Камень Книга одиннадцатая (СИ) - Минин Станислав - Страница 37

На чем основывал свои выводы Федя, я так и не понял, но решил его обнадежить:

— Фриц, по заверениям моей бабушки, разговор с господином полковником носил конструктивный характер, и Ленин отец в конце концов признал, что был слишком строг и местами консервативен по отношению к дочери.

— Правда?..

— Правда, — кивнул я. — Да и сама Елена после общения с моей бабушкой выглядела не такой подавленной, какой была до этого. Скажу тебе больше, дорогой родственник, девушка передумала возвращаться на родину и решила… как у наших и ваших красавиц водится, разобраться в себе и своих чувствах, для чего в сопровождении одной из валькирий отправилась на некую виллу в Ницце, где и планирует провести ближайшие пару-тройку дней.

Федю как подменили — передо мной стоял уверенный в себе молодой человек, который видит цель и не видит препятствий!

— Алекс, это та вилла, о которой я думаю?

— Она.

— И появляться мне там нельзя?

— Так точно.

— Но я же могу отправить по этому адресу цветы, сладости и пару бутылок шампанского? Чтобы разбираться в себе и своих чувствах Елене было веселее?

Я хмыкнул:

— Почему-то мне кажется, что две гостьи виллы не будут против. Конечно, неприятностей с бабушкой мне не избежать, но я как-нибудь это переживу.

— Алекс, — Федя прижал ладонь к сердцу, — я вечный твой должник!..

Ближе к пяти у всех принцев и принцесс практически одновременно зазвонили телефоны — старшие родичи нам решили сообщить о приеме во дворце Гримальди, начало которого было запланировано на семь часов вечера. И опять взгляды молодежи скрестились на моем друге, а он только обреченно вздохнул, махнул рукой и уныло побрел в сторону гостиницы.

Кристину, всех остальных девушек и наших молодых людей, кинувшихся успокаивать художника, мне удалось отогнать от Шурки только минут через пять, а когда мы с ним остались одни, друг выдал:

— Лешка, а вся эта ерунда не может быть тем, о чем ты меня предупреждал позавчера? Ну, эти возможные атаки и провокации, которые на самом деле направлены на тебя?

Твою же!.. А ведь Петров мог оказаться прав!

— Шура, я ни хрена не понимаю, что вообще происходит! Мой отец что-то знает, но говорить мне отказывается. Одним словом, могу тебя заверить только в одном — я к этому отношения не имею, но в любом случае тебя и твоих родных в обиду не дам. Такой расклад тебя устроит?

— А у меня есть варианты? — художник поморщился. — И скажи ты мне уже откровенно: я все-таки просто Петров или Петров-Врачинский?

— Судя по всему, последнее, Шурка…

***

В нашем номере царила деловая суета — старшие родичи готовились к приему: император орал на кого-то по телефону, требуя переброски дополнительных сил на границу с Польшей; дед Михаил с дедом Владимиром разговаривали военными терминами и тыкали в планшет пальцами; отец, активно жестикулируя, разбирался с генералом Нарышкиным и подполковником Михеевым; одна только царственная бабуля с помощью Людмилы Александровны спокойно выбирала те драгоценности, которые она собиралась «выгулять» на сегодняшнем приеме.

— Леха, — оглядел родичей Николай, — чую, щас не время что-то про нашего художника выяснять. Пойдем наверх, спокойно примем душ и переоденемся.

— Согласен, — кивнул Александр. — Дед Коля опять на любимый табурет залез, лучше ему на глаза не попадаться.

Но подняться в нашу с братьями комнату мне была не судьба.

— Алексей, — заметил меня родитель, — подойди.

Оказалось, Нарышкин пришел с новостями от Савойских — испанские спецслужбы все-таки установили личности тех трех злодеев, напавших на наше посольство в Мадриде. Ими оказались бывшие военнослужащие той самой Седьмой роты Специальных операций, с которыми мы столкнулись недавно на Ибице.

— Испанцы вышли на след, — рассказывал мне генерал. — Осталось дело за малым — установить точное местонахождение злодеев, чем сейчас испанцы активно и занимаются.

— Алексей Петрович, — улыбался я, еле сдерживая закипающую внутри злобу на испанцев, — а Савойские вам, случайно, досье на этих троих не передали?

— Обещали завтра передать, — улыбнулся мне в ответ Нарышкин. — Но, Алексей, я почему-то уверен, что, кроме той информации, которая прямо имеет отношение к нашему делу, в досье ничего лишнего содержаться не будет.

Родитель мой вопрос по поводу досье и, главное, содержащихся в них фотографиях понял правильно:

— Пусть хотя бы купированное досье на злодеев передают, остальную информацию мы пробьем через военную разведку.

— Потороплю Савойских, — кивнул генерал.

Когда Нарышкин с Михеевым удалились на балкон, я все-таки решил спросить у отца о Петровых, но родитель от меня просто отмахнулся:

— Это не разговор на пять минут, Алексей. Весь расклад получишь после приема, а сейчас мне некогда.

— Хорошо, а война с Польшей будет? — Я указал на царственного деда, продолжавшего общение по телефону на повышенных тонах.

— Не будет никакой войны, сынок, — ухмыльнулся отец. — Но скромную контрибуцию мы с поляков все-таки постараемся содрать…

***

Начало приема ничем не отличалось от начала других таких же приемов, проходивших во дворце Гримальди ранее — проходка среди прибывших во дворец раньше нас, приветствие вновь прибывших, ничего не значащие фразы и стихийно возникающие компании «по интересам». Но было и отличие — звездами приема на этот раз были Петровы, которых мой царственный дед не отпускал от себя ни на шаг и фактически демонстрировал всем остальным представителям правящих родов мира. Случился и неприятный эксцесс, когда король Польши вместе со своим наследником попытались увести от Романовых Владимира Александровича Петрова якобы для деликатного разговора и в такой же деликатной форме оба-двое пшеков были посланы императором далеко и надолго. Инцидент, естественно, был замечен всеми присутствующими на приеме лицами, а ситуацию пришлось сглаживать хозяину дворца — князю Альберу Гримальди. Эмоциональное общение глав трех родов продлилось недолго, удовлетворенный Гримальди наконец кивнул и отошел от короля с императором к Петровым, переговорил уже с ними, после чего мой друг со своими родичами обреченно двинулись к Сигизмунду и Николаю…

— Царевич, — улыбался мне Кузьмин, — и как ты отнесся к тому, что твой любимый воспитатель не только за тобой приглядывал, но и за Петровыми общий надзор осуществлял?

Ничто в Ванюше уже не напоминало о том, что еще четыре часа назад мы его, сильно избитого князем Пожарским, тащили вместе с Прохором в номер отлеживаться — колдун, обряженный в темный деловой костюм и белую сорочку, был бодр и весел, а в руке держал бокал с шампанским, коим сейчас и указывал в сторону вышеозначенных Петровых, стоявших рядом с императором Российской империи и королем Польши.

— Бред это все! — негромко, но решительно заявил Прохор. — Если за Петровыми и осуществляли общий надзор, то это прошло мимо меня.

Мои братья всем своим видом показали воспитателю недоверие к его словам и тут же «нарвались» на угрозу:

— Ну, я вам устрою, господа курсанты…

Коля с Сашей предпочли тут же удалиться в сторону наших друзей, их примеру хотел последовать и я, но Прохор меня остановил:

— Лешка, ты-то хоть мне веришь?

— Верю, конечно. Тем более отец мне после приема обещал дать полный расклад, вот там и…

Взвизгнувшая чуйка заставила меня замолчать — мой царственный дед явно вышел из себя и уже орал на короля Польши:

— Не бывать такому, Сигизмунд! Петровы — русские дворяне и мои верные подданные! И тебе никогда присягу не принесут!

К императору и королю тут же поспешил не только князь Монако, но и короли Франции, Британии, Италии и император Германии. Петровых быстро оттеснили в сторону, и прямо посреди зала начались «переговоры на самом высоком уровне».

К понуро стоящим Петровым я подойти не решился — им сейчас явно было не до дружеской поддержки — и предпочел дождаться решения «высоких договаривающихся сторон» в обществе воспитателя и колдуна.