Исход неясен (Гарри Поттер – Женская Версия) (СИ) - Мах Макс - Страница 20

Что у них там не сложилось, становилось очевидным из писем. Похоже, на каком-то этапе своей жизни Анна поддалась обаянию Сириуса, да и сама захотела, стать, как все. Но природу не обманешь: она конечно могла продолжать спать с Сириусом, но ни он, ни она не получали от этого удовольствия. Оттого и разошлись, не доведя дело до свадьбы, но ребенка Анна все-таки родила и, как можно было понять из писем Сириуса, была этим горда и полна счастья…

***

Утром Анна впервые за все время пребывания в этом мире проснулась в собственной постели. Впрочем, «собственной» эта кровать являлась только теоретически, поскольку это был дом Анны. Но сама она пока так не думала. По факту, Энгельёэн-мэнор оставался для нее новым местом, к которому ей все еще предстояло привыкать. Впрочем, не зря говорят, что к хорошему привыкнуть легко, и происходит это на удивление быстро. А тут, в этом доме, есть к чему привыкать. К огромной спальне, например, обставленной и декорированной со «скромной» григорианской роскошью, к «трехспальной» кровати под вышитым золотой нитью балдахином, к белоснежному шелковому белью, к мимолетному запаху фиалки, исходящему от него, к ожидающей ее горячей ванне, к лепесткам роз на насыщенной ароматическими солями воде, к завтраку в неглиже. Ко всем тем волшебным удобствам и роскошным вещам, которыми наполнен этот дом.

В Стейндорхольме тоже все было замечательно, но Энгельёэн-мэнор попросту поражал воображение. Впрочем, голова Анны была занята не только этим и даже совсем не этим. За всеми невероятными роскошествами, данными ей в ощущениях, маячили проблемы одна другой замысловатей. К моменту, когда, насытившись, Анна перешла к крепкому черному кофе, «проблемы» легли на столешнице двумя веерами, слева и справа от малого кофейного сервиза из Майсенского фарфора. Слева лежали три колдографии: Анна с ребенком на руках, молодой Сириус, улыбающийся во все тридцать два зуба, и Лили с Джеймсом, держащие на руках каждый по одному ребенку. Первое колдофото имело с обратной стороны надпись — «Лизе один месяц», второе было надписано одним словом «Люблю!», а третье… На заднике третьего было написано «Семья Поттеров: Лили и Хэтти, Джеймс и Гарри. 3 августа 1980».

Три фото — три проблемы: найти дочь, вытащить Сириуса из Азкабана и выяснить, что сталось с Гарриэт Поттер. В первых выпусках новостей, вышедших сразу после «Черного Хэллоуина», сообщалось, что семья Поттер потеряла Джеймса и Гарриэт, отца и дочь, но затем, — и двух дней не прошло, — имя девочки вдруг исчезает из сообщений о трагедии в Годриковой впадине, и точно так же довольно быстро исчезло из официального нарратива ожесточенное сражение, о котором вскользь сообщили в первый день Нового Мира. Теперь оно превратилось в нападение на дом Поттеров, во время которого погиб аврор Джеймс Поттер, а его сын Гарри пережил смертельное проклятие. И не просто пережил, — он ведь Мальчик-Который-Выжил, — но смог каким-то образом развоплотить Темного Лорда Волдеморта, в которого попало отразившееся от Гарри проклятие.

«Надо думать…» — подвела Анна итог своим попыткам проникнуть в «суть вещей» путем долгого разглядывания фотографий. И думать ей, судя по всему, предстояло не только об этих трех людях, двух девочках и взрослом мужчине, но и о себе, любимой. Рассматривание колдографии Сириуса вызвало у Анны весьма противоречивую реакцию. Тело отзывалось на его улыбку, тогда как разум против этого бунтовал. Она даже думать не хотела о том, чтобы трахаться с мужчиной, но проклятая бабская физиология угрожала отменить все запреты.

«Вот же срам какой! — возмутилась она, осознав, что означают сигналы, подаваемые ее организмом. — Мне только влюбиться в этого вшивого бродягу не хватало! Что же это за беда такая у нас — у женщин! Улыбнулся тебе красавчик, написал, что любит, и все — уже потекла, как последняя дура!»

Желая отвлечься от грустных мыслей, Анна засунула колдограграфию Сириуса под фото семьи Поттеров и перевела взгляд на три других проблемы, расположившиеся справа от сахарницы. Это были три письма, доставленные совами сегодня прямо с утра. Если честно, феномен почтовых сов вызывал недоумение и растерянность у многих поколений ученых-магов. Кто и когда придумал заклинание, превратившее лесных хищников в волшебных почтальонов, так и осталось тайной раннего европейского средневековья. Но с тех пор у волшебников появились посланцы, обладающие совершенно невероятными способностями. Они легко обнаруживают названного им человека, где бы он в это время ни находился, но, разумеется, в пределах разумного. Через Канал, как и через океан они не летают, хотя до Ирландии каким-то образом добираются, а там лететь, между прочим, куда дольше, чем над Каналом. Но не это сейчас главное. Способность этих птиц находить адресата практически везде позволяет им доставлять письма даже людям, спрятанным под Фиделиусом. Другое дело, что все попытки использовать пернатых почтальонов, чтобы выследить такого человека, ни к чему не привели. Сова просто исчезала в одном месте, — всегда отличающемся от предыдущего, — чтобы появиться совсем в другом. Ну, да бог с ними, с совами, и их тайнами. Хуже другое. Ее саму уже начали искать.

Впрочем, председатель Визенгамота Альбус Дамблдор и министр магии Корнелиус Фадж разыскивали некую Леди Роули. Похоже, ни тот, ни другой не знали пока, о ком, собственно, идет речь. Но сам их интерес был показателен, а встречаться с ними Анне попросту не хотелось. Не время, да и других дел хватает. Так что, придется просто отписаться и, сославшись на занятость и состояние здоровья, отложить встречу до лучших времен. В долгосрочной перспективе такая тактика ей, конечно, не поможет, но со временем о ней и так узнает так много людей, что секрет будет уже не скрыть. А вот письмо от Вальбурги Блэк было совсем иного рода. Регент дома Блэк знала, кому пишет, поэтому содержание письма не столько даже удивляло, сколько настораживало.

«Очень надо увидеться, дорогая, — писала Леди Вальбурга своим красивым уверенным почерком. — В любое удобное для вас время. Можете прийти без предупреждения. Адрес вы знаете, а я всегда дома. Прошу!»

Оставалось только гадать, что это может быть такое и о чем хочет говорить с ней старая Леди, но и отказать, вроде бы, нельзя. Из-за Адары, разумеется, но дело не в причине, а в следствиях. Разговор с любой из старших Блэков может перейти в конфронтацию, но может и не перейти.

«Придется пойти, — решила она, прочитав письмо в третий раз, но так и не найдя двойного дна. — Часам к пяти, на чашку чая».

Приняв решение, она достаточно быстро написала три письма, а потом уже не по плану, а экспромтом еще одно — четвертое, адресованное Мэри Макдональд, которая в ее пору училась на Гриффиндоре. Ей Анна написала крайне вежливое и осторожное в выборе лексических форм письмо, назвавшись однокурсницей с другого факультета. Суть обращения сводилась к вопросу, нет ли на примете у Мэри молодого человека или девушки, завершивших обучение в Хогвартсе и занятых сейчас поисками хорошей работы. Ей, Элисабет Вильф, вернувшейся совсем недавно на родину из-за границы, срочно требуется секретарь. Оплата будет более, чем щедрой. Происхождение кандидата не имеет значения. Но есть одно принципиальное условие: работать придется по обе стороны от Статута, то есть, как у волшебников, так и у простецов. Обращение было сделано не без умысла. Хотя этот вопрос в письме ни разу не поднимался, Анна имела в виду тот факт, что сама Мэри Макдональд — хотя сейчас она, может быть, уже сменила фамилию, — маглорожденная, а значит, возможно, вращается в тех кругах, где с хорошей работой дело обстоит туго. Написала наобум, не очень надеясь на ответ, но на всякий случай назвалась одним из настоящих, то есть принадлежащих ей по праву имен, по которому ее сможет найти сова.

После этого оставалось лишь наведаться в Косую аллею, заглянуть на почту и отослать письма. Была еще мысль купить собственную сову, чтобы не бегать каждый день на почту, но, поразмыслив, Анна решила не спешить. Вот наймет секретаря, и будет, кому посылать письма. Тогда уже купит сову или, вообще, поручит это секретарю, если и когда он у нее появится.