Дом Монтеану. Том 1 (СИ) - Mur Lina - Страница 40

Он не отвечает, отчего я закатываю глаза и возвращаюсь опять к рассматриванию шкафчиков на кухне. Снова какой-то шорох появляется позади меня.

— Ладно, ты обижаешься, но ты же не вырвал ей язык, да? Это было бы очень невежливо, Стан, — хмыкаю я, нюхая свечи. — Ты знал, что у нас здесь очень много свечей? Мы можем зажечь их. Но только если ты обещаешь, что не будешь жарить на них мясо.

Я хихикаю над своей шуткой, а вот Стан не смеётся.

— Да брось ты, Стан, хватит дуться. Ты сегодня, вообще, очень странный. Молчишь, не пытаешься меня воспитывать, не ходишь за мной, не ноешь. У тебя месячные кончились? — Я достаю из другого шкафа ещё одну упаковку свечей и ставлю её на пол.

— Стан! Не дуйся! Ты же знаешь, что я люблю тебя. Пусть я сейчас ничего не чувствую, и мои слова не подкреплены действиями, но ты знаешь, что я люблю тебя. По-другому и быть не может. Хочешь пожарить что-нибудь? Можешь даже устроить пожар, я буду рядом. Стан! — Я встаю и оглядываю тёмную и пустую гостиную.

— Вот ты придурок. Ну и обижайся, а я буду расслабляться в ванной со свечами! И я заберу их все, понял? Не оставлю тебе ни одной свечи! — Сгребаю в охапку свечи и ловлю зубами спички. Довольная собой, поднимаюсь наверх, бедром выключая свет внизу. Вхожу в спальню и принюхиваюсь. Выплёвываю спички на кровать, а затем бросаю на неё новые пачки со свечами.

— Стан? — Толкаю дверь в ванную и замираю. Я точно оставляла свет включённым и пошла за спичками, чтобы зажечь свечи, но они уже горят. Они расставлены по всей ванной комнате, а я этого не делала.

— Блин. Томáс? — щёлкнув языком, осматриваю ванную комнату, а потом поворачиваюсь к спальне. — Стан не так романтичен. Он не любит свечи, на самом деле он более современный, чем я и ты, вместе взятые. К тому же здесь пахнет не только воском, Томáс, но ещё и ладаном и, кажется, ванилью. Фу, это же духи Джули. Какая мерзость, Томáс. У тебя хватило наглости притащить свой зад сюда, да ещё после лобзаний с этой шлюхой. Мерзость.

Я жду, когда он выйдет, но ничего не происходит. Глубоко вздохнув, стягиваю через голову толстовку и бросаю её на пол.

— Почему бы тебе не прекратить это делать, Томáс? Это уже смешно. Я знаю, что это ты. Если считаешь, что будет разумным держаться от меня подальше, играть в эти игры «я тебя не знаю», в какие ты играл в церкви или же делать вид, что вчера не пил мою кровь и ты не вампир, то явно не следуешь своим же правилам. Так зачем ты пришёл, Томáс? Стало скучно? Или ты просто не можешь держаться подальше от меня, потому что понимаешь, что это невозможно?

Я замираю на пару секунд.

— Ладно. Тогда я раздеваюсь, и тебе бы выйти раньше, чем я буду голой. Это уже крайне невежливо с твоей стороны.

Снова ничего не происходит. Тогда я полностью раздеваюсь и забираюсь в ванную, наполненную горячей и ароматной водой. Выключаю ногой кран и откидываю голову назад.

— Ты разозлился, не так ли? Ты очень психанул из-за того, что я сбежала вместе с Наимой в бар, а тебя не позвала. Но ты сам виноват. Ты мог бы поговорить со мной, обсудить всё, рассказать мне то, что тебя волнует. Ты боишься, и это нормально. Если о тебе до сих пор никто не знал, значит, у тебя есть причины прятаться. Ты говорил, что твой отец был убийцей, но не киллером, не так ли? Ты это выдумал, чтобы походить больше на человека. Все так делают. Он был убийцей, вампиром, который жаждал власти, я права? Это для меня одно из сумасшествий вампиров. Многие подвержены этому, и они умирают. Диктаторов всегда убивают рано или поздно. Но видимо, твоего отца убили поздно, раз ты так презираешь то, кто ты есть, и то, кем был твой отец. Ты пытаешься быть другим. Ты и в церковь пошёл служить для того, чтобы убедить себя в том, что ты не убийца. Но прошлое есть прошлое. И в прошлом не было банков крови. Не было донорской крови и связей, чтобы можно было спокойно достать её. Не было ничего, что могло бы облегчить жизнь вампирам. Все хотели быть ими. Люди думали и думают, что вампирская кровь — это власть. Но это смерть. Узнают об этом слишком поздно. К тому же ты не твой отец и не твоя мать. Ты это ты. Удивлю тебя, если скажу, что у хороших, миролюбивых, правильных и честных родителей рождаются убийцы, маньяки и жестокие твари. Это не от родителей зависит, а от нас. Мы делаем свой выбор. И ты его тоже сделал, но постоянно сомневаешься в нём, ведь темнота так сладка. Нет ничего плохого в том, чтобы комбинировать свой свет и свою тьму, когда это необходимо.

Я разговариваю сама с собой, это уже ненормально. Мне достаточно моей болезни, чтобы быть ещё и шизофреничкой. Тяжело вздохнув, я открываю глаза и вздрагиваю от неожиданности. Прямо на стене напротив меня сидит Томáс. Когда-то я тоже так могла. Радует то, что я не сошла с ума, и это, действительно, он.

— Удобно? — спрашивая, вопросительно выгибаю бровь.

— Достаточно удобно. У меня хороший обзор, — усмехается он, удерживая своё тело на весу.

— И что ты хочешь, Томáс? Ты воняешь, знаешь об этом? Ты бы хоть для приличия помылся бы. От тебя несёт запахом Джули, — кривлюсь я.

— С удовольствием.

Томáс внезапно расслабляет тело и прыгает в воду между моих ног прямо в обуви. Я дёргаюсь назад и удивлённо смотрю на него.

— Я имела в виду не здесь. Ну вот, теперь ты испачкал воду, — раздражённо цокаю.

— Переживёшь, Флорина. — отвечая, он делает шаг между моих ног и останавливается. Теперь он как мрачная и угрожающая тень, нависшая надо мной.

— Томáс, что ты хочешь? — вновь спрашиваю его.

— Ты знаешь. Но я не могу. Я контролирую себя.

— Зачем?

— Чтобы не убить тебя и не причинить вред тебе. А ты провоцируешь меня. Изводишь меня.

— Ну, ты сам себя изводишь, и никто не виноват, что тебе тоже нравится страдать. Ты не можешь причинить мне вред, Томáс. Мне не больно. И ты не убил меня. Хотя я была готова к этому. А также ты сочинил довольно правдивую историю, даже я на пару секунд в неё поверила. Но я не понимаю, почему ты это делаешь? Если бы ты хотел держаться от меня подальше, то был бы уже далеко отсюда. А ты буквально стоишь в моей ванной, пока я моюсь. Так что, Томáс? Что ты хочешь?

Резко опираюсь на руки и подпрыгиваю, выпрямляясь во весь рост. Стою обнажённая, со стекающей водой по моей коже. Я не стесняюсь этого. Это просто тело.

Томáс сглатывает, быстро поднимая глаза. Хмыкнув, я переступаю через бортик ванны и беру полотенце.

— Можешь закончить один. Я ухожу спать, и, пожалуйста, убери потом всё за собой, а то Стан очень не любит бардак. Он в этом вопросе безумный сноб, — фыркнув, я выхожу из ванной комнаты.

— Почему ты так спокойна, Флорина?

— А какую реакцию ты хочешь? Чтобы я боялась тебя? Я не боюсь. Я знаю кто ты, и меня это не пугает. Ты хочешь, чтобы я визжала, как сучка, и рассказывала о тебе? Нет, не буду. У меня не тот характер. Ты ждёшь, что я буду умолять быть со мной? Вряд ли. Никогда не умоляла и не собираюсь начинать. Ты хочешь, чтобы я бегала за тобой? — спрашиваю его, и обернувшись через плечо, окидываю Томáса лёгким взглядом, а затем возвращаюсь к ноутбуку, переложив его на небольшой столик.

— Нет. Бегать не буду, хотя признаю, что твоя Джули меня сильно бесит. И если бы я имела клыки и силу, то убила бы её без зазрения совести, потому что ненавижу, когда кто-то берёт моё. Я убиваю за это. Я защищаю своё любыми способами. А по крови ты мой, Томáс. Нравится тебе или нет, это так. Это не изменить. Даже когда я умру…

— Если, — вставляет он.

Забираюсь в постель и сбрасываю полотенце, прикрывая грудь одеялом.

— Если ты умрёшь, Флорина, — Томáс садится на край моей кровати. — Я могу обратить тебя.

— У тебя не получится.

— Не получится, если ты не хочешь.

— Я не хочу.

— Я хочу. Я этого очень хочу, Флорина, но не могу заставить тебя. И я знал, что ты не хочешь, поэтому пытался оставить тебя в покое. Но это стало невыносимо. Я не жду от тебя истерик и всего того, что ты перечислила. Я жду от тебя согласия, потому что если ты скажешь «нет», то я исчезну отсюда. Если «да», тогда я выйду на свет. Третьего варианта у меня для тебя нет.