Шпион, которого я любила - Филби Элеонора - Страница 11

• Предыдущая
• 11/16
• Следующая

За десять месяцев Россия начала становиться для меня домом. Жизнь моя была нелегкой, но неожиданно я ощутила приступ ностальгии по Анне, шампанскому в ГУМе и долгим прогулкам с Кимом.

У меня не было ни малейшего сомнения в том, что я вернусь в Россию, но я покидала Москву с плохим предчувствием. Ким, сопровождаемый верным Сергеем, выглядел особенно худым и усталым. Я была такой дурой, что сказала Мелинде: «Присматривай за моим мужем». Вместо этого я должна была бы сказать Сергею: «Пожалуйста, сделайте так, чтобы он был занят все время».

Я вылетела на самолете «Аэрофлота» в Копенгаген, а оттуда – в Нью-Йорк. После посадки я услышала, что мою фамилию объявляют по радио, и ожидала встретить своего давнего приятеля из информационного отдела аэропорта, который в прошлом не раз помогал мне быстро пройти таможенный досмотр. Я сообщила своему бывшему мужу номер рейса и была совершенно уверена, что он созвонился с моим приятелем. Я была уверена также, что и моя дочь приехала меня встретить.

Но, когда я подошла к отделу информации, меня проводили в стеклянную клетку в центре здания, где сидел крупный мужчина в форме. Он попросил мой паспорт и в обмен вручил мне конверт. В конверте содержалось письмо за подписью государственного секретаря Дина Раска, где сообщалось, что ввиду моего брака с господином Филби и моей деятельности в Советском Союзе, противоречащей интересам США, мой паспорт изымается американскими властями до дальнейшего уведомления.

Было пять часов пополудни, 40 градусов в тени, и никто не пришел меня встречать. Я плюхнулась в такси и поехала к своей подруге. Она встретила меня с огромным удивлением и сказала, что моя дочь за городом и должна вернуться в Нью-Йорк на следующий день. Я немедленно послала Киму телеграмму «ПРИЗЕМЛИЛАСЬ БЛАГОПОЛУЧНО. ЛЮБЛЮ, ЦЕЛУЮ», означающую, что первыми начались паспортные неприятности.

17-го июля Ким получил мое первое письмо, где описывалось, как американские власти отобрали мой паспорт, и в тот же день ответил:

«Моя самая любимая, я обдумывал твое первое письмо – не самый ясный из документов! – и мне кажется, что решение Госдепартамента основано на полном недоразумении. Ты говоришь, что изъятие твоего паспорта «было вызвано вашей деятельностью в Советском Союзе в связи с вашим мужем, который… и т д.». Разумеется, только они могут сказать, какая именно деятельность имеется в виду. Но, в конце концов, ты – всего лишь домашняя хозяйка, и приравнять обязанности домохозяйки к «деятельности в связи с вашим мужем» – это явная крайность.

Совершенно абсурдно предположить, что ты могла бы вернуться в США, если бы в самом деле работала против их интересов. Конечно, Госдепартамент должен себя страховать, и можно понять их точку зрения. Но в ту минуту, когда они убедятся, что ты – всего лишь домохозяйка и только – я уверен, они сразу же изменят свою позицию. Твой адвокат несомненно обратится к соответствующим чиновникам Госдепартамента, и, пожалуйста, держи меня в курсе всего происходящего. Кстати, если ты предвидишь значительные судебные расходы, напиши мне заранее, если потребуется – телеграммой, и укажи точно, какая сумма тебе требуется».

Через два дня после моего прибытия в Америку мне позвонили из ФБР. Температура снова поднялась до 40 градусов, и я чувствовала себя такой растерянной и подавленной в ожидании предстоящего допроса, что попросила их позвонить еще раз после праздника 4-го июля, на что они согласились.

Это были два молодых человека в одинаковых черных костюмах, очень вежливые и выдержанные. Я приготовила им большой кувшин чая со льдом, но они до него даже не дотронулись.

Я впервые столкнулась с американской службой безопасности и была поражена, как прилично вели себя эти следователи. Они совершенно не походили на популярный образ бравых сыщиков. Должно быть, они очень быстро поняли, что я не могу рассказать им ничего существенного, и после нескольких рутинных вопросов ушли. Больше меня никто не беспокоил, если не считать еще одного звонка несколько дней спустя. Моя совесть была чиста. Тактика Кима помогла мне преодолеть первое препятствие.

В письме от 25-го июля Ким комментировал мои впечатления от визита следователей:

«Моя дорогая (…) Я был рад узнать, что люди из ФБР оказались приятными ребятами. Они, очевидно, вправе задать тебе определенные вопросы, и, как я сказал тебе перед отъездом, надеюсь, ты ничего не будешь от них скрывать. Я не думаю, что они будут разочарованы твоим незнанием. Поскольку между нами всегда было оговорено, что ты вернешься в Штаты, как только пожелаешь, то совершенно ясно, что тебя не стали бы обременять той информацией, которая тем или иным образом могла бы повредить твоему статусу американской гражданки. Так что держи нос кверху, старушка!»

Единственная цель моего возвращения в США заключалась в том, чтобы провести лето с моей дочерью в Калифорнии, где жили многие из моих старых друзей. Вскоре после моего приезда мой бывший муж предложил мне передать ему опеку над нашей дочерью. Я согласилась, но он по-прежнему не соглашался на мой план провести каникулы в Калифорнии. К сожалению, газетчики обнаружили мое местонахождение в Нью-Йорке, заставив меня вылететь в Калифорнию вместе с дочерью под вымышленным именем по совету моего адвоката. Все эти заботы не позволяли мне писать Киму так часто, как я хотела бы. Это было невероятно тяжелое время для нас обоих.

Мой неожиданный отъезд в Калифорнию возбудил страхи моего бывшего мужа, который поторопился наболтать газетчикам, что я собираюсь похитить мою дочь и увезти ее в Россию. К счастью, эти недоразумения не испортили нашего тихого калифорнийского лета. Будучи вдалеке от Кима, я писала бы ему почти ежедневно, но в Калифорнии мне пришлось отказаться от своих привычек, поскольку я заподозрила, что мои письма проверяются, и не хотела раскрывать своего местонахождения. Два очень важных письма, посланных Киму из Нью-Йорка, где я подробно рассказала о своих паспортных проблемах, он, очевидно, так и не получил. Должно быть, власти перехватили эти письма.

Мое молчание заставило Кима разразиться несколькими встревоженными письмами. Он повторно спрашивал, что я делаю для того, чтобы получить обратно свой паспорт. Он требовал информации и предлагал советы. Он был озабочен и раздражен тем, что не располагал всеми необходимыми фактами.

Некоторые факты он узнал из газет.

27-го июля он написал:

«Конечно, я все знаю об идиотской свистопляске в прессе по поводу твоего «исчезновения». Кстати, первые публикации по характеру приближаются к клевете. «Геральд трибюн», например, цитируя Ю-Пи, указывает, что, «судя по сообщениям», ты собиралась увезти свою дочь в Москву. Кто об этом сообщал? Я не представляю, как вся эта шумиха повлияла на тебя в Сан-Франциско, но надеюсь, что все утихомирится, когда они поймут, что на самом деле ты уехала на Запад, а не на Восток. Собирается ли твой адвокат подать на газеты в суд за клевету?»

В письме от 10-го августа он вернулся к теме, которая занимала меня больше всего остального:

«Что касается твоей дочери (…) насколько я понимаю, единственным шансом сохранить твою опеку будет заявление, где ты укажешь, что и далее намерена проживать на территории США. Эта мысль для меня нетерпима. Надеюсь, ты сумела убедить все заинтересованные стороны, что не имеешь ни малейшего желания увозить ее из США. Убедить в этом не так уж трудно, учитывая ее воспитание, образование и т д. (…) все – американское. И было бы идиотизмом прерывать ее учебу и отбрасывать на два-три года назад, привозя ее сюда, в иное окружение, иную языковую среду и пр. (…)»

Далее следовал первый поток просьб (которые повторялись в последующих письмах) привезти ему и Маклинам те вещи, которые было невозможно достать в России.

«Мелинда (на случай, если ты забыла) хочет немного зерен мяты, заколки, давилку для чеснока, а также правила игры в «скрэббл». Было бы также очень мило, если бы ты привезла им в качестве рождественского подарка корзинку для пикника наподобие нашей Они одолжили нашу корзинку для своей балтийской поездки и остались ею очень довольны.

• Предыдущая
• 11/16
• Следующая