Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды - Кружков Григорий Михайлович - Страница 48
- Предыдущая
- 48/67
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
48
Пища Любви
Амур мой погрузнел, отъел бока,
Стал неуклюж, неповоротлив он;
И я, приметив то, решил слегка
Ему урезать рацион,
Кормить его умеренностью впредь —
Неслыханная для Амура снедь!
По вздоху в день — вот вся его еда,
И то: глотай скорей и не блажи!
А если похищал он иногда
Случайный вздох у госпожи,
Я прочь вышвыривал дрянной кусок:
Он черств и станет горла поперек.
Порой из глаз моих он вымогал
Слезу, — и солона была слеза;
Но пуще я его остерегал
От лживых женских слез: глаза,
Привыкшие блуждать, а не смотреть,
Не могут плакать, разве что потеть.
Я письма с ним марал в единый дух,
А после — жег! Когда ж ее письму
Он радовался, пыжась как индюк, —
Что пользы, я твердил ему,
За титулом, еще невесть каким,
Стоять наследником сороковым?
Когда же эту выучку прошел
И для потехи ловчей он созрел,
Как сокол, стал он голоден и зол:
С перчатки пущен, быстр и смел,
Взлетает, мчит и с лету жертву бьет!
А мне теперь — ни горя, ни забот.
Амур-ростовщик
За каждый день, что ссудишь мне сейчас,
И каждый час —
Тебе, сквалыжный бог, верну я десять,
Когда, седой, устану куролесить.
Ну, а пока позволь мне, сняв узду,
Скакать, ценя не лошадь, а езду,
И, дам смешав, не помнить на ходу,
С какой иду.
Соперника письмо перехватив,
Позволь порыв
Мне не сдержать и загодя явиться,
Чтоб обе — и служанка, и девица —
Остались с прибылью. Мой вкус не строг:
Цыпленок сельский, светский пирожок
И бланманже придворное — мне впрок
И в самый сок.
Так, по рукам! Когда ж я стану стар,
Зажги пожар
В развалине, и пусть плачу впервые
Стыдом и мукой за грехи былые.
Тогда взыщи, жестокий кредитор,
Мои долги с лихвой; до тех же пор
Избавь меня от застящих простор
Любовных шор!
Сделка с Амуром
Что ты за бес, Амур! Любой другой
За душу дал бы, хоть недорогой,
Но выкуп; скажем, при дворе
Дают хоть роль дурацкую в игре
За душу, отданную в плен;
Лишь я, отдавши все, взамен
Имею шиш (как скромный джентльмен).
Я не прошу себе каких-то льгот,
Особенных условий и щедрот;
Не клянчу, говоря всерьез,
Патента на чеканку лживых слез;
И радостей, каких невесть,
Не жду — на то другие есть,
В любимчики Любви к чему мне лезть!
Дай мне, Амур, свою лишь слепоту,
Чтоб, ежели смотреть невмоготу,
Я мог забыть, как холодна
Любовь, как детски взбалмошна она,
И чтобы раз и навсегда
Спастись от злейшего стыда:
Знать, что она все знает, — и горда.
А коль не дашь мне ничего, — резон
И в этом есть. Упрямый гарнизон,
Что вынудил врага стрелять,
Кондиции не вправе выставлять.
Строптивец заслужил твой гнев:
Я ждал, ворота заперев, —
И сдался, только лик Любви узрев.
Сей лик, что может тигра укротить,
В прах идолов языческих разбить,
Лик, что исторгнет чернеца
Из кельи, а из гроба — мертвеца,
Двух полюсов растопит лед,
В пустынях грады возведет —
И в недрах гор алмазный створ пробьет!
Ты прав, Амур! Коль должен быть мятеж
Наказан, на куски меня разрежь —
И тем науку преподай
Грядущим бунтарям; но не пытай
Заране, коли бережешь
Для опытов, и не карёжь:
Науке труп истерзанный не гож.
Пагуба
Когда умру — невесть с какой причины,
Врачи, во имя медицины,
Разрежут труп и, по частям членя,
Найдут твой образ в сердце у меня.
И вдруг — всех, кто столпился рядом,
Сразит каким-то страшным ядом,
И — торжествуй! — над жертвою моей
Восстанет трупов новый мавзолей.
К чему тебе сей монумент неправый? —
Когда и впрямь ты жаждешь славы,
Убей чудовище, что сторожит
Твой сад, — Презренье — и колдунью Стыд;
Сожги, как готы и вандалы,
Все хроники и все анналы
Своих побед, чтоб силы уравнять,
И без подмог убей меня опять.
Я тоже мог призвать на помощь
Таких гигантов и чудовищ,
Как Постоянство (до скончанья лет)
И Скрытность, — только в них мне проку нет.
Мощь истинную обнаружа,
Будь женщиной, отбрось оружье —
И знай: когда солдат прекрасный наг,
Пред ним сраженным ляжет всякий враг.
48
- Предыдущая
- 48/67
- Следующая