Моя тайная война - Филби Ким - Страница 26
- Предыдущая
- 26/60
- Следующая
Как они устроили встречу, не знаю. Вивьен был членом клуба "Восточная Индия и спорт", но вряд ли они обедали там: готовившееся в клубе в военное время карри с картошкой могло бы убить Арнольда-Форстера. Увидев Вивьена в следующий раз, я понял, что все, по-видимому, идет хорошо. Вивьен хитро улыбнулся и сказал: "Мне кажется, встреча действительно открыла глаза Крису!" Еще более важным был звонок от Арнольда-Форстера. Он приглашал зайти к нему. Он был слишком корректным и не ставил вопрос ребром. У нас состоялся продолжительный разговор о СИС вообще и ее будущем, об имеющихся возможностях улучшения работы и необходимых преобразованиях соответственно новым условиям приближающегося мирного времени. Арнольд-Форстер, очевидно, оценивал меня, и я старался, насколько мог, быть разумным и прямолинейным. Имя Каугилла даже не упоминалось.
Далее мне предстояло завербовать сторонников в министерстве иностранных дел, с которым мы часто имели дело, особенно в связи с дипломатическими протестами Франко и Салазару против деятельности немецкой разведки на Пиренейском полуострове. Во время войны установилась практика прикомандировывать представителя министерства иностранных дел к Бродвею, чтобы, так сказать, взаимно обогащать обе службы и способствовать лучшему пониманию целей и стиля работы друг друга. Первым представителем министерства иностранных дел был назначен Патрик Рейли. Я часто имел с ним дело в связи с махинациями немцев в нейтральных странах, и у меня не было причин считать, что он плохо ко мне относится. Однако я не знал, есть ли какие-либо серьезные разногласия между ним и Каугиллом, достаточные для того, чтобы считать Рейли моим союзником. Однако мне светила счастливая звезда. Каугилл, который иногда, казалось, был склонен к самоуничтожению, избрал именно этот критический период, чтобы попытаться ввязать шефа в абсолютно ненужный скандал с Эдгаром Гувером. Такой скандал, несомненно, мог бы повлиять на англоамериканские отношения в целом, поэтому на сцену выступил Рейли, который резко высказался о политическом здравомыслии Каугилла.
Впервые я услышал об этом, когда меня вызвал Вивьен. Он показал мне проект письма на двух страницах, которое Каугилл дал на подпись шефу. Не могу припомнить, в чем именно состояла суть дела. Видимо, словесная невоздержанность Каугилла затмила у меня в памяти содержание письма. Проект представлял собой тираду, направленную против обычной для Гувера практики приносить интересы разведки в жертву своим политическим целям в Вашингтоне. Конечно, в словах Каугилла было много правды, но такие вещи не излагают на бумаге, тем более в переписке между главами служб. В конце проекта Рейли сделал краткое заключение: "Полагаю, что проект полностью неприемлем. Если он будет послан, начальник английской разведки окажется в нелепом положении". Рейли попросил Вивьена переписать письмо. Вивьен же в свою очередь предложил мне подготовить, так сказать, проект ответа. Я набросал примерно полстраницы, лишь слегка, в вежливых выражениях коснувшись предмета спора, и мы вместе понесли проект к Рейли. Он передал его без изменения секретарям шефа, и я их покинул. На следующий день Вивьен сообщил мне, что у него состоялся "очень интересный разговор с Патриком".
Почва была подготовлена. Вивьен, заручившись надежной поддержкой, жаждал крови Каугилла. Арнольд-Форстер, находясь под впечатлением враждебного отношения МИ-5 к Каугиллу, постарался, чтобы шеф обратил должное внимание на позицию МИ-5. МИ-5 занимала твердую позицию. Кроме Дика Уайта, мягкого по натуре человека, остальной аппарат МИ-5 знал Каугилла только как противника в межведомственной борьбе. Даже Уайт добродушно называл его "трудным малым". На Каугилла надвигались тучи и со стороны Блетчли. Каугилл всегда думал, что руководители государственной школы кодирования и шифровального дела оспаривают его контроль над материалами радиоперехвата. Вскоре после нашего возвращения в Лондон из Сент-Олбанса Каугилл сцепился с двумя ответственными работниками школы - Джонсом и Хастингсом. Был очень неприятный случай, когда Джонс начисто разбил (если не сказать - разнес) Каугилла в присутствии начальников его же подсекций. Оба придерживались бескомпромиссных и противоположных точек зрения. Однако Джонс был гораздо лучше подготовлен к спору, чем Каугилл. Не хочу сказать, что школа шифровального дела принимала активное участие в кампании против Каугилла. Она была слишком далека от этого, но через собственную сеть информаторов шеф хорошо знал, что шифровальщики по-философски отнесутся к уходу Каугилла.
В довершение всего меня вызвал Вивьен и предложил прочитать объяснительную записку на имя шефа. Записка была невероятно длинной и приукрашена цитатами из "Гамлета". В ней излагалась печальная история ссор Каугилла и доказывалась необходимость радикальных перемен, прежде чем мы перейдем к работе в условиях мирного времени. Мое имя называлось в качестве преемника Карри. Кандидатура Каугилла на этот пост категорически отвергалась. В лестных выражениях объяснялось мое соответствие этой должности. Как ни странно, но, перечисляя мои достоинства, упустили самое важное качество, нужное для данной работы: то, что я кое-что знал о коммунизме.
Для меня это означало конец борьбы. Вивьен не посмел бы представить шефу такое серьезное предложение без благословения Арнольда-Форстера, а Арнольд-Форстер не дал бы благословения, не подготовив предварительно почву для благоприятного принятия предложения. Сам факт, что записка была отпечатана и готова к докладу, свидетельствовал, что шеф рискнул пойти на крупный откровенный разговор с Каугиллом, вплоть до принятия его отставки. Я почти не сомневался, что в ближайшее время меня пригласят на беседу к шефу, и мне следовало подготовиться.
Дело в том, что карьера в секретной службе не поддается предсказаниям и чрезвычайно рискованна. Всегда возможны какие-то ошибки. С мелкими неудачами я легко бы справился сам, но в случае большой беды мне не хотелось зависеть только от лояльности моих коллег по СИС. Самое опасное, когда сотрудников секретных служб обвиняют в неблагонадежности или связанных с ней нарушениях, которые составляют прерогативу МИ-5. Я полагал, что на случай каких-либо непредвиденных неприятностей в моей новой работе было бы неплохо официально подключить МИ-5 к моему назначению. Хорошо бы получить письменное заявление от МИ-5, одобряющее это назначение! Вряд ли, однако, я мог таким образом объяснить все это шефу. Короче говоря, нужно было найти подходящую формулу. После мучительных раздумий я счел, что лучше всего использовать непомерное пристрастие шефа к межведомственным интригам.
Приглашение последовало. В святилище тайн я пришел уже не впервые, но на этот раз мисс Петтигрю и мисс Джонс, секретарши шефа, казались особенно любезными. Зеленый свет загорелся, и я вошел. Обратившись ко мне, шеф впервые назвал меня Кимом. Значит, никаких осложнений не произошло. Он показал мне записку Вивьена, и я из вежливости сделал вид, будто читаю ее. Шеф сообщил, что решил поступить согласно предложению Вивьена и сделать меня преемником Карри. Имею ли я что-либо сказать на это? Имею. Используя своеобразный прием типа "надеюсь, что я не говорю ничего неуместного, сэр", я сказал, что назначение предлагается мне, вероятно, из-за хорошо известной неуживчивости Каугилла с его коллегами из МИ-5. Я выразил надежду, что постараюсь избежать таких ссор в будущем. Но кто может предвидеть? Я бы чувствовал себя более счастливым на этой работе, если бы знал наверняка, что сотрудники МИ-5, с которыми я буду иметь дело ежедневно, не возражают против моего назначения. Это позволило бы мне чувствовать себя более уверенно. Кроме того, одобрение МИ-5, высказанное официально, будет эффективно защищать службу от возможной критики со стороны этой организации в будущем.
Я еще недоговорил до конца, как понял, что шеф с явным одобрением уловил мою идею. Он умел чрезвычайно быстро разглядывать лазейки в бюрократических джунглях. Критики шефа не раз говорили, что только его способность к тактическим маневрам помогла ему удержаться на желаемом для многих посту, контролирующем секретные фонды. Выслушав меня, шеф горячо и убежденно стал доказывать необходимость того, что я сам предложил. Он расстался со мной очень тепло, пообещав без промедления написать сэру Дэвиду Петри (начальнику МИ-5). Я покинул шефа в надежде, что он будет утверждать, а возможно, даже наполовину поверит, что вся заслуга в выдвижении этой идеи принадлежит ему. Вскоре Петри прислал очень дружественный ответ. Шеф был доволен. И я тоже.
- Предыдущая
- 26/60
- Следующая
