Наедине с футболом - Филатов Лев Иванович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/48
• Следующая

И вот протяжный свисток. Захлопнув блокнот, я поспешил во внутренний дворик стадиона. На ходу, краем глаза, заметил, что динамовцы на поле жмут руки торпедовцам, обнимают их, поздравляя с чемпионским званием.

Во дворике встретил Юрия Воинова, капитана динамовцев (он был заменен из-за ушиба), и тот выразил готовность передать через газету приветствие торпедовцам. Потом я побывал в раздевалке москвичей, принес свои поздравления победителям, взял коротенькое интервью у тренера Виктора Маслова.

Когда же я снова вышел во дворик, то почувствовал: что-то переменилось. Я увидел суетливую беготню и косые взгляды хорошо мне известных лиц из свиты динамовской команды, корчащих из себя осведомленных и влиятельных, своим мнимым участием творящих нервотрепку, когда пустое, а когда и недоброе дело (такие свиты есть у всех команд). Кто-то из них с нарочито искаженным лицом плохого драматического актера шепнул мне, что тренер динамовцев Вячеслав Соловьев записал в протокол протест, мотивируя его тем, что судья не засчитал гол, забитый Базилевичем. Я пожал плечами, посчитав это недоразумением, потому что протесты такого рода, как известно, не принимают.

И отправился в гостиницу писать отчет. Заголовок был такой: «Первые полчаса чемпиона». Торпедовцы забили решающий гол за полчаса до конца и фактически с этой минуты стали чемпионами. В конце отчета было написано: «Итак, в воскресенье киевские любители футбола присутствовали при рождении чемпиона страны. Чемпион 1960 года вдвойне новый – четвертый по счету. Мы давно ждали его появления, нам полагается иметь больше, чем три команды высокого класса… Так пусть же смелый рывок торпедовцев вдохновит и другие команды!»

Все это в редакции, узнав о протесте, вычеркнули, и отчет вышел под заголовком «Лидер укрепляет позиции». Утверждение, если допустить законность протеста, по меньшей мере странное. Но я понимаю своих коллег: им нелегко было выпутываться. К счастью, был оставлен мой отзыв о протесте: «Мне кажется, что протест был записан в протокол сгоряча и выражает горечь чувств, а не требования разума».

Не подумайте, что я заостряю внимание на злоключениях журналиста, хотя и досадно оказаться автором оскальпированного отчета с нелепым заголовком.

Тренеры динамовцев, как и следовало ожидать, поостыв, не стали настаивать на протесте. Мне сообщили, что они на следующий день, просмотрев проявленную кинопленку, убедились, что Базилевич, забивая гол, в самом деле был «вне игры». Рассказывали мне – правда, уже немало лет спустя – и о том, что Соловьева на этот шаг подтолкнули пожелавшие остаться неизвестными «шефы».

Как бы то ни было, безответственный росчерк пера на несколько дней отложил признание чемпиона. Еще раз повторяю, что футболисты киевского «Динамо» тут ни при чем, они обнаружили и выдержку, и товарищество, и знание спортивных законов.

Мне могут возразить: подумаешь, кто-то погорячился, написал что-то в сердцах – досадно же проигрывать, да и, в конце концов, справедливость восторжествовала, торпедовцы как были, так и остались чемпионами…

Все это так. Простить всегда приятно. Я и не сомневаюсь, что Вячеслав Дмитриевич Соловьев потом пожалел о своем поступке. Пишу я об этом не ради того полузабытого казуса.

Смута, сомнения, подозрения, неверие – все это так и роится вокруг футбола, как жалящая, слепящая мошкара. Люди футбола отмахиваются от этих наваждений, они им изрядно портят жизнь. И сами же люди футбола своими необдуманными словами и поступками сеют эту смуту. Мне всегда казалось, что тренерам, людям одной профессии, ходящим под одним небом, терпящим одни и те же невзгоды и обиды, недостает взаимопонимания, солидарности, простого человеческого общения, наконец.

Собраться бы им в один прекрасный день вместе в полном составе, сорок восемь человек (от каждой из команд высшей лиги по трое), и поговорить по душам, а там, глядишь, и принять какую-нибудь резолюцию-обязательство, где бы они дали слово считаться друг с другом, понапрасну не обижать, блюсти спортивные законы и те представления о добром и правильном в футболе, которые каждый из них хранит в душе.

Маниловщина, не правда ли? Скорее всего, так. Как же обидно! Футбол сам по себе нескончаемая борьба, тяжкая и нервная, и борьба эта еще усугубляется разобщенностью и неуважением. Наверное, невозможно все это вытравить (борьба же!), но смягчить можно. Глупые, невежественные перехлесты страстей пусть бы оставались на совести людей, сопричастных к футболу, а тренерам-профессионалам полагалось бы считаться друг с другом и слушаться голоса спортивной совести.

Знаю, как охоч иной болельщик отыскивать между строк то, чего там нет. Неровен час, кто-то из поклонников киевского «Динамо» расценит мои воспоминания как попытку бросить тень на команду. Надеюсь, выручит выдержка из моей статьи в журнале «Смена», опубликованной в марте 1961, где я писал о тех же событиях: «Признаться, мне жаль, что о поездке в Киев приходится писать в связи с этой несимпатичной историей. Футболисты киевского „Динамо“ заслуживают лучшего сюжета. Это одна из самых интересных команд, которая в нынешнем году должна засверкать еще ярче». Мне приятно привести эти слова, ибо осенью того года киевское «Динамо» стало чемпионом.

Выло время, когда центральными матчами сезона считались то «Динамо» – «Спартак», то ЦСКА – «Динамо». Потом выплыл матч «Торпедо» – «Динамо» (Киев) и затмил остальные как по содержанию, по проблематике игры, так и по турнирному значению. Случилось это в 1960 году. Прошло еще несколько лет, и матч этот потускнел, команды разминулись. «Торпедо» после ухода со сцены Иванова, Воронина и Стрельцова сделалось рядовой командой, а киевское «Динамо» осталось у власти. Это как с театральным репертуаром: одни спектакли держатся, а другие то исчезнут, то вновь появятся…

«Торпедо» 1960 года сохранилось в памяти командой, игравшей с подчеркнутой щеголеватостью, командой, где все игроки были на месте, все были кстати. Они остались в памяти счастливо нашедшими друг друга, сознающими это счастье, не такое уж частое в футболе, и умеющими им воспользоваться на радость себе и зрителям. Не долго суждено было просуществовать команде. На будущий год она, оставшись на втором месте, впала в немилость, лишилась тренера, а вскоре и многих игроков, разошедшихся по разным клубам. И все же ее помнишь: такова власть хорошей игры.

Вспоминать матчи нам нередко помогают внешние приметы. Внезапный ливень или ранний снегопад, какие-либо жизненные обстоятельства, волновавшие нас и совпавшие с вечером футбола, необычно державшие себя соседи по скамье, диковинное происшествие на поле и что угодно еще. Матч, о котором я собираюсь рассказать, имеет для меня сразу две такие приметы.

Окно гостиницы выходило на площадь, и два дня, когда бы я ни подошел к нему, «пейзаж» был один и тот же. С высоты третьего этажа все подходы к гостинице выглядели колышущейся, живой мозаикой, напоминавшей движение карт, если бы игра шла одними пиками и трефами. Мозаику составляли громадные плоские кепки, которые принято носить в Грузии, и черно-белые тюбетейки ташкентцев. Во многих городах есть места, обычно бульвары, где собираются потолковать болельщики. Но то сборище выглядело не просто живописным, оно было беспокойным и даже вызывало сочувствие. О чем бы и сколько бы ни говорили эти люди, они не были в силах выведать, чем окончится занимавший их воображение матч. С утра до ночи они тщетно искали успокоения, перебирая, перемалывая, тасуя тысячу и одну версию.

Кто может сказать, чем кончится матч? Разве что угадать. Угадывают лотерейщики, а не души, страдающие от бескорыстной боли. Перепутье, белый камень, три дороги: победа, ничья, поражение. Лучше всего не гадать, а ждать и верить, что мяч и игра рассудят как надо, по совести. Тогда-то и настанет время предъявлять друг другу неотразимые, такие очевидные аргументы в пользу свершившегося.

• Предыдущая
• 8/48
• Следующая