Ружемант 5 (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 1

С девчонками прощались долго и неохотно.

Белка держала за руки, смотрела в глаза.

Обнялись на дорогу.

Думал, будет гомон слов, плеяда обещаний: вместо этого слушали тишину. Ни к чему слова.

— Хочешь, приеду к тебе? — Она спросила первой, я покачал головой.

— Не хочу. Настаиваю. Как только отдохнете — давайте встретимся? Через пару-другую недель?

С пацанами в прошлой жизни прощался так же. Мечты о том, чтобы выпить пива, пойти по бабам, арендовать баню до конца дня никогда не сбывались. Встречались по новой лишь в окопах.

Отчаянно верил, что с девчонками выйдет иначе. С девчонками всегда иначе…

Вокзал. Посмотрел на медленно тянущиеся линии поездов: не захотел трястись. Спросил у Ириски про состояние счета: там красовалась какая-то баснословная сумма.

На такси до дома так точно хватит.

Таксист был приветлив, но угрюм. Битый жизнью гоблин в кепчонке, ничего лишнего.

До дома не доехал.

Гоблин выудил из кармана вонючий бычок, задумчиво сунул в рот, когда попросил остановить у магазина женской одежды. Велел ему езжать, не ждать меня — обдав на прощание бензиновым смрадом, он унесся вперед.

Продавщица поутру была сонной: не засыпала лишь по причине работающего телевизора. Глянул: как раз говорили про Вратоград. Говорящие головы экспертов точили пальцы, чтобы многозначительно пихать их в потолок, изрекать мудрые мысли о силе русского духа и оружия. Сказали: Император готовит парад победы в честь павших солдат.

Почуял себя на стыке интересных времен и перемен, не испытал по этому поводу никаких чувств. Силился вспомнить: какой у Инки размер? Ей понравится рыжее платье с оборками? А белое с рюшечками?

Из магазина заскочил в торговый центр: раскошелился на шоколад. Заглянул в «Детский мир» — приглянулся плюшевый крокодил. Спросил себя, зачем он ей? Ответа так и не нашел, но все равно купил: пусть будет.

Не спешил, ждал, когда придет лифт. В первую неделю увольнительного несся по ступенькам бегом. Сейчас чуял, что у меня все время мира.

Вспомнил, как еще вчера просыпался каждый час, в гнетущей мгле суетливо рыскал по карману. Боялся, что мятый лист вольной мне приснился.

Глянул на него и сейчас, улыбнулся. Представил, как скажу кошкодевочке, что вернулся. Не на неделю — навсегда.

Здравый смысл сомневался: а ты сумеешь? Отказаться от бешеного ритма жизни, нырнуть в мирный быт?

Сам не знал. Обещал, что попробую. Придумаю, куда вложить деньги. Позвоню девчонкам. Но все завтра, сегодня сон, вкусная еда и Инна…

Нажал на кнопку звонка раз, другой — никакого ответа. Спит, что ли? Или ушла в школу?

Ириска кашлянула, намекнула — сегодня воскресенье. Может, ушла с ночевкой к подруге? И вспомнил: она же без моего слова из дому нос боялась показать. Осмелела, пока меня не было?

Порылся в карманах — разве не брал с собой ключа?

Тот нашелся, но не там, где искал: под ковриком. Никогда не понимал этой дурной привычки, но сейчас мне на руку.

Первым, что почуял, распахнув дверь — стойкий запах пыли и духоты. Провел пальцем по крышке зеркала в прихожей, на пальце остался серый след: либо Инна совсем мышей не ловит и забила на уборку, либо…

Даже не знал, что думать: в ее комнате пусто. Пустые шкафы для белья, сиротливо ждущий хозяйку письменный стол.

Закусил губу. Настроение с праздничного перетекло в тревожное. Словно в тумане, подошел к телефону. Ириска сообщила, что в нем нет надобности: может набрать любой номер с нейрочипа.

Качнул головой — звонить будем позже, интересовал исписанный бисерным, не моим почерком блокнот.

Номер должен был быть, и он был. Обведен красной ручкой, напротив лаконичная подпись — СанСаныч.

Ириска тут же его набрала — после пары гудков по ту сторону сняли трубку. Ответил усталый женский голос.

— Можно Александра? — чувствовал себя маленьким мальчиком. По ту сторону трубки тяжко, мрачно выдохнули.

— Ох, Максим, это ты? Это тетя Валя. Горе-то какое, ты ведь и не знаешь! Горе — нету с нами больше Сашечки!

У меня все похолодело внутри.

— Две недели назад машина сбила. Ой, Максимка…

Не любил женских слез. Сухо высказал соболезнования, попрощался. Обещал найти время, чтобы заскочить на сорок дней.

Выдохнул, опустился на диван — началось в деревне утро. Плюшевый крокодил с сочувствием косил на меня желтый глаз. У кого искать, у кого спрашивать? Может, набрать Кэлису — та много знает. Или Макмамбетова: хватит денег заплатить ему за информацию…

Звонок в дверь вырвал из тяжких дум. Может, это она? Вернулась домой?

Радоваться раньше срока не стал и не зря: вместо кошкодевочки передо мной вырос здоровяк. Такие с добрыми вестями не приходят.

— Кошку драную не терял? — От него разило сивухой и луком. А еще давно немытым телом. Поигрывали мышцами не по-осеннему обнаженные широкие плечи.

Схватил его за майку-алкоголичку без лишних разговоров, затянул в квартиру.

— Мужик, ты чего? — Он опешил, когда скрутил его, ткнул мордой в пол.

— Будь хорошим мальчиком и скажи, кто и зачем тебя послал?

— Слышь, пусти! Это шутка была! Пранк!

Высвободил себе руку, схватил за указательный палец, резко дернул: ушей коснулся неприятный хруст. Здоровяк взвыл, задергался, что кастрированный кабан.

— А я вот плохо понимаю шутки. Пальцев у тебя десять, на каком ты сломаешься?

— Ты че? Да я тебя… — Он вернулся к угрозам.

Сломал еще два, один за другим. Для наглядности серьезных намерений. Он взмолился, когда взялся за четвертый, скуляще залепетал:

— Стой. Хватит, перестань! Мне всего лишь заплатили.

Ага, и наверняка сказали, что обоссусь от одного только его вида.

— Там, — хрипло пробасил он, — в заднем кармане.

Выудил из его джинсов плоскую, гибкую панель.

— Кто заплатил?

— А я знаю?

— Значит, четвертый палец лишний?

Он дико завращал глазами.

— Нет, стой! Правда, я не знаю! Мне забашляли, сказали: шутка!

— Славно посмеялись, ага? — зло ухмыльнулся. Выудил из квартиры в коридор, потащил за шиворот — здоровяк не сопротивлялся.

— Пшел! — спустил его с лестницы. Бедолага заохал, тяжко поднялся, пробубнил мне в спину, что сожжет хату. И что теперь мне всю жизнь оглядываться.

Будто думал, что ломанусь за ним следом, доходяга припустил вниз что было духу. Делать мне больше нечего…

Вернулся в квартиру, прошел на кухню, сел за стол. Помедитировал над черной пластиной: не знал, чего ждать от того, что увижу.

Выдохнул, прогнав страхи, коснулся матовой поверхности. Планшет тотчас же заработал…

Старик с нашей последней встречи совсем не изменился. Осанка, вид: все как было.

Сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Костюмчик с иголочки, трость с бриллиантом. Изумрудами пылали золотые перстни на пальцах.

Вербицкий-старший…

— Давно не виделись, господин Потапов. Желаю здравствовать вам и вашему роду!

Он постучал острым кончиком трости по лакированному полу, дерзко улыбнулся.

— Наверняка не ожидали увидеть свой дом в запустении. Позвольте заверить — так случается с каждым. Сегодня ты на коне, с шашкой в руках, завтра под конем, а шашка рубит вами обоими.

Не сразу заметил в его руках кожаный ремешок. Резко развернувшись, старик рявкнул.

— Место! Я сказал — место, блохастая погань! — и вновь обернулся ко мне, натянул на лицо елейную улыбку. — Прошу простить, сами понимаете: зверолюды. Никакой на них управы, только… крепкая рука.

По морщинистому лицу пробежало напряжение, он резко дернул поводок на себя.

До этого было противно смотреть на его представление.

Сейчас мне захотелось узнать, в какой ангар загнали Зверя Войны, и выехать, оставить от особняка Вербицких лишь развалины.

Обнаженная Инна рухнула на колени. Ошейник почти не давал ей дышать. В глазах ужас и мольба.