Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 19

«Ну и пусть!» – с горячностью ответила Хельга этим мыслям. Если Сванхейд оправдает сына, ей станет легче, а значит, Хельга сделает именно то, ради чего ее сюда послали!

Поведя глазами по гриднице, она вдруг наткнулась на Видимира и удивилась: она и забыла, что он с отцом тоже здесь. Тот смотрел на нее с досадой: видел, как они беседовали с Логи, как его лицо посветлело, как он коснулся ее руки…

И что же? Хельга с вызовом встретила взгляд Видимира и, не удержавшись, показала рукой по помосту, как скачет лягушка.

Уже в темноте в Хольмгард явился санный обоз, привезший с Ильменя Вояну, старшую сводную сестру Бериславы, с ее мужем и челядью, и семейство псковского князя Воислава, где была Альдис – самая младшая дочь Сванхейд, теперь единственная. Вояна со спутниками разместилась у Бериславы, и в избе стало тесновато. До глубокой ночи сестры толковали между собой, и до Хельги сквозь сон доносилось бормотание непонятной славянской речи.

На рассвете Хельга и Берислава были в коровнике и процеживали надоенное служанками молоко, когда туда вошла Сванхейд – в шубке на серых веверицах, с румянцем на щеках от утреннего мороза, с возбужденно блестящими глазами.

– Они будут здесь сегодня! – объявила она, когда девушки повернулись к ней. – Им остался последний переход. Они ночевали в Веряжске, оттуда прислали человека.

– О Макошь, сегодня! – Когда Сванхейд ушла, Берислава заломила руки. – Как мне дожить до вечера!

– Иди домой, я здесь закончу.

В последний день перед возвращением мужа у Бериславы все валилось из рук. Но и Хельга с приближением вечера волновалась все сильнее. Ингвар, старший сын Сванхейд, о котором она так много слышала в последнее время – и больше плохого, чем хорошего, – уже стал в ее воображении каким-то великаном из сказаний. Уже сегодня она увидит властителя, которому ее отец и дядя Эйрик отказались платить дань. Возможно, вот-вот он сделается смертельным врагом ее рода… Находясь под защитой Сванхейд, как ее гостья, Хельга не опасалась за себя, но ждала встречи с Ингваром сыном Олава со жгучим любопытством и опасением. То и дело она касалась какого-то из «ведьминых камней» в своем ожерелье, стараясь напитать душу их твердостью. Пока у нее при себе целых шесть хранилищ удачи, ей ничто не может угрожать!

А если бы осуществились надежды ее родных на Логи, то Ингвар стал бы ей… «деверем», вот как здесь называется брат мужа! Глядя на Сванхейд, Хельга угадывала: та не настолько невозмутима, как хочет показать, ее раздирают и горе, и гордость, и гнев, и она сама не знает, что сильнее. Если бы не приезд Ингвара с войском, если бы Сванхейд жила, как обычно живут женщины зимой, проводя время за пряжей, то болтовня с Хельгой и правда могла бы смягчить ее боль потери. Но сейчас ей было не до пряжи, болтовни и даже не до утешения. Встречая Сванхейд в гриднице, Хельга видела на ее строгом лице только решимость и ни следа слез. Сванхейд рассталась с Мальфрид тринадцать лет назад и не рассчитывала еще когда-нибудь с ней свидеться; она отвыкла от дочери, и весть о ее смерти не вызвала такого бурного горя, как если бы они жили вместе. Но у этой смерти был виновник, который точно так же приходился Сванхейд родным чадом.

Было еще светло, когда сообщили, что войско приближается.

– Он же не всех приведет, кто ходил с ним на Греческое царство? – спросила Хельга у Логи, когда стояла между ним и Хедином близ ворот.

К вечеру она нарядилась в свою лучшую шубку на куницах, покрытую голубым шелком из Булгара, с узорной отделкой, и замечала, с какой завистью скользят по шубке глаза местных женщин. «Из Меренланда, – долетел до нее чей-то голос. – Там этих куниц да бобров несчитано, хоть шапкой лови…» Вокруг гудела толпа знатных гостей, все были в лучших цветных одеждах. Для Ветрлиди, деверя Сванхейд, поставили скамеечку: он оказался так толст, что опухшие ноги его не держали. С другой стороны от Логи стояли Берислава и Вояна; Вояна жаждала увидеть не столько Ингвара, сколько его жену Эльгу, свою сестру, которую ожидали вместе с ним. За работой она столько успела рассказать Хельге о своей сестре, которая стала киевской княгиней: как они росли на реке Великой близ Пскова, как девочками ходили в лес варить кашу медведю… Хельга в ответ рассказала свои родовые предания – о медведе, который посватался к дочери одного человека, о Бьярнхедине, который родился от этого брака и стал ее предком. Все это, а еще сходство их имен вызвало в Хельге такое чувство близости к сестре Вояны и Бериславы, что теперь она не менее их жаждала ее увидеть и познакомиться с ней.

– Но если Эльга едет с Ингваром, значит, он вернулся с успехом? – спрашивала Берислава у Вояны. – Ну, если она захотела провожать его в такую даль!

– А может, он разбит и его из Киева выгнали, – отвечал им муж Вояны, рослый, худощавый, остроносый словенин, по имени Видонег. – Ей и некуда более деваться, кроме как с ним ехать.

– Да тьфу на тебя! – Берислава нахмурилась. – Что ты такие беды пророчишь!

– От слова не сделается!

– Не может этого быть! – Логи обернулся к ним. – Ингвар ведь сам созвал всех родичей, даже ваших псковских. – Он глянул на Торлейва с племянником, последнего из оставшихся в живых братьев Олега Вещего. – Если бы он был разбит, зачем стал бы людей созывать? На сором?

– О чем вы? – тихо спросила его Хельга, не понимавшая разговора по-славянски.

В душе мелькнуло восхищение тем, как свободно Логи говорит на славянском языке. Ничего в этом не было особенного для парня, выросшего среди русов и словен (сама она так же свободно говорила по-мерянски), но когда тебе кто-то нравится, любые его достоинства видятся куда более значительными, доступными только ему.

– Да так, вздор всякий болтают люди. – Логи не хотел переводить ей эти дурные пророчества. – Ингвар не может привести всех, их ведь было тысяч двадцать. Те, которых набирали из киян, из древлян, из радимичей и прочих, кто живет на юге, уже пошли по своим домам.

– И сколько-то людей погибло, – добавил Хедин.

– Слышно, сам Ингорь на десяти лодьях из-за моря воротился, – вставил Видонег.

– Как же без потерь? Но сколько – мы не знаем. Он, надо думать, только варягов приведет, которые отсюда домой за море поедут. Сотен пять или шесть, мать говорила.

Логи не верил, что самые страшные слухи могут оказаться правдивы и брат вернулся на десяти лодьях – когда уходил с тысячей, – но если только вообразить… Сердце обрывалось и жилы холодели от ужаса. Для конунга такой исход войны – гибель, никто больше не потерпит его власти. И для его рода это будет такой удар по чести и удаче, что главной заботой останется сохранить свое.

Толки почти прекратились, люди ходили туда-сюда, притоптывали на снегу, хлопали руками, чтобы не мерзнуть.

Со стороны Ильменя прозвучал рог – это давала знать о себе приближавшаяся дружина. Со двора вышла Сванхейд и встала возле ворот, там, откуда было лучше видно дорогу на льду. Хельга бросила на нее взгляд: королева была невозмутима, но даже Хельга видела, каких душевных усилий ей стоит эта невозмутимость. Она взглянула на Логи: тот хмурился от волнения, и она легонько тронула его за локоть. Он обернулся и благодарно похлопал рукой по ее варежке, но его рыжеватые брови оставались сдвинуты.

Рог прозвучал снова, уже ближе…

Долгожданная встреча обманула многих; Хельга ожидала от нее неведомых потрясений и потому обманулась меньше других.

– Где Ингвар, покажи мне! – шептала она, боясь с желанием, как маленькая, подергать Логи за руку.

Сама она никак не могла увидеть вождя дружины. Позади трубача и знаменосца ехали несколько человек, но ни один из них не выделялся ростом или величественным видом, какого ждешь от конунга.

– Вон он, в середине. – Логи слегка наклонился к ней и показал. – В синей шубе с такими длинными… застежками и отворотами.

– Какая странная шуба! – только и пробормотала Хельга. – Это в Кёнугарде так ходят?