Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 5

Фредди присел на другую сторону скамейки и окинул платье взглядом знатока. Он сам любил приодеться, а потому ценил шик в одежде и у женского пола.

– Высший класс! – выдохнул он. – Иначе не скажешь. Просто заглядение, убиться можно. Ты в нем такая… как не знаю что!

– Замечательно! – рассмеялась Джилл. – Всю жизнь мечтала выглядеть как не знаю что, но ни разу не удавалось.

– Как лесная нимфа! – нашелся наконец Фредди. – Черт побери, Джилл, есть в тебе что-то этакое! Ты – как там говорится? – такая легкокостная…

– Фу! Наверное, это комплимент, но звучит ужасно! Чувствуешь себя каким-то скелетом.

– Я хотел сказать, изящная.

– Уже лучше.

– На вид в тебе унции полторы, не больше – словно пушинка. Принцесса-фея, честное слово!

– Фредди, уйми свое красноречие! – Джилл выразительно покрутила колечко на пальце. – Не забывай: я обручена, и мое сердце, увы, отдано другому. Такое чувство, будто ты делаешь мне предложение!

Фредди достал белоснежный платок и стал полировать монокль, окутавшись, словно облаком, мрачной задумчивостью. Затем обратил на Джилл мудрый отеческий взор.

– Кстати, как раз хотел потолковать с тобой об этом – ну, о помолвках и всем таком прочем. Рад, что застал тебя одну, пока не явилось Божье наказание.

– Ты это про мать Дерека? Да уж, веселенькое прозвище, воодушевляет.

– Ну так наказание и есть, – серьезно подтвердил Фредди. – Та еще птица, даже не сомневайся! Всякий раз внушает мне страх божий. Никогда не знаю, что ей сказать.

– Попробуй загадывать ей загадки.

– Нет, я серьезно! – Всегда улыбчивое лицо Фредди помрачнело вконец. – Погоди, еще познакомишься. Видела бы ты ее утром на вокзале! Ты и не догадываешься, с кем связалась.

– Ох, Фредди, у меня просто мурашки по коже. С кем же это я связалась?

Он методично перемешал огонь в камине и подбросил угля.

– Тут вот какое дело, – начал он наконец. – Старина Дерек, само собой, лучший на свете…

– Я знаю, – мягко вставила Джилл, благодарно погладив руку Фредди. Его преданность Дереку была так трогательна! Девушка задумчиво взглянула на пламя, ее глаза сияли, словно отражая его блеск. – С ним никто не сравнится.

– Однако, – продолжал Фредди, – он всю жизнь провел у мамаши под каблуком.

Джилл раздраженно поморщилась.

– Что за глупости, Фредди! Такой, как Дерек, не будет ни у кого под каблуком.

– Ну ты же понимаешь, о чем я!

– Ни капельки не понимаю.

– А ты представь, как будет паршиво, если мамаша настроит его против тебя!

Джилл стиснула зубы и зябко передернула плечами, вдруг ощутив себя брошенной и несчастной. Затем пробудился гнев. Пылкий нрав таился под ее жизнерадостностью слишком неглубоко. Она старалась уверить себя, что болтовня Фредди лишена смысла и оснований, но отмахнуться от дурных предчувствий не удавалось.

Сладкую мелодию любви к Дереку портила лишь одна фальшивая нота – его опасливое отношение к матери. Джилл полюбила в нем сильного мужчину, который презирает мнение толпы, и его страх перед леди Андерхилл казался мелким и низменным. Можно было попробовать закрыть глаза на этот единственный изъян, но как, если указывает на него даже Фредди, обожающий Дерека всей своей романтической душой? Джилл ощутила горечь и излила ее, как водится у женщин, на ни в чем не повинного собеседника.

– Помнишь, Фредди, как я окатила тебя из садового шланга? – сердито прищурилась она, вскочив на ноги. – Много лет назад, когда мы играли еще детьми и вы с тем ужасным Мейсоном – как там его звали? Уолли! – принялись меня дразнить? Уже не помню, из-за чего, но я тогда страшно разозлилась, направила на вас шланг и вымочила обоих до нитки. Так вот, если ты будешь еще молоть вздор о нас с Дереком и его матери, я пошлю Баркера за кувшином воды и оболью тебя с головы до ног! Настроить Дерека против меня! Как будто любовь можно взять и перекрыть каким-то краном! Ты думаешь, когда двое любят друг друга, как мы, их хоть немного волнует, что говорят другие, даже собственная мать? У меня нет матери, но если бы вдруг дядя Крис вздумал настраивать меня против Дерека…

Гнев ее исчез столь же быстро, как и вспыхнул. Такова была Джилл: то кипит от ярости, то вдруг подумает о чем-нибудь смешном и вновь хохочет. Мысль о том, что милый дядюшка Крис не поленится настроить кого-нибудь иначе чем против вина или сигар низкого сорта, заставила ее прыснуть со смеху, и Фредди, совсем было увядший на скамейке перед камином, воспрянул духом.

– Джилл, ты просто невероятная! Никогда не знаешь, с чего ты вдруг заведешься.

– Твоих глупостей вполне достаточно, чтобы завестись, как ты выражаешься.

– Да брось, старушка, я же хотел как лучше!

– В том-то и беда с тобой, Фредди Рук! Вечно ты хочешь как лучше, а люди бегут вызывать полицию. Да и потом, что во мне может не устроить леди Андерхилл? Денег у меня в избытке, и я одна из самых очаровательных светских красоток! Можешь не верить, а сам вряд ли заметил, но так меня назвали в колонке Сплетника из «Морнинг Миррор», когда писали о нашей помолвке с Дереком. Горничная показывала мне вырезку из газеты: длинная такая колонка с фотографией, где я похожа на зулусскую принцессу, снятую в густой туман в угольном подвале. Кто теперь посмеет сказать хоть слово против меня? Я же просто находка! Леди Андерхилл должна была вопить от радости и распевать на всю Ривьеру, когда узнала!

– Ну, в общем… – протянул Фредди с сомнением. – Да, конечно… ну да.

Джилл окинула его суровым взглядом.

– Фредди, ты чего-то недоговариваешь! Тебе не верится, что я очаровательная светская красотка? Признайся, и я докажу, что ты неправ. Тебе не по душе мое лицо, манеры, фигура? Молодая жена из Афин как-то мужу сказала: «Ты свин!» Отвечал он: «Ma chère, это в смысле манер, или пузо торчит из лосин?» Что у меня «торчит», Фредди?

– Да ты высший класс, говорю же!

– Однако почему-то боишься, что мать Дерека подумает иначе. Почему леди Андерхилл может не согласиться со Сплетником?

Фредди замялся.

– Отвечай!

– Видишь ли… Не забывай, я знавал старую грымзу еще…

– Фредди Рук! Где ты набрался таких выражений? Только не от меня!

– Про себя я только так ее и зову… Так вот, я знаком с ней еще с тех пор, как гостил у них школьником, и изучил досконально, что ее обычно бесит. Она, как говорится, из старой гвардии, а ты у нас вся такая… внезапная! Сама ведь это знаешь за собой: что на уме, то и на языке.

– Ха, пока на ум не придет, ничего и не скажешь!

– Да ладно, ясно же, что я имею в виду, – настойчиво продолжал Фредди, отвергая шутливый тон. – Порывистая ты очень, неуемная, того и гляди выпалишь что-нибудь странное или сделаешь… безрассудная, вот!

– Ну и какой суровый критик мог бы углядеть странность хоть в одном моем поступке?

– Я вот собственными глазами видел, как ты остановилась посреди Бонд-стрит и помогала толпе подтолкнуть телегу. Нет, я тебя не виню…

– Надеюсь! Бедная лошадка совсем выбилась из сил, как тут не помочь?

– Да я-то понимаю! Сочувствую и все такое, но сильно сомневаюсь, что леди Андерхилл со мной согласится. А еще ты как-то уж очень на короткой ноге с прислугой…

– Не будь снобом, Фредди!

– Никогда им не был! – обиделся Фредди. – Наедине с Баркером, к примеру, я чертовски разговорчив… но я же не спрашиваю официантов в ресторане, как поживает их радикулит!

– А у тебя самого был радикулит?

– Нет.

– Так имей в виду: это очень больно, и официанты страдают не меньше герцогов. Думаю, даже больше, потому что приходится то и дело нагибаться и таскать тяжести. Как их не пожалеть!

– Как ты вообще узнала, что у того официанта радикулит?

– Спросила его, как же еще!

– Ну так умоляю, если сегодня тебя потянет на такие подвиги, держи себя в руках! Не надо спрашивать у Баркера, как поживают его суставы, когда он станет подавать леди Андерхилл гарнир. Уверяю тебя, она этого не оценит.

– Ох, совсем забыла! – вскинулась Джилл. – Спешила поскорее согреться, вот и вылетело из головы. Должно быть, он считает меня настоящим чудовищем! – Она подбежала к двери. – Баркер! Баркер!