(не)Бальмануг.Дочь (СИ) - Лашина Полина - Страница 7

Позже ее разбудили громыханиями.

Вначале приносили еду. На подносе, где аж пара тарелок стояла. Только чтобы занести поднос в ее часть камеры, аж три стражника понадобилось, которые караулили каждое движение заключенной. Но тогда Хелен только проснулась, поэтому повернувшись и, глянув через плечо на суету около ее решетки, просто отвернулась обратно к стене в надежде доспать.

Потом ей принесли одежду. Длинное шерстяное платье темно-коричневого цвета, судя по качеству материала не иначе у какой-то служанки забрали. Когда его пропихивали сквозь прутья решетки на стоящий с ее стороны стол, Хелен уже не спала. Поэтому догадавшись, что ей просовывают, поинтересовалась:

– А белье свежее? И воду для умывания? И...

Но работник Управления, выглядящий обычным клерком, не самоуверенным магом-боевиком, вздрогнул, смутился и поторопился на выход.

– И обувь! – только и успела крикнуть втянувшему голову в плечи мужчине вдогонку девушка, вставая, чтобы рассмотреть принесенное.

Ткань платья была плотной, но грубой и даже немного колючей. Но хотя бы не потертой на сгибах, то есть одежду еще не успели поносить до нее. Но всё равно это не выглядело предметом из гардероба эйры. Поэтому Хелен, держа в руках недорогое платье, скорее уж дешевое, глянула выразительно на Брута.

Но тот опять отмолчался.

И на что она рассчитывала?

Белье ей никто не принес, а вот воду и обувь – какие-то войлочные высокие тапки – всё-таки доставили. Только когда Хелен попробовала воду в выданном ей потемневшем от старости деревянном ведре, то возмутилась:

– Но вода холодная!

Текущий курьер, который притащил эту воду, передав ведра за решетку, был в черной форме, как дознаватели, поэтому глянул на девушку в ответ как-то высокомерно и заявил:

– А ты чего хотела?

– Много чего. Начинать перечислять? – ответила Хелен. – Вы будете записывать или так запомните?

Грубо сплюнув в ее сторону, мужик в форме развернулся и ушел.

А девушка посмотрела на ведро, на убогое убранство своей камеры, где негде уединиться, кроме как за шторкой над дыркой в полу, на мужчин с другой стороны решетки. Там караулили Брут и очередной безмолвный, как тень, стражник в черном.

– А еще я хотела бы остаться ненадолго в одиночестве, чтобы совершить омовение, – честно выдала Хелен, глядя в упор на охранника из дома Аршадан.

Тот качнул головой. Но глядя на нее прямо, соизволил едва слышно пояснить:

– Здесь всё равно наблюдают, даже если никого не будет...

Хелен вздохнула. То есть камера еще и просматривается откуда-то извне? "Просто замечательно!" – скрипнула она зубами и пошла разбираться, что же ей делать.

В итоге отлила воду в шаткий рукомойник, найденный у перегородки туалета, едва справившись с подъемом тяжеленного ведра наверх. Сил в ее новых руках было и так мало, и добровольная голодовка уже второй... или какой там по счету день тоже не добавляла бодрости.

Пришлось ограничиться умыванием лица, шеи и тех частей тела, к которым смогла дотянуться через широкий ворот нижней рубахи, повернувшись к решетке спиной. Одеяло также пришлось снять и перекинуть через туалетную перегородку. Да, она осталась в одной лишь тонкой рубахе до щиколоток в присутствии посторонних мужчин, но что делать. "Кому видно, тому стыдно. Это они довели меня до столь тяжелой ситуации", – пыталась убедить себя не смущаться Хелен, игнорируя зрителей.

Полотенец ей, конечно же, тоже не принесли, поэтому мокрые лицо и шею неприятно холодило, рубашка промокла частично. Но не снимать же, пришлось поверх сырого белья натягивать платье, которое еще и слишком широким оказалось. Плюнув на неудобства, Хелен была рада уже и такому раскладу.

Всё лучше, чем было изначально. Так, шаг за шагом, уступка за уступкой от тюремщиков, она добьется для себя лучших условий. А что еще остается делать? Не сдаваться же, на самом деле!

Только потом уже в платье пришлось закутываться в одеяло, чтобы не озябнуть окончательно. Затем девушка опять уснула.

Во сне вроде бы кашляла.

А на другой день, когда она всё утро откашливалась из-за першения в горле – другой, если считать по ее времени сна и вновь принесенному подносу с едой – к ней пришли новые посетители, которых она совсем не ожидала увидеть.

Глава 4

– Это эйр Гуррег, целитель, давно практикующий семью Аршадан, – Брут соизволил представить визитеров после того, как Хелен отказалась на них реагировать и вообще вставать с постели.

Вставать ей не хотелось. Голова противно гудела, ныло в висках и затылке.

– А это эйр Суригайн, тоже целитель, – добавил погромче охранник, пока полуобернувшаяся Хелен думала, зачем к ней пришел семейный лекарь Аршаданов.

– Эйр Суригайн? Где-то я слышала ваше имя, – всё-таки заинтересовалась девушка, с трудом поднимаясь. Опять закуталась в одеяло, поскольку озноб прочно поселился в ее теле. – Вы вроде родственник эйра Аршадана? Откуда-то издалека приехали?

Пожилые мужчины в богатой аккуратной одежде переглянулись. Те дознаватели, которые привели их сюда, отошли к большому столу в центре своей части камеры, занялись своими делами и не мешали общаться.

– Элиана... кхм, эйра, – начал было и смущенно запнулся Гуррег, невысокий мужчина худощавого сложения и с полностью седыми висками. При этом его брови и остальные волосы на голове были всё еще черными. – Говорят, вы отказываетесь от еды? И даже воды. Почему?

– Потому что в мою воду и еду уже подсыпали какую-то дрянь? – заломив бровь, выдала Хелен, подходя ближе. Вплотную к решетке не стала приближаться, знала, что прочие люди от этого так нервничали, будто она действительно была ракасом. – А я не хочу принимать различную отраву.

Гуррег покосился на Брута, сам подошел вплотную к решетке, к столу, что стоял изнутри камеры. Просунул руку меж прутьев и поводил ей над стоящей там посудой, к которой Хелен так и не притрагивалась больше ни разу.

– Но эти еда и питье не отравлены, – уверенно заявил мужчина, сверяясь со своими многочисленными кольцами.

– Неужели и снотворного опять не подсыпали? Непонятно для каких целей, – недоверчиво буркнула девушка.

Целитель качнул головой.

– Что, вообще ничего? Даже нет слабительного, средства для облысения или хотя бы избытка соли? И даже никто не плюнул в кружку?

Гуррег поджал губы и покачал головой более явно и очень недовольно. Брут хмыкнул, опустив голову.

– Один раз мои тюремщики уже поступили... нехорошо, – опять серьезно заявила Хелен, поднимая подбородок повыше. – И теперь я им больше не верю, ни в чем.

– Но вам нужно есть! – всплеснул тонкими и оттого кажущимися более длинными руками Гуррег. – Нельзя истощать себя!

– Будто это кого-то волнует, – фыркнула Хелен, разворачиваясь и собираясь вернуться на кровать. – Разве чем быстрее "ракасово отродье" умрет, не станет ли вам всем спокойнее?

Конечно, не стоило грубить невиновным, но голод никого не делает добрее.

– Элиана! – возмущенно окликнул ее целитель, но сразу же поправился. – Кхм, то есть, эйра! Нельзя так! Даже если вы не думаете об Элиане, кхм, то есть... подумайте о своей семье! Разве им... кем бы они ни оказались в итоге, понравится, что вы морите себя голодом?

Хелен хмыкнула, вспоминая Ларков. Нет, они голодовку в знак протеста совсем бы не поняли. Ведь без еды не будет силы, чтобы победить врага. Но с каким врагом ей здесь, в клетке бороться? С человеческими предубеждениями, страхами и недоверием? Увы, крепкий бицепс совершенно не помощник в решении таких сложностей.

– Тем не менее у меня есть все основания бояться отравления или какой-то иной пакости в еде, которую мне здесь приносят, – честно призналась девушка целителям, даже не думая понижать голос.

Те, недовольно оглядываясь на дознавателей в стороне, пошушукались и решили.