Долгое чаепитие - Адамс Дуглас Ноэль - Страница 16

• Предыдущая
• 16/53
• Следующая

Он взметнул на нее свои бегающие глазки, ухмыльнулся и продолжал трубить и пищать, только еще громче, ей назло. В голове у сестры Бейли пронеслись все, что так и просилось на язык — и про халат, и про шприц, и про то, как отвратительно сидеть в комнате для посетителей, чтобы пугать их или готовиться это сделать, — в общем, все то, что говорить было совершенно бессмысленно. Она знала, что не вынесет того вида оскорбленной невинности, с каким он ей ответит, и самих ответов, совершенно диких и напрочь лишенных здравого смысла. Главное — держать себя в руках, постараться не нервничать и поскорее убрать его из этой комнаты, а потом и вообще с глаз долой.

— Вас хочет видеть мистер Одвин, — сказала она. Сестра Бейли старалась придать голосу приветливость и певучесть, но голос отказался слушаться.

Как сделать, чтобы его глазки прекратили бегать? — подумала она.

Не говоря уже о том, что это оказывало вредное и неприятное воздействие как с медицинской, так и с эстетической точки зрения, ее не могло не задеть и само выражение этих глаз, явно дававшее понять, что в комнате есть еще, по крайней мере, тридцать семь вещей, более интересных, чем ее особа.

Он смерил ее этим наглым взглядом еще раз, а затем, бормоча, что нет в этом мире покоя для грешника, даже и для более чем грешника, он, толкнув сестру Бейли, понесся как сумасшедший по коридору в палату своего господина и повелителя, чтобы успеть получить инструкции, прежде чем его господин и повелитель снова уснет.

Около полудня Кейт выписалась из больницы. При этом, правда, возникли некоторые трудности, так как сначала сестра, а потом и лечащий врач наотрез отказывались ее выписывать, находя еще недостаточно окрепшей, чтобы покинуть стены больницы. Она совсем недавно вышла из «состояния комы, и ей еще так необходим уход, необходимо…».

«Необходима пицца», — настаивала Кейт.

Кроме того, ей «надо домой, нужен свежий воздух. Воздух, которым я дышу здесь, ужасен. Он так же чист, как воздух в мусоросборнике пылесоса».

«…продолжать лечение и оставаться под наблюдением лечащего врача и палатной сестры до тех пор, пока они не будут уверены в ее полном выздоровлении».

В общем, их доводы были справедливы. В ходе утренних дебатов Кейт потребовала, чтобы ей дали телефон, и, заполучив его, немедленно начала свои попытки заказать пиццу с доставкой в палату. Она обзванивала все известные ей пиццерии Лондона из числа наименее открытых для сотрудничества, обращаясь к ним с горячей и страстной речью, затем сделала несколько шумных и безуспешных попыток нанять мотоцикл, который должен был объездить вдоль и поперек весь Вест-Энд для того, чтобы найти и доставить ей определенный вид американской пиццы и дополнительно к ней невообразимый перечень перцев, грибов, сыров, который диспетчер службы посыльных не стал и пытаться запоминать, и примерно через час после подобного рода действий возражения о выписке Кейт из больницы постепенно отпали, как лепестки с осенней розы.

Таким образом, вскоре после ленча она уже стояла на одной из улиц Вест-Энда, мрачной и продуваемой со всех сторон ветрами, ощущая слабость и слегка покачиваясь, но зато сама себе хозяйка. Все, что у нее осталось, — это ее изорванная в клочья дорожная сумка, которую она не захотела выбросить, и маленький обрывок бумаги, лежавший в кошельке, с нацарапанным на нем одним-единственным словом.

Она остановила такси и, усевшись на заднее сиденье, закрыла глаза и всю дорогу до своего дома в Примроуз-Хилл так ни разу и не открыла их. Она поднялась по ступенькам и открыла дверь в свою квартиру, расположенную на самом последнем этаже.

На автоответчике было примерно десять сообщений, но Кейт сразу стерла все, даже не слушая.

Распахнув настежь окно в своей спальне, она высунулась из него и свесилась вниз, оставаясь в этом опасном и неустойчивом состоянии какой-то момент — только вися таким образом она могла увидеть кусочек парка! Это была малюсенькая часть парка, на которой умещались всего два платана. По краям участок парка обрамляли дома, поэтому там царил полумрак, и, может, оттого он казался Кейт таким уютным и был ей милее и ближе самой роскошной широкой аллеи.

Однажды она пошла погулять в этот уголок парка, пройдя вдоль его невидимого периметра, и чуть ли не ощутила его своей собственной усадьбой. Она даже похлопала платаны, как если бы была их хозяйкой, а потом сидела под ними, наблюдая, как садится солнце над Лондоном — над его затуманенной линией горизонта и не желающими приносить пиццу на дом пиццериями, — и после она вышла оттуда, чувствуя, как ее переполняет нечто, но она не могла; точно сказать что. Но все равно, сказала она себе, надо быть благодарным за возможность испытать глубокое чувство, если даже не можешь определить, с чем оно связано.

Кейт втянула себя обратно в комнату, но окно оставила открытым, несмотря на то, что снаружи было достаточно прохладно, потом пошла в ванную и включила там воду, Ванна в стиле эпохи королей Эдуардов простиралась чуть ли не во всю площадь ванной комнаты. Остальное пространство занимали разные трубы и батареи.

Из кранов, булькая и бурля, струилась вода, наполняя ванну. Как только в ванной комнате стало достаточно тепло от пара, Кейт разделась и открыла стоявший там шкафчик.

Она ощутила легкую растерянность при виде неисчислимого количества всевозможных средств для принятия ванн, но неизвестно почему она просто не могла пройти мимо баночек и бутылочек с зеленым, оранжевым или маслянистым содержимым, продававшихся в аптеках или парфюмерных магазинах и предназначавшихся для поддержания или восстановления каких-то веществ, которые жизненно необходимы для поддержания неизвестно какого баланса в ее кожных клетках.

Она на минуту задумалась, пытаясь что-нибудь выбрать. Может, что-нибудь розового цвета? Или с одним из витаминов В? Витамином В12? Или с витамином В13? Уже среди одних только разновидностей витаминов В можно было запутаться. Там были порошки и масла, тюбики с гелями, даже пакетики с каким-то пахучим травяным семенем, каким-то скрытым образом оказывавшим благоприятное воздействие на какие-то скрытые функции вашего организма.

А как быть с кристаллами зеленого цвета? Однажды Кейт решила, что в один из дней надо будет проделать такую вещь: не ломать себе голову, какой тюбик лучше выбрать, а просто взять и выдавить по чуть-чуть из каждого. Когда ей действительно этого захочется. Сегодня, пожалуй, как раз подходящий день, подумала Кейт и, ощутив внезапный прилив воодушевления, стала вытаскивать из шкафчика все подряд и выливать в бурлящую воду одну-две капли из каждого флакончика, пока в ванной не образовалась смесь всех цветов радуги, весьма клейкая на ощупь.

Кейт выключила краны с водой, вышла в комнату, чтобы принести свою сумочку, а затем погрузилась в ванну и лежала минуты три, закрыв глаза и глубоко дыша, прежде чем вспомнила о бумажке, которую прихватила с собой из больницы.

На бумажке стояло одно только слово, это было то слово, которое она с таким трудом вытянула из медсестры, когда она приходила измерить ей температуру.

Кейт попыталась выяснить у нее что-нибудь о судьбе мужчины-великана. Того самого великана, которого она впервые увидела в аэропорту и чей труп она видела в соседней палате, когда бродила ночью по больнице.

— Нет, что вы, он был жив, — возразила медсестра. — Просто он находился в состоянии комы.

— Нельзя ли мне увидеться с ним? — спросила ее Кейт. — А как его имя?

Она пыталась задавать вопросы безразличным тоном, как бы мимоходом, что было довольно трудной задачей, учитывая то, что в этот момент во рту у нее был термометр, и Кейт совсем не была уверена, что задача эта ей удалась. Сестра ответила, что ничего не может сказать об этом, что она вообще не имеет права давать какие-либо сведения о других пациентах. И потом, здесь его больше нет. За ним прислали машину и увезли в другое место.

Кейт была потрясена неожиданной новостью.

• Предыдущая
• 16/53
• Следующая