Удержать престол (СИ) - Старый Денис - Страница 29

Многое пошло не по плану. Заруцкий и Ляпунов рассчитывали, что защитникам в монастыре удастся забаррикадироваться и отсидеться. Этот вариант рассматривался, по крайней мере, так оправдывали себя перед собственной совестью и Захарий Петрович и атаман. Впрочем, это была своеобразная совесть. Для атамана было неприемлемо разгромить Лисовского лишь хитрыми методами, Заруцкий хотел в чистом поле, саблей наголо, лично срубить голову тому человеку, которого признавали даже и некоторые донские казаки, несмотря на то, что полковник был католиком.

Для Ляпунова же потеря ста пятидесяти стрельцов при поимке отряда разбойников была досадной неприятностью, но по иной причине, чем для Заруцкого — это некоторая недоработка грандиозного плана. Но оба, и Захарий, и Иван, в меньшей степени переживали за гибель воинов.

Заруцкий нагонял коня, примеряясь через метров сто пересесть на другую лошадь, что взял с собой заводной. У Лисовского был один конь, и Иван Мартынович чуть ли не облизывался на этого жеребца.

— Коней не бить! — прокричал атаман, увидев, что полковник разворачивает свой небольшой отряд, видимо, осознав, что уйти не получается и лучше дать бой, рассеять погоню, а потом уже уходить.

Сшибка конных воинов на встречных — это только для отчаянных рубак. Такой бой скоротечный, и часто побеждает тот, кто успел разогнаться, если выучка равная, а порой только удачей и можно объяснить победу. Конные Заруцкого не уступали ближним соратникам Лисовского.

Иван Мартынович видел цель, лошадь шла галопом, набрав максимальную скорость.

— Вжух! — только чуть довернув саблю кистью, Заруцкий рассек грудную клетку первому, кто встал на его пути.

Не теряя скорости, атаман, коротким замахом, отрубил руку другому разбойнику, намереваясь сразить и третьего.

— Дзын! — встретились два клинка.

Лисовский парировал мощный удар атамана. Лошади, не сразу среагировав на то, что всадники из стали притормаживать, разъехались на метров пять друг от друга. Оба соперника-врага, развернули своих ездовых животных и приблизились друг к другу.

Вот такой бой еще сложнее, чем когда идет сшибка на скорости. Теперь нужно строго следить за управлением коня, не забывая защищаться и разить.

Сталь ударила о сталь, лошадь Заруцкого чуть сместилась и Лисовский ударил по правому плечу атамана. Бахтерец удар выдержал, но плечо заболело и Ивану Мартыновичу стоило больших усилий не то, чтобы продолжать наседать на Лисовского, но защищаться.

Ударив лошадь по бокам, атаману удалось отскочить от следующего удара Лисовского, который, поняв, что казачий предводитель уже проиграл бой, стремился быстрее закончить дело.

Выстрел! — Заруцкий вытащил пистоль и разрядил его в Лисовского.

Полковник Александр Лисовский — один из самых зловещих персонажей русской Смуты, который еще лет десять мог грабить русские селенья, с недоуменным выражением лица, завалился, но не упал с лошади.

Заруцкий, переложив саблю в левую руку стал рубить раненного полковника, с остервенением, вымещая всю злобу, что накопилась. Атаман злился на то, что не сумел в честной схватке убить ляха, что пришлось, спасая свою жизнь, прибегнуть к помощь пистоля. Для авторитета, для самооценки, ему, донскому атаману, нужно было зарубить Лисовского, с которым соперничал еще ранее, когда был в лагере могилевского вора.

Между тем, за локальным сражением донских казаков и отрядом соратников-литвинов Лисовского, наблюдали многие. Ворота в монастырь успели закрыть и все, кто оказался за стенами обители, оказались обречены. Разгром отряда предводителя, повлиял на решение сопротивляться у многих разбойников. У многих, но не у всех. Закрывшиеся в крепостице на что-то надеялись.

— Что они хотят? — спросил на военном совете воевода Волынский, он все же присоединился к разгрому лисовцев, выйдя к Оптинскому монастырю с сотней стрельцов.

— Выйти желают! — спокойно отвечал Заруцкий, баюкая правую руку.

— Грозят, что рухлядь царскую пожгут, да ткани, опосля и монастырь подожгут, — сказал Захарий Ляпунов.

— По мне, так пусть и жгут! — высказался Заруцкий. — Но можно и иное. Отпустить казаков на Дон, пусть перед казачьим кругом расскажут о преступлениях своих. А там, как старшины решат. Панов же и продать за выкуп можно.

— Пообещать, коли выкуп буде за шесть месяцев, то и отпустить. Коли, нет… смерть, — подхватил суть хитрости Ляпунов.

Захарий не стал уточнять, что выкуп будет объявлен столь большим, что, если и выкупят кого, так можно конного гусара снарядить за те деньги. Ну, а не выкупят, что, скорее всего, так через полгода на кол можно посадить, развлечь московский люд.

Сдались. Оказалось, что казаков было большинство и они вполне приняли обещание от наказного атамана Заруцкого, что будет казачий круг. Это еще Гаврила Пан давал наказ казакам служить у самозванца могилевского, а они, де, наказ тот и исполняли. Так что надеялись на справедливость, может на слово и Гаврилы Пана.

— И что, ни одного коня не заберешь? — спросил Заруцкий, когда все проблемы с лисовцами были решены и атаман поднял вопрос о трофеях.

Это с одной стороны, все, или почти все, должно было достаться казакам Заруцкого, так как они выступили ударной силой при ликвидации отряда Лисовского. Но Иван Мартынович был умен и прозорлив, и понимал, что после этой операции Захарий Петрович Ляпунов мог быть обласкан государем и стать силой при Димитрии Иоанновиче. Зачем ссориться? Но и по чести учитывать тот факт, что разработка операции была за Ляпуновым и его людьми, частично и реализовывал план именно Захарий. Так что, Ляпунов имел право на трофеи.

Если бы победу одержали стрельцы или городовые казаки, то все, или почти все, ушло бы в пользу государства. Но донцы — вольные люди, своего не отдадут. У них что с бою взято, то держава не отберет.

— Себе кобылку присмотрел, — Захарий улыбнулся. — Но остальное — тебе. Нужно, кабы такие полки, как у Лисовского, сладить. На то эти кони пойдут лучше иных. Может, только Степану Ивановичу Волынскому оставь чего из зброи.

— Государь хочет, кабы казаки в Литве погуляли? — догадался Заруцкий.

— Ты Иван Мартынович помалкивай, — Ляпунов улыбнулся. — Даже если и догадался…

*……………*…………*

Москва

26 августа 1606 года

Москва гудела, как множество ульев, которые со следующего года будут повсеместно внедряться. Москвичи не собирались бунтовать, по крайней мере, агенты, разбросанные по всему стольному граду, утверждали, что люди сбиваются в группы только для того, чтобы обсудить новости и поделиться своими впечатлениями и возмущениями.

Когда обнаружили тело Шаховского, по моей воле, на Лобном месте, было объявлено, что тот, кто даст информацию о случившемся или знает что-то странное, что можно расценить, как крамолу, должны сообщить людям Розыскного Приказа в том и награда будет. Поставили пять шатров прямо на Соборной площади и в порядке очереди, регулируемой стражей, потекли ручейки людей, которые воспылали желанием поделиться своими страхами и фантазиями. Конечно, я понимал, что процентов девяносто из всех рассказов — это чушь, не заслуживающая внимания. Об этом я говорил и тем писарям, которым предстояло испытание человеческой глупостью. Но, все же, как я уже понял, в этом времени, мало, чего можно сделать незаметно от людей.

Сам же был уверен, что Григорий Петрович Шаховской смог выйти на след крамолы, заговора, которым пытаются опутать людей вокруг меня. Если решились убить знатного человека, боярина, значит, за убийством стоит кто-то очень знатный, но обиженный. В Ростов были направлены люди. То, что у меня кадровый голод, побудило отправить троих телохранителей. Они должны присмотреть за митрополитом Филаретом. И, если заприметят хоть что-то, что можно расценить, как участие в заговоре, то принять к сведению. Там уже работали агенты, может случится и так, что они расскажу о подозрительных людях. А вообще, я вознамеривался закрывать вопрос с Романовыми, только хотел грамотно на них сфабриковать дело.