Паша?
– Что я тебе, дура беспамятная! – снова обиделась соседка. – У меня память на лица знаешь какая? Раз человека увижу – и на всю жизнь как отпечатался.
– Ну, извините! Простите, дорогая тетя Паша! – засмеялся Поляков, еще не вполне веря в удачу. – А этот Коноплев не мог вас узнать?
– И-и, милый! – насмешливо протянула тетя Паша. – Куды! Кто они – и кто мы! Небось он бы даже моего Лариона Иваныча, покойного, не узнал бы, встреться с ним, а уж меня – тем более. Вдобавок в халате да косынке белой. Замаскировалась я тут в больничке – что тебе разведчик в тылу врага! Не тревожься, соблюли мы секретность как надо. Наилучшим образом. Я ему все обсказала насчет Босякова, как ты велел, а он только головой покрутил: какая, дескать, беда, умер старинный приятель, царство небесное!
– Что, так и сказал – царство, мол, небесное? – недоверчиво переспросил Поляков.
– Ну, он сказал – земля пухом, – после минутного раздумья уточнила тетя Паша. – А ты и зануда, Егор Егорович!
Поляков положил трубку и быстро закурил. Только чудом все не сорвалось. Только чудом!
Значит, начальник телефонного узла Автозавода Василий Васильевич Коноплев и есть Контролер. Никаких сомнений! Поскольку Степан Босяков – фигура насквозь вымышленная, «рожденная» не раньше октября прошлого года, он не мог быть «старинным приятелем» кому бы то ни было, и знать о нем мог только человек, проинструктированный «штабом Вали». Интересно… Очень интересно, каким же образом начальник телефонного узла Автозавода мог ввязаться в шпионские игры? Когда? И как умудрялся так хорошо маскироваться, что об этих играх не просочилось никаких сведений, даже намека на них не проникло во всеслышащий НКВД?
Если сейчас копнуть в архивах дело Коноплева, подумал Поляков, небось выяснится, что и дела-то никакого в помине нет. И не слышал о нем раньше никто, и ни в чем не подозревал. И окажется он чист аки стеклышко!
Тут он вспомнил про тетрадки, оставленные ему дядей Гришей. Вернее, бывшим агентом сыскного отделения Григорием Охтиным. Профессионалом своего дела, который не пропускал ни единой мелочи.
Охтин, который видел целью для себя и молодого Георгия Смольникова не только откровенный террор, но и дискредитацию советских выдвиженцев (и планы эти во многом были воплощены в жизнь, вспомнить тех же Верина и Русанова!), собирал собственные досье на всех, кто мог оказаться в числе их будущих жертв. Он ведь работал на Автозаводе чуть не с первых дней начала строительства – с тех пор, как туда понаехал со всей области и Поволжья самый разномастный народ, поселился в осклизлых землянках и начал и за страх, и за совесть возводить пресловутый «гигант первых пятилеток». Дядя Гриша спал и ел рядом с этими людьми, говорил их языком, болел их болезнями, знал их беды, наблюдал, как развивалась их жизнь. Многие из тех, кто приходил на строительство в рваных сапогах и гнилых онучах, вырастали в десятники, бригадиры, мастера, а порой, поднатужившись и выучившись, выходили и в ИТР. Случалось, делали и партийную карьеру. По ступенькам служебной и социальной лестницы они поднимались «под приглядом» Охтина. Он знал о них все: кто что скрыл из своей былой жизни, кто подтасовал факты, кто на кого донес, чтобы выдвинуться, кто о чем беспардонно солгал. Было много на стройке и тех, кто когда-то бежал из родных сел, спасаясь от раскулачивания, вернуться туда не мог, а жить на что-то нужно было, не все ж в медвежьих углах отсиживаться… Охтин не презирал этих людей – он жалел их, многих даже уважал и наказывал Георгию хорошо думать, прежде чем пустить в ход ту или иную информацию. Люди делились для него на тех, с кем можно было ужиться – и кого следовало уничтожить.
- Предыдущая
- 38/93
- Следующая
