Экземпляр (СИ) - Купор Юлия - Страница 34

— Смазливенький, как ты и просила, — вполголоса сообщил церемониймейстер.

Дейзи всплеснула руками, а затем растерянно посмотрела (снизу вверх, разумеется) на фон Хоффмана.

— Развлекайтесь, — бросил на прощание обер-церемониймейстер и горделиво ушел.

— Константин, — спросила Дейзи, — новенький?

— Ага, — ответил Костя, с грустью понимая, что ему всю ночь придется разговаривать с разными людьми, объясняя им всем, что да, он новенький. Сущий кошмар неофита!

Дейзи эта была худенькой до неприличия. Узкое платье на тонких бретельках, нестерпимо сверкавшее из-за россыпи пайеток, открывало стыдливо торчащие хрупкие ключицы и сообщало миру об отсутствии у хозяйки сколь бы то ни было соблазнительных форм. В целом Дейзи, главным образом из-за платья, а еще из-за длинных сережек, усыпанных стразами — грозди этих стразов на ниточках, как на тоненьких страховочных тросах, спускались к обнаженным плечам, — была похожа на маленькую новогоднюю игрушку, очень блестящую и очень драматичную. Нельзя сказать, что она была хорошенькой, да и смешение эпох в ее облике было чересчур нарочитым, будто она очень хотела понравиться и не знала, какую из своих личностей выбрать. Дейзи присела на диванчик рядом с Костей.

— Рубашка, — тихо произнесла девушка, недоуменно глядя на Костю.

— А, это мистер Балакирев виноват, — сообщил Костя. — Он пытался в лимузине приготовить «Кровавую Мэри» и облил меня томатным соком. Мне пришлось переодеваться прямо в машине, а мы и так опаздывали. Утюжить рубашку, увы, было негде.

— Ну, ничего страшного, — Дейзи улыбнулась уголками губ. — Я как раз хотела предложить тебе выпить. Тут прямо за стенкой есть бар. Что предпочитаешь?

— С недавнего времени я предпочитаю прозрачные напитки!

— Я мохито сделаю, — не растерялась Дейзи.

Более всего на свете Костя боялся, что на вечеринке у Векслера соберутся пафосные дамы и господа, которые, восседая на роскошных усыпанных подушками диванах, будут рассуждать о высоких материях, с обязательным упоминанием трудов Кьеркегора, Шопенгауэра или Ницше. В компании таких людей он, Костя, провинциал из провинциалов, почувствует себя неловко, ему до конца вечеринки будет стыдно за себя: и за свою провинциальность, и за то, что его не научили в детстве хорошим манерам, и за то, что на втором курсе философию прогуливал.

Чуть меньше Костя боялся, что на вечеринке у аццкого сотоны будут происходить ужасающие вещи, какие-нибудь убийства, кровавые жертвоприношения (спасибо, в одном таком он уже поучаствовал), убиения младенцев, купания красных коней, всяческие извращения, жесточайшие оргии или какие-нибудь массовые совокупления. И принимать, например, кровавый душ ему не хотелось — голышом стыдно, не успел еще к лету подкачаться, а если не голышом, то пафосный пиджак жалко: двести тыщ все-таки, хоть и халявных.

Еще Костя, которому дважды снились Векслер и его свита, опасался того, что ему придется смотреть какой-нибудь скучный спектакль, где Векслер, подвизавшийся на поприще актера, начнет реализовывать свои столетние амбиции. Это была бы очень скучная вечеринка.

На деле же великий бал у сатаны оказался банальной дискотекой. Пожалуй, это удивило Костю более всего. Он чего угодно ждал, но не… Боги, это не более чем вечеринка. Это всего лишь вечеринка, ничуть не хуже и не лучше любой вечеринки в любом клубе. Костя так давно не был на настоящей дискотеке, что на краткий миг ему почудилось, явственно так почудилось, будто он ухнул во времени на целое десятилетие, будто ему снова было двадцать и он, развеселый студент УПИ, ищет приключения на свою бедовую голову.

— Ты хоть понимаешь, где мы? — спросила Дейзи, пока они продирались через танцпол.

Музыка грохотала в ушах так, что Костя начал не на шутку опасаться за свои барабанные перепонки, а стробоскоп бесновался, точно в эпилептическом припадке. Для того чтобы быть услышанным, приходилось орать, но даже и это не спасало — надо было постоянно переспрашивать и уточнять, что имела в виду Дейзи.

— Я догадываюсь! — Костя чуть связки не порвал, пока выкрикивал эту короткую фразу, ему пришлось потом еще добрых пять минут откашливаться.

Удивительно, но Костя знал очень многих из тех, кто присутствовал на вечеринке, — даже Дейзи была приятно поражена. Первым он узрел Аристарха Левандовского, который и привез их с Женькой в особняк. Теперь он культурно отдыхал — сидел на высоком стуле за барной стойкой и потягивал из трубочки коктейль. На его лице мрачно поблескивали неизменные солнцезащитные очки. Увидев Костю, он оторвался на мгновение от своего коктейля и протянул руку в знак приветствия.

— Веселья вам и вашей очаровательной спутнице, — произнес водитель и отвернулся, снова увлекшись коктейлем.

А Дейзи потянула Костю за руку, и снова они понеслись через танцпол, и все это было похоже на очередное задание в компьютерной игре. Костя боялся выпускать Дейзину руку, потому что его не покидало чувство, что он потеряется на танцполе, точно ребенок, которого мама оставила на кассе, а сама ушла в дальний отдел универсама за молоком. (Однажды, в доисторические времена, когда не было еще «Бруклина», а в городе был один-единственный универсам, так и случилось — мама вернулась за Костей только через час.) Наконец, преодолев полосу препятствий из танцующих человеческих тел, они вышли куда-то в коридор, и здесь было намного тише — музыка тут звучала как ритмичный низкочастотный гул, подобный авиационному. А в этом коридоре, похожем на предбанничек перед кинозалом, Ника и Ясмина стояли в уголке и тихонечко курили — очевидно, они тоже сбежали в тишину.

— О, привет! — Костя немного смутился.

Дейзи чуть крепче сжала его руку.

— Прекрасно выглядите, — отозвалась Ника и кокетливо улыбнулась, чем вызвала ревнивый взгляд своей спутницы — еще чуть-чуть, и Ясмина бы зашипела.

Ника не изменяла девяностым ни на йоту, но в этот раз она выглядела не как провинциальная девчонка, ограбившая вещевой рынок, а как вполне себе стильная штучка — в «Спайс Герлз» такую бы точно взяли. На ней были джинсовые шортики (поверх колготок в крупную сеточку — м-м-м! — никогда еще вульгарность не выглядела столь притягательной), удлиненный топ, расшитый пайетками, — шортики выглядывали из-под этого топа тоненькой джинсовой полосой, — и довершали образ осветленные длинные волосы, уложенные с тщательной небрежностью. Ника так сильно соответствовала духу девяностых, что выглядела как очень, даже излишне сексапильный музейный экспонат. Да и слово «сексапильный» уже никто не употребляет. Ясмина в ее черном шелковом платье на тоненьких бретельках (у нее и на шее был шрам, черт побери! Сколько же раз эта девчонка пыталась уйти из жизни?) выглядела как черно-белая фотография, случайно приклеенная рядом с ярким полароидным снимком.

— Пойдем дальше! — громко зашептала Дейзи прямо Косте в ухо.

Дыхание у нее было холодным, как «Орбит» без сахара. И Дейзи, бросая ревнивые взгляды на девчонок (что было зря, потому что Ника и Ясмина, как только их оставили в покое, начали сосредоточенно целоваться), потащила Костю через коридор.

— Дейзи? — Костя не знал, куда деть внезапно проснувшуюся общительность, поэтому решил помучить Дейзи вопросами.

— Да?

— А чем ты занималась… ну…

— Когда была жива? Я была порнозвездой в шестидесятые.

— А.

О боги, Дейзи, эта игрушечная девочка, тоненькая и хрупкая, это созвездие пайеток, была порнозвездой. Была. Когда была жива. А потом она, конечно же, умерла. Как и большинство из тех, кто веселился на тусовке у Роберта Векслера.

— Сейчас пробежим последний танцпол. Отметимся, так сказать, и можем где-нибудь посидеть в спокойном месте.

— А в этом аду есть спокойные места?

— Организуем!

Дейзи толкнула невесть откуда появившуюся дверь, и вот они снова вскочили на подножку шумного и ритмичного поезда. Костя перестал удивляться тому, что двери здесь появляются, когда им заблагорассудится, и так же внезапно исчезают. Музыка здесь играла не так громко — можно было даже вычленить некое подобие мелодии, и легкий фортепьянный мотив показался Косте знакомым. По крайней мере, здешнего диджея не хотелось прибить.