Мир совкового периода. Четвертая масть (СИ) - Черемис Игорь - Страница 2

– Ал, надо наше барахло отсюда перенести в твою комнату, – сказал я, мрачно оглядывая беспорядок, который мы устроили на месте папиной спальни-кабинета.

– Думаешь? – с сомнением спросила она.

– Уверен. Он хоть про меня и знает, но вряд ли обрадуется, что я оккупировал его диван... – объяснил я. – Примерно поэтому я всё ещё хочу собственную квартиру. Кстати, ты ему сказала, что мы в субботу собирались уезжать?

– Да... – Алла кивнула. – Но он ответил, что если мы на пару дней задержимся, ничего страшного не случиться.

– Это точно... – пробормотал я. – Не случится... Ладно, с этим понятно. Придется его встречать – со всеми почестями, на собственной машине, чтобы у него не было никаких причин для недовольства.

– Да ну, глупости какие-то, какое недовольство? – Алла махнула рукой. – Он всегда сам добирался, а иногда за ним машину посылали из института. Думаю, и тут так будет.

– Я убежден, что лучше встретить, – настойчиво сказал я. – Рейс, конечно, ранний, но переживем, не первый раз...

Рейс был из Братска – видимо, там находился ближайший к стройке века аэропорт, до которого можно было добраться относительно легко. Полет оттуда занимал часов пять, а в Домодедово нам нужно было оказаться примерно в семь часов утра. В целом ничего сложного, но нам нужна была подстраховка.

– Если ты так считаешь... – как-то устало согласилась со мной Алла и спросила застенчиво: – Ты не хочешь позавтракать, если уж мы проснулись?

Я пожал плечами.

– Можно и позавтракать, почему нет, днём доспим, – сказал я. – Наверное... Но вообще нам сегодня нужно будет навестить бабушку и отвезти ей пирожки.

– Какие пирожки? – она недоуменно посмотрела на меня.

– Про бабушку тебе всё понятно? – хмыкнул я. – Просто подумал, что при Елизавете Петровне твой папа не будет слишком сильно ругаться, да и ей будет в радость увидеть сына, которого не видела… сколько? Полгода?

– Он в феврале улетел… – грустно ответила Алла и шмыгнула носом. – Ты прав, так будет лучше, папуля бабушку боится.

В этом я сомневался, но всё равно – некоторые вещи при правильном воспитании вбиваются в подкорку, а отца Аллы, скорее всего, воспитывали правильно, в том числе и в плане почтения к родителям, особенно – к матери.

План с участием бабушки не был особо коварным, но сама идея сделать Елизавету Петровну неким буфером при первом знакомстве с будущим тестем меня сразу воодушевила. Бабушка-то точно была на нашей стороне, она участвовала, хоть и невольно, во многих событиях последних недель, убедилась в моей порядочности, мужественности и прочих положительных качествах. Скорее всего, она была уверена, что её внучка наконец-то вытащила счастливый билет – и что у неё самой есть очень хороший шанс дожить до правнуков. На пути к этому она готова была снести многие препятствия, и собственный сын тут мог рассматриваться как досадная помеха, а не союзник. Да и поездка на дачу была, в принципе, в тему – мы могли чем-нибудь ей помочь; в воскресенье мы приехали буквально на пару часов, успели поздороваться, показать свежекупленную машину и плотно пообедать.

– Да дело не в страхе... – сказал я. – Но вероятность мирного исхода при ней значительно повысится. Значит, так. Сейчас завтракаем, смотрим телевизор, убираемся в комнатах, а потом выдвигаемся дружными колоннами...

У меня на руках, конечно, имелась пара неплохих козырей для общения с будущим родственником – хотя бы собственная «Победа», которая вполне могла сойти за флеш-рояль. А если прихватить с собой, например, термос с горячим кофе – мой китайский друг с честью пережил путешествие на юг и обратно, – то перед такой лавиной положительных эмоций не устоит ни один, даже самый суровый отец в мире.

– А при чем тут пирожки? – внезапно спросила Алла.

Я не сразу вспомнил, что пару минут назад шутил на эту тему, но решил быть серьезным.

– Пирожки ни при чем, – ответил я. – Но не с пустыми же руками мы к бабушке поедем? Подождем открытия магазинов, купим всяких продуктов – и двинемся.

***

Историю этой дачи Елизавета Петровна не знала. Им с мужем она досталась в самом начале пятидесятых, а кто хозяйничал на этом участке раньше – бог весть. Дата постройки, кстати, была знаковой – 1937 год, так что призраки Большого Террора вполне могли бродить по двухэтажному дому.

Домик был деревянный, компактный – большая комната с пристройкой внизу и что-то вроде мансарды наверху. В пристройке располагалось какое-то подобие кухни – газ сюда уже провели, – и выход в сад, от которого тут было одно название.

Мы приехали в Кратово ближе к полудню – вволю походили по утренним и пустоватым из-за рабочего дня магазинам, потом я затащил Аллу ещё и на Рижский рынок, где мы купили пару банок импортного кофе – чтоб не поить отца цикорием, которого к тому же в нашем магазине не было. Заодно я уговорил Аллу на бутылку пятизвездочного «Арарата» – а к нему пришлось брать шоколадки, лимоны и всякие кооперативные копченые колбасы, потому что роскошная жизнь такова и больше никакова. Я был уверен, что отец Аллы оценит такое подношение.

Остаток дня прошел в приятных хлопотах. Я освободил место для машины – на участке были предусмотрены ворота и небольшая площадка; скорее всего, раньше её использовали, чтобы привозить всякие крупногабаритные вещи. Но с тех пор прошло немало времени, ворота слегка подгнили и нуждались в ремонте, а сама площадка была завалена старым хламом, причем иногда – тяжелым. Но я справился, и теперь «Победа» была хоть как-то защищена от вражеских поползновений и окрестных пацанов.

И уже под вечер я оборудовал из нескольких кирпичей небольшой очаг, в котором спалил старые дрова, появившиеся при расчистке – мангала тут, как я и предполагал, не водилось, – пожарил купленные как раз для такого случая жирные сардельки и запек картошку. Ужин получился, конечно, походным, но мы разбавили вкус углей приобретенным уже в Кратово мороженым и хорошим, «индийским» чаем со свежей клубникой и малиной.

Определенно, с деньгами и в Советском Союзе можно было нормально жить – если, конечно, не наглеть сверх меры.

***

Я сидел на ступеньках веранды и смотрел на темнеющее небо, затянутое совсем не страшными на вид облачками. В конце июня ночи короткие даже в Москве; тут ещё переводили часы на летнее время, так что день заканчивался почти вовремя. Рассвет, правда, начинался слишком рано, но для меня с учетом завтрашней поездки это было даже хорошо – не придется петлять по улочкам здешних поселков впотьмах. Этот район ближнего Подмосковья я знал очень условно, был тут считанное число раз, а конкретно в этом месте – ни разу, так что вряд ли мои знания из будущего будут тут полезны.

Через сорок лет тут будут одни особняки, утопающие в соснах; скорее всего, этот участок тоже был продан уже в девяностые кому-нибудь из новых русских. Но мне очень не хотелось упускать его – я бы скорее уговорил Аллу отказаться от своей доли в московской трешке, но забрать этот неказистый домик себе. Хотя, конечно, совсем скоро и Егорьевское шоссе, и Новая Рязанка встанут колом, не в силах вместить всех желающих попасть в Москву, а проблема пробок в восточном направлении не будет решена и накануне моего исчезновения из будущего. Но живущие здесь люди как-то с этой бедой справлялись – значит, и я тоже справлюсь. Дом, правда, не был предназначен для жизни зимой, но эта проблема была и не проблемой вовсе. Если уж жить тут круглый год, то нужно будет строить нечто новое и капитальное.