На дальних рубежах - Мельников Геннадий Иванович - Страница 8

— Во-первых, я вдвое старше тебя, а во-вторых, вот, посмотри, я знаю, что показываю тебе один палец, но сам-то я вижу два… Так и во всем!

— Два, это потому, что мы уже достаточно выпили….

— Чем больше я пью, тем больше трезвею. Учти, что вдвое больше прожить, означает не только вдвое больше выпить и съесть, но и вдвое больше видеть, слышать, знать, уметь и помнить. А что касается Ксавье и других красноголовых, то даже давно умершие старики рассказывали, со слов своих отцов и дедов, что прежде крестьяне были послушны и исполнительны, но новая религия вконец испортила их.

— Так отчего же даймё^{10} и сёгуны^{11} не искоренили такую вредную религию? Пытались, и неоднократно, и Тоётоми^{12} и Токугава^{13}, да ничего у них не вышло. Заморская религия хитра и коварна, предчувствуя опасность, она уходила в низы, в чернь, как набежавшая волна в прибрежный песок.

— А я слышал, что крестьяне стали дерзки и непослушны потому, что если прежде они малыми семьями обрабатывали свои горные делянки, то сейчас их внуки большими группами работают на заводах и фабриках… Волки сбились в большие стаи и потому стали дерзки и особенно опасны.

— Возможно и потому, — согласился Андо, — но главная причина — чужая вера. Когда человек забывает религию отцов — не жди добра.

Они еще налили сакэ и в десятый раз помянули Сайго.

— Андо-доно, расскажи, каков был князь Симадзу Нариоки?

Андо тыльной стороной руки вытер усы, бросил в рот кусочек сэмбэй — сухого печенья, поднял указательный палец, внимательно на него поглядел, удовлетворенно крякнул и, вспоминая, недовольно ответил:

— Ну, какой? Обыкновенный… Очень любил играть в сугороку… Ходил всегда в черном кимоно с гербами, был строг, мрачен и гневлив. Характер имел независимый, но с сёгуном старался не ссориться. И очень был восприимчив к чужеземным новшествам. Посылал своих молодых самураев в Англию и Голландию учиться заморским ремеслам, пригласил заморских умельцев и построил отражательную и доменную железоделательные печи, пушечный завод, текстильную фабрику, фабрики пороха и парусины. Он же и построил первый в стране Ямато больший военный корабль с шестнадцатью пушками, такой же, как у иноземцев.

— А народ был им сильно недоволен?

— Не то, чтобы сильно, — раздумчиво протянул Андо, — да и восстаний в княжестве помню лишь два. Крестьянам, выращивавшим сахарный тростник на княжеских землях, было строжайше запрещено лакомиться сладкими стеблями. За это били кнутом нещадно, а за вязанку украденного тростника могли и убить. Вот они и восстали.

— И что?

— Что, что?.. Приехали мы, княжеская дружина, и все… — Андо, мрачнея, замолчал.

— Но восстали-то не верующие в Эсу Киристо-сама?

— Кто знает, во что они верили? Симадзу Нариоки сам исповедовал синто и в своем княжестве уничтожил не только храмы Киристо-сама, но и Будды.

— Значит, не красноголовые миссионеры раздували недовольство?

— Раздували недовольство не красноголовые миссионеры, их здесь давно и не было, но причиной восстания они стали. И своей религией, и своими товарами.

— Андо-доно, ты что-то не то говоришь. Товары-то здесь причем?

— Ах, не понимаешь? — пьяно засмеялся Андо. — Они вывозят в трюмах своих кораблей такую бездну наших товаров, что их стало не хватать в стране, и ввозят массу своих дешевых, и все цены в стране перепутались, и простому люду стало покупать их не по карману. А озлобленные люди подобны кучке сухого пороха…

— Зачем же тогда пустили этих красноголовых в страну Ямато?

— А они и не спрашивали разрешения. Пустили торговать сперва одних португальцев, за ними пролезли голландцы, потом испанцы, французы, англичане, американцы, русские… Их настойчиво выгоняли, но в шестом году Каэй в Урагу на громадном броненосце приплыли американцы и под угрозой пушек заставили сёгуна подписать договор о дружбе, а затем и о торговле…

Андо презрительно наморщил нос.

— Есть такая притча. В поисках пищи два голодных волка ночью обшарили всю деревню, но ничего не нашли. Вдруг в одном из домов открылась дверь, и на улицу вышел мудрец-конфуцианец, бормоча свои наставления. Не умирать же волкам с голоду? Вот один из них и проглотил мудреца, но тут же с отвращением отрыгнул. Другой волк, позавидовавший было ему, с изумлением спросил: «Чем же тебе не пришелся по вкусу такой упитанный мудрец?» «Тухлятина», — был ему ответ.

— И все же, неужели хотя бы тогда, в годах Каэй^{14} и Ансэй^{15} у правительства бакуфу^{16} не хватило ума и сил выдворить красноголовых?

Андо нехотя ответил:

— Я состоял в охране князя и часто присутствовал при его разговорах с советниками и чиновниками бакуфу и понял, что ума-то у них хватало, да вот с силенками было плоховато. К тому же разброд был великий среди даймё. Одни были заняты внутренними проблемами своих княжеств, другие не желали подчиняться правительству бакуфу, а третьи, как наш князь, тогда уже Симадзу Хисамицу, хотя на словах и выступали за изгнание иноземцев из Японии, однако к себе их приглашали. Знали силу пушек иноземцев, и что без их помощи из дикости не выберешься, но не понимали, что отдельными княжествами красноголовым противостоять невозможно. Помню, какой переполох был в кагосимском замке, когда в первом году Бункю^{17} стало известно, что русский военный корабль «Посадник» захватил княжество Цусиму. Цусимский князь оказался бессилен и помочь-то ему было некому. Хорошо, что через некоторое время английские военные корабли заставили русских убраться, но как всех напугали наглость и бесцеремонность красноголовых…

Молодой самурай сокрушенно покачал головой.

— Точно, против иноземных пушек и ружей с мечами и в кожаных латах не пойдешь.

— Вот и надеялись некоторые даймё, воспользовавшись помощью красноголовых, сперва хорошенько вооружиться, а уж затем…

— Правильно, правильно, — горячо поддержал их молодой самурай, — сперва хорошенько вооружиться, а потом…

— А уже затем, — насмешливо продолжил Андо, — они поняли, что для того, чтобы вооружиться, надо либо пользоваться уже готовым их оружием, то есть попасть в полную зависимость от красноголовых, чего они очень не хотели, либо строить свои заводы и фабрики, что без больших денег и помощи тех же красноголовых невозможно…

— Точно, — растерянно согласился молодой самурай, — не то, что военный корабль, даже пушку, ружье в кузне не выкуешь, это не самурайский меч.

— Учти, красноголовые сразу сообразили, что на вражде партий, одна из которых поддерживала сёгуна, а другая — императора, можно погреть руки, и принялись их вооружать. Французы — сёгунат, а Англия — их противников.

— А сацумский князь был сторонником какой партии?

— Я уже оказал, что князем в то время был Симадзу Хисимицу, отец нынешнего князя. В его душе смыкались и княжеская спесь, и ненасытная жадность, и желание возвыситься над всеми даймё и стать вровень с сёгуном, и хитрость, и трусость, и коварство. Да вот пример. Во втором году Бункю в месяце хадзуки в Намамуги во время прохождения процессии князя Симадзу попались ему навстречу трое им же в княжество и приглашенных англичан, желавших полюбоваться необычным для них зрелищем. И до того взыгралась княжеская спесь у Хисамицу, что он велел изрубить их. Я там не присутствовал, оставался в кагосимском замке, но по рассказам, одного англичанина зарубили мечом, а двоих ранили. Не прошло и года, как англичане в отместку с военного корабля обстреляли Кагосиму. Представь панику в нашем маленьком, застроенном легкими деревянными домишками городке, когда на него обрушились вражеские ядра. Хисамицу неустанно твердил, что он за закрытие страны и удаление иноземцев, но в Сацуме все знали о его контрабандной торговле. На словах он был против чуждого истинному самураю торгашеского духа и технических новшеств красноголовых, но в своем княжестве настойчиво их вводил, развивая торговлю с иноземцами.