Кашмирский шиваизм. Наслаждение и Освобождение - Пандит Баладжиннатх - Страница 49

Гопинатхджи не верил в секту или общину, и, погруженный в общение с невидимыми силами, избегал всякой публичности. Верным его спутником и проводником в этом общении был чилум. Б.Н. Пандит, знавший Гопинатхджи, рассказывал, что тот курил свой чилум удивительным образом — он постоянно вдыхал дым из него, и никто не видел, как он выдыхает. Практически по двадцать четыре часа он сидел на своей асане, погруженный в глубокое созерцание. По утрам он умывался, мыл брахманский шнур (яджня-упавита), ставил на лоб тилаку из шафрана и пепла, и затем разводил огонь в дхуни. Мылся он редко, при этом тело его благоухало. Иногда он постился по несколько месяцев подряд, лишь изредка выпивая традиционный кашмирский чай кава.

Близко знавшие Гопинатхджи обычно разделяют его садхану на периоды. Считается, что ранний ее период был посвящен служению Шакти, Дэви в ее различных аспектах — Рагьян, Шарика и Джвала. С юных лет он совершал каждодневную парикраму (обход) вокруг Харри-Парвата — холма в Шринагаре, на котором находится знаменитый храм Шарика-Дэви, и часами сидел перед мурти богини, погруженный в медитацию. Он распевал духовные гимны: Панчастави, Бхавани Сахасранама, Саундарьялаха- ри Шанкарачарии, Вишну Сахасранама, Махимна стотру, Утпаластотравали, Гуру Гиту и Бхагавад- гиту, которые знал наизусть. Поклонение Божественной Матери Шакти было издревле распространено среди кашмирских пандитов. Разделение на различные ее аспекты существует только на начальном уровне. По мере того, как практикующий продвигается выше, различия исчезают и он предстает перед Джагадамбой, Матерью Мира, единой во всех ее разнообразных аспектах. Традиционная шакта- упасана (поклонение Шакти) ведет практикующего к точке, в которой все, включая Шиву, возвращается и сливается со Вселенским Источником — Дэви.

Известный кашмирский мистик Свами Кашкак говорил, что Гопинатхджи получил особое благословение матери Шарики, а Свами Нандлалджи называл его «царем среди кашмирских святых».

Второй и главный период поиска самореализации начался в тридцать два года. В 1930 году Гопинатхджи перебрался в дом Пандита Тика Байю в Рангтенге (Шринагар). В течение последующих семи лет он пролежал лицом к стене, при тусклом свете масляного светильника, никому не позволяя входить и убираться в комнате. Говорят, что крыса прогрызла дырку в его пятке. Тело его потеряло всякую чувствительность, и он подолгу оставался без пищи, или же, напротив, мог съедать ее в огромных количествах. Часто он использовал дурман и опиум, тело его распухло, иногда его рвало кровью. Когда старшая сестра, заботившаяся о Гопинатхджи, попыталась убедить его вернуться к «нормальной» жизни, поскольку семья переживала финансовые трудности, он ответил: «Сестра, наша лодка (он всегда говорил о себе во множественном числе) посреди океана. Или мы благополучно доберемся до берега, или утонем»[74]. Бхагаван Гопинатхджи доплыл до берега, и из семилетнего сурового тапаса, он вышел сияющим сиддхой, обладающим полным видением прошлого, настоящего и будущего. Он реализовал свое настоящее Я, и стал одним с Абсолютной Истиной — Шивой.

Простым смертным трудно, даже невозможно оценить по достоинству духовных гигантов. Их пути, методы, измерения, в которых они живут, не пересекаются с мирскими. Поэтому сложно говорить что-либо о состоянии, в котором Гопинатхджи находился в течение этих важнейших семи лет его жизни, и пытаться догадаться, какой именно была его исключительная садхана. Исключительность ее прежде всего заключалась в том, что Гопинатхджи шел один — без гуру и без гуру-кулы (окружение гуру, духовная семья, община), хотя и встречалось мнение (Трилоки Натх Дхар), что Шри Свами Зана Как Джи Туфчи был его гуру, и сам Гопинатхджи говорил, что интенсивное личное усилие и милость гуру — необходимые условия самореализации. Можно предположить, что его контакт с Зана Как Джи был настолько кратким, что его трудно назвать традиционными гуру-шишья (гуру-ученик) отношениями. В Индии готового ученика сравнивают с сухой травой, которой достаточно одной искры, чтобы воспламениться.

Как бы ни загадочны были аспекты садханы Гопинатха Джи, тем не менее, небезынтересны предположения и наблюдения ближайшего окружения Бхагавана по поводу природы его уникальной садханы. Трилоки Натх Дхар считает, что Гопинатхджи постоянно совершал ведическое жертвоприношение, поскольку перед ним всегда был дхуни с огнем, в который Бхагаван, читая соответствующие мантры, бросал рис, ячмень и другие ингредиенты ведической яд жни (жертвоприношения). Трилоки Натх Дхар также говорит, что Гопинатхджи был сосредоточен на аджня-чакре, и взгляд его всегда был устремлен вверх, в акашу (пространство, эфир), где прошлое, настоящее и будущее существовали одновременно. Поэтому Бхагаван мог читать мысли всех, кто приходил к нему и знал обо всем, что происходило в мире. Однажды профессор А.Н. Дхар и Трилоки Натх Дхар услышали, как Гопинатхджи произнес следующую фразу: «Чего я достиг? Взгляд мой устремлен вверх, в акашу. Я соединил все в Единое». Затем он взял пригоршню риса и ячменя и бросил их в огонь со словами «Почтение анаше». Жертвоприношение анаше (элементу эфира) в виде-риса и ячменя — важная часть ведической яджни.

По мнению профессора К.Н. Дхара и Шанкара Натха Фотедара, близко знавшего Гопинатхджи и написавшего о нем несколько книг и статей, садхана Бхагавана включала элементы Шива-Шактиупасаны, Кундалини иТрика-йоги, но ближе всего по духу она была к тантрическим традициям Каула[75] и Агхора[76]. Агхори или агхорешвар достигает полного освобождения от кармических уз. Для него не существует ни перерождения, ни мокши. Преодолев тенета гун и майи, он становится подобен сожженному семени, которое больше не прорастет. Он не подвержен больше закону причины и следствия, закабаляющему человечество. Он сам себе закон, солнце собственной солнечной системы, и поведение его может казаться непонятным и вызывающим для живущих «по закону». Поэтому для близких последователей Гопинатхджи был святым, целителем, воплощением всех сиддхи и сострадания; знающие толк садху видели в нем уникального сиддху и авадхута[77], в то время как для непосвященных его неортодоксальное поведение, включая курение чилума и употребление невегетарианской пищи, оставалось непостижимым и предосудительным.

Однажды один шринагарский Свами, известный своей ученостью и святостью, узнав, что один из его учеников посещает Гопинатхджи, упрекнул его: «Зачем ты ходишь к этому куску грязи?». На следующий день тот все равно вновь пришел к Гопинатхджи, который спросил: «Ну и зачем же ты пришел к этому куску грязи? Мы не утонченные ученые».

Б.Н. Пандит рассказывал, как однажды Гопинатхджи пришел в знаменитый храм Дэви Кхир Бхавани, которой принято подносить кхир (санскр. кшира, молоко, или молочное сладкое блюдо, иногда с рисом и кардамоном) и, к ужасу присутствующих, протянул в ее алтарь две рыбы. Тут же из алтаря появились две ручки и приняли необычный дар. За несколько дней до своей нирваны, Бхагаван сказал: «Нам пора отправляться к Кхир-Бхавани».

В то же время, святых не стоит судить лишь по чудесам, совершаемым ими, тем более что настоящие святые обычно против демонстрации сверхъестественных способностей и всевозможных чудес, поскольку не заинтересованы производить впечатление, и не хотят вторгаться в естественный ход природы. Но, как сказал Бхагаван Рамана Махарши: «мысли джняни (знающего) достаточно только направиться в любую сторону, как божественное действие начинается само собой».

Так во время ятры (паломничества) в Амарнатх[78] Бхагаван Гопинатхджи обратился к затянутому тучами небу: «В Шешнаге ты успокоишься», и вскоре небо расчистилось, и тысячи паломников возобновили путешествие, не опасаясь ненастья.