Греши и страдай (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 69

Какое право кто-либо имеет над другим?

Мой отец дал мне жизнь, но давало ли это ему право бить меня, если я не подчинялся?

Мой брат разделял со мной кровь, но разве это давало ему право насмехаться надо мной и манипулировать мной?

Мне не нужен был ответ. Он у меня уже был.

Никто не имел права заставлять другого делать то, чего он не хотел, особенно когда это было неправильно.

— Килл, четырнадцать лет

Вот и все.

Мой окончательный план был обнародован, и Клео знала все.

Моя непоколебимая концентрация на протяжении почти десяти лет была озвучена, признана и воплощена в жизнь. Торговля велась не ради богатства или престижа — это было финансирование крупнейшей операции по реформированию, которую мы когда-либо видели. Перестройка «Чистой порочности» проводилась не ради удовольствия Уоллстрита; это была не такая уж мелочь — заботиться о членах или нашем образе жизни — это было сделано для того, чтобы показать миру, что сообщества, которые ставят своих последователей на первое место, процветают. Это должно было показать, что люди, пришедшие к власти, несут ответственность за управление и руководство без постоянных манипуляций или надзора.

Это было то, о чем правительство забыло. Оно было настолько оторвано от своего народа. Настолько ослеплено откатами и куплено людьми с помощью кампаний и тайных сделок, что они стали скорее врагами, чем спасителями.

У всего этого была цель.

Моя месть была многогранной. Да, я хотел крови отца. Но я тоже хотел расплаты. Это было то, что поддерживало меня в те черные как смоль моменты, когда я скучал по Клео и желал смерти, чтобы присоединиться к ней. Это было то, что дало мне силы продолжать борьбу. Продолжать верить.

Не просто убить отца.

Не просто отомстить.

А сделать мир лучше. Чтобы никому больше не пришлось страдать от предательства, которое было у меня.

— Скажи что-нибудь — наконец пробормотал я.

Клео сидела неподвижно, голубые бусинки на ее платье мерцали при каждом ее вздохе.

— Многовато информации для одного раза, — Самсон встал и налил себе еще бокал. — Я был таким же, когда Килл впервые объяснил мне это. Но если ты подумаешь и осмыслишь, увидишь, что мы делаем это по правильным причинам.

Клео сглотнула, она сжимала и разжимала руку под моей.

— Честно говоря, я не знаю, что сказать. Это грандиозно. У меня не укладывается в голове.

Я хотел прижать ее к себе и прогнать ее ошеломленный страх.

— Я понимаю. Я не прошу тебя следить за всем, что мы говорим, и даже не прошу понять, почему именно мы должны это сделать. Но я прошу твоей поддержки.

«Пожалуйста, прими эту часть меня. Не убегай».

Я не позволял себе осознать, в какой жопе окажусь, если бы она сказала «нет».

Зеленые глаза Клео встретились с моими, пылая честностью.

— Ты никогда не должен сомневаться в этом. Она у тебя есть. Навсегда.

Огромная тяжесть исчезла.

Я сжал ее руку.

— Спасибо.

— Но зачем говорить мне об этом сейчас?

Я улыбнулся.

— Многое встало на свои места. Я всегда обещал Уоллстриту, что не буду торопиться быть в центре внимания, когда с моим отцом разберутся. И…

Как я мог сказать Клео, что человек, который помог это организовать, который придал мне уверенности и навыков, необходимых для этого, скоро выйдет на свободу. Он был стержнем во всем этом. Он должен был стать представителем, и от меня зависело подготовить его трон к тому времени, когда он будет освобожден.

— И… — подсказала Клео.

Я сдвинулся на край кресла, нервно подрыгивая ногой. Разговоры о таких вещах всегда заряжали меня в равной мере энергией и стрессом. Я знал грандиозную задачу, которую мы поставили. Я также знал, какая ложь и дурная слава появятся в прессе. В моей жизни не будет пощады, и, в свою очередь, в жизни Клео тоже. Она была частью этого, даже если не хотела.

— Уоллстрит помилован. Он просто ждет окончательных документов об освобождении и снова станет свободным человеком.

Глаза Клео сузились.

— И он думает, что весь мир пойдет за ним, потому что он преступник из белых воротничков, которого посадили за что именно? Уклонение от уплаты налогов?

Я покачал головой.

— Нет, конечно, люди не стали бы слушать. Он не совсем порядочный член общества. Но во многих отношениях он именно то, что нужно. Он готов пожертвовать состояние, которое он скрывал от правительства, на помощь тем, кто в нем больше всего нуждается.

Клео нахмурилась.

— Так ты хочешь сказать, что он собирается стать современным Робин Гудом? Брать деньги из грязных лап лидеров и отдавать нищей публике?

Улыбка озарила мое лицо.

— Это довольно лестная аналогия, но она вроде как работает.

Самсон примостился на подлокотнике кресла, с которого он встал.

— Все намного сложнее. Чтобы осуществить что-то такого масштаба, нам нужны неограниченные ресурсы, — указывая на меня, он улыбнулся. — Вот где проявляется гениальность.

Острое копье в моем черепе напомнило мне, что, если я не исправлю свой мозг в ближайшее время, все наши планы могут полететь к чертовой матери. Моя непринужденность и укоренившиеся знания все еще были потеряны для меня. Сделки, которые я совершил вчера, выглядят неуклюже по сравнению с предыдущими.

— И нам нужно, чтобы члены по обе стороны баррикад соответствовали друг другу. Политики, байкеры, журналисты, безупречно чистые бизнесмены и осужденные преступники. Мы все должны сыграть свою роль, — Самсон поднял свой бокал. — Итак, ты можешь понять, почему это была давно спланированная стратегия.

Мои мысли обратились ко всем остальным сенаторам и людям у власти, которые согласились работать с нами. Некоторых пришлось долго убеждать фактами и цифрами. Они не верили, что откровенная ложь и поддельные документы из их департаментов были правдой. Другие ждали переворота, подобного тому, что мы предложили, и были только рады помочь. Самый большой сюрприз преподнесли местные и мировые ведущие МК. Большинство из них были только счастливы объединиться. Впервые в истории мы не сражались друг против друга, а работали как единое целое.

Это было долбаное чудо.

Надеюсь, теперь Клео поймет, почему я никогда не смогу уйти. Когда она умерла, я попытался заменить ее этим — посвятил себя тому, чтобы делать жизнь других людей намного лучше, чем моя когда-либо могла быть. Отдавая все. Отдавая больше.

И пока это не было сделано, я не мог отказаться от этого. Как бы сильно я ни хотел жить простой жизнью. Не иметь забот или сложных планов. Испытывать удовлетворение, а не одержимость. Чего бы я только не отдал, чтобы проснуться утром и думать только о том, в какой позе я возьму свою женщину и как долго.

Но это было глобально. Это было бесконечно. Это был мой долг.

— Да, но ведь это не твоя борьба? Это ответственность...

— Если мы не будем сражаться, то кто это сделает? — спросил я.

Я начал это путешествие, думая о мести как за своего отца, так и за систему, которая позволила ему разрушить мою жизнь. Но со временем мои цели изменились. Я стал менее эгоистичным.

Я хотел, чтобы у других были свобода и правда. И у меня были средства, с помощью которых это могло произойти. Глобальная система была настолько хрупкой, что ее легко испортили те, кто заботился только о себе. Вот почему я был экспертом по торговле иностранной валютой. Все, что требовалось, — это одна вводящая в заблуждение новость, или упоминание о войне, или неопределенность на рынке политиком в карманах какой-нибудь мега-конгломерации, и доллары колебались как сумасшедшие, позволяя знающим людям ворваться, зачерпнуть неисчислимые миллионы в торговле, а затем уйти. Инсайдерская торговля была широко распространена — и не только на валютном рынке, но и на всем, что известно гребаному человеку.