Договор на крови (СИ) - "Каин" - Страница 36

Я не сдержался и засмеялся, представив шок молодого Волкова.

— Вот и я смеялся, — улыбнулся мужчина. — Тогда решил, что женюсь на ней.

— Почему же не женились?

— Потому что попал под статью о вымогательстве. А когда за дело взялся Филипп Петрович, я уже понял, что выйти не получится. Слишком уж известной фигурой он был уже в те времена. А еще про него говорили, что Чехов не любит проигрывать. Поэтому и закрывает почти все дела. И когда я и мои друзья быстро попали в острог, то из него почти все пошли на каторгу.

— Интересная история, — заключил я.

— Во времена Смуты многое в жизни людей могло превратиться, как вы сказали, в «интересную историю», — ответил Волков, допил чай и поставил чашку на стол. — Я узнал, что Любови Федоровны нет в живых, когда уже отбывал наказание. Представьте, Павел Филиппович, я тогда подумал, что если бы остался на свободе, то не позволил случиться этой беде. Костьми бы лег, но не позволил ей погибнуть.

— Простите, но мне кажется, что вы вряд ли смогли бы помешать Виноградовой жить и умереть так, как ей было суждено.

— Я мог бы попытаться, — горько вздохнул мужчина. — Но теперь уже и впрямь не узнать, как все могло сложиться. Я не стал другим человеком, мастер. Я все еще тот, кто с удовольствием взял бы паяльник, чтобы восстановить справедливость. Вот только вновь оправляться на каторгу мне не хочется. Я для этого стал слишком стар.

Он повернулся, к стене и указал на картину.

— Я подарил хозяйке дома несколько полотен в этом стиле. Думал, она их тоже отправила обратно. А она оставила себе, значит. Надеюсь, они ей нравились, а не просто закрывали дырки в обоях, — мужчина поднялся с кресла и выпрямился. — Если это все, что вы хотели узнать, то вынужден откланяться. У меня режим. И прямо сейчас мне надо выпить капли от сердца и ложиться спать. Так велит мой лекарь, что б ему пусто было. Спасибо за чай. Странно, что именно такой тут подавали много лет назад.

— Позвольте, я провожу вас, мастер Волков, — произнёс я и встал с кресла.

Мы еще раз попрощались на пороге и Волков покинул приемную. Я же запер за ним дверь и направился в жилое крыло. Заглянул в комнату Фомы, где по-прежнему дежурил Лаврентий Лавович. Парень дремал, сидя в кресле и опустив подбородок на грудь. Рядом с кроватью же неподвижно зависла Любовь Фёдоровна. Я подумал, что она меня заметила, просто притворилась, что не видит. А быть может впала в свой особый транс, который в последнее время я наблюдал за ней. Я осторожно прикрыл дверь, поднялся на второй этаж и направился в свою комнату.

Вечер выдался нервным и очень уж утомительным. И едва я лег в кровать, а моя голова коснулась подушки, как я провалился в беспокойный сон.

Я стоял в пустом темном коридоре лицея, оглядываясь по сторонам. И как водится во сне, я не понимал ни как здесь оказался, ни зачем сюда пришел.

Двери аудиторий были закрыты. Я подошел к одной из них, подергал ручку. Заперто.

Света тоже не было. Кнопка выключателя не сработала.

Внезапно впереди, в темноте мелькнул знакомый силуэт. И я быстро направился за ним.

Девушка свернула в правое крыло, остановился у двери одной из аудиторий. Потянула на себя створку и скрылась в кабинете. Я быстро подошел к двери, подергал ручку. Но та не поддалась.

Я взглянул на стену у двери, где была табличка с названием предмета и именем преподавателя. Но буквы расплывались и как я не силился — так и не смог ничего разобрать.

За дверью послышались приглушенные голоса. Но слов я не понимал. Люди в аудитории говорили очень тихо. И, скорее все, далеко от двери. Но судя по голосам, в кабинете было двое. Мужчина и женщина.

А затем послышался звонок, который оповещал об окончании пары. И я обернулся, ожидая, что двери аудиторий сейчас откроются и учащиеся выйдут в коридор. Но ничего не происходило. А звонок продолжал настойчиво звенеть, вырывая меня из сна. И я проснулся.

Сел на матрасе, потер ладонями лицо, чтобы прийти в себя. Затем встал с кровати и направился в ванную. Быстро привел себя в порядок и вышел в гостиную.

— Доброе утро, Павел Филиппович, — послышался сбоку голос Виноградовой и я, не оборачиваясь, кивнул.

Передо мной на стол приземлился поднос, на котором стоял заварник, чашка и блюдо с оладьями.

— Как себя чувствует Фома? — уточнил я, пока Виноградова наливала в чашку чай.

— Лекарь говорит, что наш котик стабилен. Помирать не собирается, — ответила призрак. — Если повезет, то через пару дней его можно будет приводить в себя. А дальше посмотрим.

Я снова кивнул, откинулся на спинку и сделал глоток чая.

— Какие планы на день? — полюбопытствовала Виноградова.

— Сперва подожду, пока дом не посетит с официальным визитом отец, — ответил я.

— Думаешь, он приедет? — с сомнением спросила призрак.

— Уверен. Вчера Филипп Петрович наверняка запрягал осведомителей и группы следствия. А сегодня он посетит наш дом.

— Все же он переживает за тебя, — вздохнула призрак, но я покачал головой:

— Дело не в этом. Покушение на меня — это нанесение оскорбления семье. А он считается главой семьи Чеховых. И если он или жандармы не найдут и не накажут нападавшего, у высокого общества появится много вопросов.

Я сделал последний глоток, поставил на поднос пустую чашку и встал с кресла:

— Спасибо за чай, Любовь Фёдоровна. Он получился очень вкусным.

— У меня всегда был хороший чай. Твой вчерашний гость не покривил душой, когда это заметил.

— Вы действительно были с ним знакомы?

— Павел, за мной увивались многие. Кто-то хотел моих денег, кто-то желал связей, которыми я владела. Некоторые жаждали приручить хищницу, которую во мне видели. И Волков, как мне казалось, был именно из таких людей. Он пытался купить меня. Но несмотря на мою любовь к деньгам, я никогда не продавалась.

— А как же картины?

— Я выкупила их у художника, которому их вернули, — пояснила женщина с улыбкой. — Мне правда понравились эти полотна.

— А тот бриллиант из диадемы? — не унимался я.

— Он был слишком хорош, чтобы возвращать его бандюгану! — возмутилась женщина. — И он наверняка подарил бы вещицу какой-нибудь мадамке, которая отнесла бы ее в ближайший ломбард. И не факт, что ломбард был бы мой! К тому же я на самом деле пользовалась камнем, чтобы оставлять на стекле засечки. Он очень удобный. Кстати, — Виноградова задумалась, — надо его найти. Я точно помню, что положила его в тайник…

Призрачная дама растворилась, оставив меня одного.

По пути в офис я заглянул в комнату помощника и убедился, что парень продолжает неподвижно лежать в кровати. Фома мерно дышал, а бледность со щек начала сходить. Развернулся и хотел было покинуть комнату и почти столкнулся с Лаврентием Лавовичем, который только что вышел из душевой и щеголял в махровом халате для гостей, который ему, очевидно, выдала Виноградова.

— Доброе утро, Павел Филиппович, — смущенно поздоровался он и тут же посетовал. — Представляете, я вышел из душевой, а моей одежды нет. Пришлось облачаться в это.

— Не берите в голову, — отмахнулся я. — Скорее всего, Любовь Федоровна решила, что ваши нуждаются в чистке.

— Мою сумку еще не привезли.

— Могу одолжить вам что-то из своих костюмов, — предложил я. — Они окажутся вам немного великоваты в плечах, но вполне подойдут по росту.

Парень слегка покраснел и пробормотал:

— Да как-то неловко.

— Не переживайте об этом, — успокоил его я. — Сегодня в моем кабинете приема нет. Визитеры будут, но, поверьте, никто не станет оценивать вас по одежде. К тому же, как мне кажется, если кустодии обещали привезти ваши вещи, то вскоре явится один из них и приволочет что-то замотанное в наволочку.

— Избави Искупитель, — ахнул парень. — Скажите, что вы пошутили, княжич. У меня книги, часть которых очень хрупкие.

— Конечно, это шутка, — быстро согласился я, чтобы не изводить лекаря. Хотя подумал, что если доставку вещей поручат Зимину, то повезет, если он не будет пинать тюк из наволочки до самого порога дома. — Вы уже позавтракали?