Королева и волкодлак (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 2

— На воле недолго, а в доме… лет двадцать. Значит, лиса? Хорошо. Сейчас Нормин вернет тебя обратно, а я отправлю Митриса поискать подходящего лисенка. Как только найду, сразу вернусь за тобой. До встречи, Янта!

Иттон, принц Алисанды

Небо… низкое хмурое небо надо мной. Как грязное серое одеяло. И больше ничего.

Я сел — все тело отозвалось тупой болью. Руки и ноги отказывались слушаться, словно долгое время лежал неподвижно.

Где я? Какое-то поле, дорога, лес вдалеке. Все незнакомое. Я точно никогда здесь не был. И как меня сюда занесло? Ничего не помню.

А еще… мертвая тишина. Ни звука. Прилетела птица, села на землю, открыла клюв. Чирикнула, но я не услышал. Попробовал сказать: «Что происходит?», но язык не слушался. Наверно, получилось какое-то мычание — но и его не было слышно.

Я оглох? Онемел? Или и то и другое?

Я… А кто — я?

Меня зовут Иттон.

И… это все?

Вспышка ужаса — я не знаю, кто я такой. Не помню. Ничего, кроме имени. Как будто моя жизнь началась в тот момент, когда открыл глаза и увидел над собой небо. Да, я знаю: я человек, взрослый мужчина, не ребенок, у меня есть руки, ноги, голова и все остальное, что положено иметь человеку. На мне одежда — бедная, крестьянская.

На самом деле я знал довольно многое: что находится вокруг меня, как все это называется, для чего нужны те или иные вещи. По большому счету, знал почти все, что должен знать взрослый человек — но ничего из того, что касалось лично меня.

Кто я, откуда, что со мной произошло, как попал сюда? Почему онемел и оглох? Или всегда был таким? Всю мою прошлую жизнь словно окутало черным покрывалом. Оставалось лишь надеяться на то, что память все же проснется.

А что делать сейчас?

Я с трудом поднялся, превозмогая новую вспышку боли. Голова сильно кружилась, перед глазами плавали темные круги, к горлу подкатывала тошнота. Но не сидеть же в чистом поле, пока не умру с голоду.

В животе, словно в ответ на эту мысль, громко заурчало. То есть я почувствовал, что заурчало, и, судя по силе, громко, но не услышал. И сделал вывод, что глухим раньше не был: иначе откуда мне знать, что такое «громко» и «тихо».

Я вышел на дорогу и огляделся. По правую руку она ныряла в лес, по левую вдали виднелись крыши домов. Деревня? Или городское предместье?

Можно было пойти в лес, поискать ягоды или грибы, но что дальше? Построить шалаш из веток и жить в нем? Или все-таки в деревню? Вдруг там знают, кто я такой? Может, я оттуда? Может, там у меня родня или друзья?

Вопросы, вопросы… одни только вопросы.

Каждый шаг давался с трудом. Я то и дело останавливался, чтобы отдышаться. Во рту пересохло, страшно хотелось пить. Казалось, вот-вот потеряю сознание — и очнусь ли снова? Может, было бы лучше, если нет?

Наконец я добрался до крайнего дома и постучал в ворота. И подумал, что вот эта мертвая тишина пугает даже сильнее потерянной памяти. Хотя… могло быть и хуже. Я, по крайней мере, не ослеп. И могу ходить.

На стук вышел мужчина лет сорока, высокий, коренастый, с мощной шеей и красным лицом. Посмотрел удивленно, спросил что-то. Я помычал, показал пальцем на рот, на уши, покачал головой. Потом запрокинул голову, показывая, будто пью.

Подумав, мужчина махнул рукой, приглашая меня войти. Я вошел за ним во двор, остановился у крыльца дома, явно не самого бедного, а он зашел внутрь и вернулся с ковшом воды. Откуда-то появилась женщина, чуть помладше, полная, приятная. Кивнула мне и о чем-то заговорила со своим мужем, искоса поглядывая в мою сторону. Потом принесла кусок хлеба с сыром, отдала мне и показала на скамью.

Ох, какое же это было наслаждение — откусывать, жевать, глотать. Жаль только, что угощение кончилось слишком быстро. Я наклонил голову, благодаря, и женщина улыбнулась. Коснувшись моего плеча, она пошла к воротам и скрылась за ними. Ее муж тоже дотронулся до моей руки, но иначе — словно говоря: посиди здесь, подожди. Я не знал, чего должен ждать, но идти все равно было некуда, поэтому просто сидел и смотрел, как он возится в огороде.

Вскоре женщина вернулась, а вместе с ней пришла другая, совсем молоденькая, на последних месяцах беременности. Сделав несколько быстрых жестов руками, она посмотрела выжидающе. Видимо, это был какой-то особый язык немых и глухих, но я его не понимал и только покачал головой.

Подумав немного, женщина коснулась пальцем моей груди и вопросительно приподняла брови, а потом сказала что-то. Показав на свои губы, она снова повторила эти два слова, а потом еще раз, и еще. И я наконец понял.

«Кто ты?» — вот что она спрашивала.

Попробовал сказать это, и губы сначала собрались, потом растянулись, повторяя ее движения. Вот только ощущения исходящего звука не было. Однако женщина обрадовалась, кивнула, снова задала вопрос, показав на меня пальцем.

«Иттон», — ответил я.

Она повторила несколько раз, и я вместе с ней, внимательно всматриваясь в ее губы и пытаясь сопоставить то, что чувствовал, с тем, что видел. Если она могла читать по губам, значит, мог научиться и я.

«Откуда ты?» — после нескольких неудачных попыток повторить мне удалось понять следующий вопрос.

«Не знаю. Не помню. Ничего не помню».

Женщина нахмурилась, повернулась к хозяевам дома и начала что-то им говорить. Значит, немой точно не была. Может, глухая. Или просто знала, как разговаривать с глухими и немыми. Хозяева переглянулись, перекинулись между собой парой фраз, потом мужчина дотронулся до моего рукава и назвал меня по имени, проговорив его медленно и четко, чтобы я понял. Поманив за собой, пошел к пристройке в дальнем углу двора. Открыл дверь и подтолкнул меня к порогу.

Внутри оказалась крохотная каморка с очагом, кроватью и дощатым столом. Он ткнул в меня пальцем и сделал приглашающий жест, а потом потянул за рукав к другой двери, за которой оказалась конюшня с тремя стойлами.

Нет, я ничего не вспомнил, но это было твердое знание: люблю лошадей и умею с ними обращаться. Вошел, погладил по холке вороного жеребца, тот заржал и ткнулся мордой в мою щеку. Хозяин рассмеялся и положил руку мне на плечо.

Кажется, я нашел работу и крышу над головой. Уже неплохо!

три года спустя

Иресса

«Скажи, а почему мы не можем вот так же разговаривать с другими фамильярами? И с ведьмами? — я махнула хвостом перед клювом Митриса, он попытался поймать его, но не успел. — Почему только с тобой? Когда приезжала Фиала со своей кошкой, ни та ни другая меня не слышали»

«У нас с тобой мысленная связь через Лэргу. Потому что мы оба ее фамильяры. Хотя, по большому счету, мы и не фамильяры вовсе», — добавил ворон, подумав.

«А кто?» — удивилась я.

Разумеется, мы не разговаривали в человеческом понимании этого слова, а слышали мысли друг друга. Причем не все мысли, а только направленные наподобие лучу. О чем думал Митрис, не обращаясь ко мне, я не знала, да и не очень-то хотела. Равно как и того, чтобы он знал мои мысли. Точно так же, направленно, мы разговаривали и с Лэргой.

«Нас ведьмы забирают из Хранилища на время. А истинные фамильяры — это добровольный дар высших духов, которые входят в тело животного или птицы и помогают магу или ведьме в их делах. Но наш мир они обходят стороной».

«Почему?» — мне было скучно, и я приставала к ворону. Вообще-то он всегда держался так строго, что я его немного побаивалась, но сегодня, похоже, хотелось поболтать и ему.

«Потому что он во власти темных сил».

«Темных? — шерсть на загривке встала дыбом. — Во власти зла?»

«Ресс, не говори глупостей! — Митрис возмущенно взмахнул крылом и хрипло каркнул. — Я сказал, не черных, а темных. У темноты много оттенков. Именно поэтому в нашем мире есть место и добру, и злу. Не говоря уже о том, что любое добро может повлечь за собой зло. И наоборот».