Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 57

В прямом смысле Отис Пилкингон этого не делал, но настроение имел соответствующее. Погруженный в уныние, он трясся на жесткой скамье вагона и недоумевал, зачем ему вообще приспичило тащиться в Рочестер. Ведь увидел он то самое, чего и ждал: уродливую карикатуру на свое творение, сыгранную кое-как перед полупустым равнодушным залом.

Одно хорошо, мстительно думал он, вспоминая пустые уверения Роланда Тревиса о стоимости музыкальных постановок: новые номера, без сомнения, лучше прежних, сочиненных его соавтором.

После вялого приема на утреннике в среду и не лучшего тем же вечером «Американская роза» упаковала декорации и переехала в Сиракузы, где провалилась с таким же треском.

Еще две недели она странствовала из одного городка в другой по всему штату Нью-Йорк и захолустью Коннектикута, мотаясь туда-сюда, словно побитый штормом корабль, пока наконец проницательная и разборчивая публика Хартфорда не устроила ей вдруг настолько горячий прием, что бывалые актеры переглядывались с недоумением, а изнуренные хористы, забыв про усталость, бисировали вновь и вновь с таким блеском, что даже Джонсон Миллер счел возможным одобрительно кивнуть. С прежними временами, конечно, никакого сравнения, снисходительно буркнул он, но вполне даже прилично.

Настроение у труппы взлетело до небес. Сияя улыбками, ведущие актеры говорили, что всегда верили в новую постановку, а хористы и хористки пророчили целый год спектаклей в Нью-Йорке. Меж тем жители Хартфорда сражались за билеты, а если не могли достать, смотрели стоя.

Обо всем этом Отис Пилкингтон понятия не имел. Свои права на мюзикл он продал еще две недели назад за десять тысяч долларов какому-то юристу, нанятому неизвестным клиентом, и был несказанно рад, что сумел спасти хотя бы часть денег, вложенных в провальную затею.

Скрипки воспарили к пронзительному финалу, выдал последний стон фагот, а задумчивая личность на краю оркестра под самой ложей миссис Уоддсли Пигрим, периодически атаковавшая по долгу службы огромный барабан, нанесла многострадальному инструменту прощальный сокрушительный удар и, отложив оружие, позволила своим мыслям отклониться в сторону прохладительных напитков.

Музыкальный директор Зальцбург, устремивший дрожащую от напряжения дирижерскую палочку к горним высотам, наконец опустил ее, уселся и устало промокнул лоб. Упал занавес, возвещая конец первого акта, и оглушительные аплодисменты сотрясли здание театра «Готэм», заполненного от партера до галерки той разнородной человеческой массой, что составляет публику нью-йоркских премьер.

Овации грохотали не умолкая, как волны прибоя о каменистый берег, взмывал и падал занавес, снова взмывал и снова падал. Капельдинер, пробравшись по центральному проходу, вручил Зальцбургу охапку алых роз «Американская красавица», а тот передал его примадонне, которая приняла цветы с ослепительной улыбкой и поклоном, изящно сочетая скромность и радостное изумление. Начавшие было ослабевать аплодисменты вновь набрали мощь. Роскошный букет размером чуть ли не с самого Зальцбурга обошелся примадонне утром в «Доме цветов» Торли почти в сотню долларов, но стоил каждого уплаченного цента.

Вспыхнули люстры, и публика потянулась по проходам, чтобы размять в антракте ноги и обсудить представление. В зале поднялся гул голосов. Композитор, не получивший заказа на вставной номер в шоу, объяснял другому, тоже заказа не получившему, откуда стянул мелодию третий композитор, который получил заказ и вставной номер сочинил.

Два комедийных актера, временно пребывающие без ангажемента, сошлись во мнении, что примадонна, конечно, душечка и прелесть, однако, хотя не в их привычках кого-то критиковать, возраст на ней уже сказывается, и друзьям стоило бы намекнуть примадонне, что роли невинных простушек пора оставить другим.

Театральные критики, собравшись по двое-трое в укромных уголках, дружно соглашались, что «Американская роза» всего лишь одна в общем ряду, хоть и явно выделяется качеством, в то время как рядовая публика придерживалась точки зрения, что комедия сногсшибательна.

– Оти, дорогой, – промурлыкала миссис Уоддсли Пигрим, навалившись пышным плечом на безупречно скроенный рукав дядюшки Криса и обращаясь к сидящему за ним Пилкингтону. – От всей души поздравляю, детка! Просто чудо, я и не припомню, когда так наслаждалась музыкальной комедией… А вы что скажете, майор Сэлби? Правда восхитительно?

– Великолепно! – со светской любезностью согласился тот, еле живой от скуки. – Примите поздравления, мой мальчик!

– Какой же ты умница! – воскликнула миссис Пигрим, игриво хлопнув племянника веером по колену. – Горжусь, что я твоя тетка! А вы, мистер Рук, разве не горды знакомством с Оти?

Четвертый обитатель ложи вздрогнул, выходя из ступора, в который его ввергло созерцание Макхвастла из рода Макхвастлов. В жизни Фредди и прежде случались темные моменты. Как-то раз в Лондоне по недосмотру Паркера он оказался в самом сердце Вест-Энда без гетр и обнаружил их отсутствие, лишь пройдя половину Бонд-стрит. В другой раз, вызвав незнакомца на партию в сквош с крупной ставкой на победу, он слишком поздно открыл, что играет с экс-чемпионом колледжа. Тяжело он переживал и разрыв Дерека с Джилл, как и последующее неприятие лондонским обществом этого поступка лучшего друга.

Однако за всю свою жизнь Фредди Рук ни разу не испытывал столь глубокой печали и уныния, как сегодня вечером, когда наблюдал за отвратительным субъектом в килте, присвоившим и убившим его роль. А публика, черт бы ее побрал, ревела от хохота при каждой дурацкой реплике самозванца!

– А? – откликнулся Фредди. – О да, безусловно!

– Мы все гордимся тобой, милый Оти, – подытожила миссис Пигрим. – Своей пьесой ты произвел настоящий фурор и теперь заработаешь кучу денег. Вы только подумайте, майор Сэлби, а я-то всячески старалась отговорить своего мальчика ее ставить! Считала слишком опрометчивым и рискованным вкладывать деньги в театр… Впрочем, до того я видела пьесу только у себя дома в Ньюпорте, а тогда это была такая скучная бессмыслица! Даже не подумала, что он наверняка ее переработает, прежде чем ставить в Нью-Йорке. Как я всегда говорю, пьесы не пишут, а переписывают! И вот – ты улучшил свою на сто процентов, Оти. Ее просто не узнать!

Она вновь одобрительно хлопнула племянника веером по коленке, даже не подозревая, какие душевные раны наносит. Бедняга Пилкингтон терзался двойной пыткой. Смотреть, как публика в битком набитом зале выпрыгивает из кресел, восторгаясь жалким балаганом, которым Мейсон подменил тонкую социальную сатиру, было само по себе тягостно, но теперь не оставалось даже низменного материального утешения в виде авторских доходов от пьесы.

Отис продал свою долю в постановке и чувствовал себя так, будто за гроши спихнул акции безнадежных приисков, а наутро прочитал в газете, что на них обнаружен золотоносный пласт. Как писал Лонгфелло, в жизни каждого порой бывает дождь, но в жизни молодого Пилкингтона сейчас лило как из ведра.

– Конечно, – продолжала миссис Пигрим, – в моем доме пьесу играли любители, ну вы понимаете, а здесь состав просто блистательный. Один шотландец чего стоит! Как по-вашему, мистер Рук – ну разве он не великолепен?

Ругайте сколько угодно высшие слои общества, но благородство их манер трудно отрицать. Лишь прочные традиции своего класса, подкрепленные всесторонним светским воспитанием, дали возможность последнему из Руков подавить слова, которые рвались с языка, и заменить вежливым согласием.

Если Пилкингтон чувствовал себя подобно опрометчивому продавцу золотоносной шахты, то терзания Фредди скорее подошли бы юному спартанцу с лисицей за пазухой. Ничто кроме Винчестерской школы и колледжа Магдалины не помогло бы ему выдавить в ответ улыбку, пусть кривую и неискреннюю:

– Ну еще бы! Бесподобен…

– Ведь прежде это была роль англичанина, правда? – не унималась миссис Пигрим. – Да-да, я помню. Гениальная идея – заменить его! Шотландец такой комичный, просто нет слов. А какой актер!