Искорка для ледяного дракона (СИ) - Ганова Алиса - Страница 14

— Я волнуюсь за это чудесное платье, — закусила губу, чтобы пересилить себя и не почесаться. Кружевные ставки на лифе и спине ужасно чесались. Я даже заподозрили, что ночью меня покусали блохи, но, тьфу, тьфу, тьфу, этих тварей в пансионе вроде бы нет. Или мне «повезло» найти парочку? — Чтобы не помять его, не порвать, могу снять его? Пока что?

— Пожалуй, да. Так будет разумно. Но завтра, если не наденешь его, будешь выходи́ть замуж в форме. И сама испортишь себе церемонию.

— Надену… — я погладила кружевную вставочку на лифе. — С удовольствием. Ведь такого красивого наряда у меня никогда не было. Удивительно, что мадам купила его для меня. Чем я заслужила такую доброту?

Классная дама оглядела меня исподлобья, хмуря тонкие, почти невидимые брови.

— Не знаю, Эллария. Но лучше бы тебе не испытывать её терпение. Переоденься, поешь и помолись. Милость Светлого тебе понадобится.

Вот сейчас она говорила искренне. Но всего лишь миг.

— Желаю тебе счастья, Эллария.

— Я могу увидеть девочек? Так хочется поделиться с ними радостной новостью! — я сложила ладони свечой и, изображая блаженную дурочку, похлопала ресницами.

— Завтра увидитесь, — сухо бросила дама Унина.

Увы, меня снова заперли. Теперь моя жизнь зависит от того — смогу ли я протиснуться через окно?

Я лежала на ворохе курток и мучительно гадала: когда лучше бежать?

— Бартуэ, спишь? — неожиданно приоткрылась дверь. Дама Жильдина, наставница младшего класса, просунула голову в щель и, щурясь от яркости своего светильника, нашла меня взглядом.

— Почти заснула, — зевнула я, прикрываясь рукой от резкого света.

— Вот и хорошо. Утром рано вставать, — она чопорно поджала губы, чтобы тоже не зевнуть.

— Насколько рано?

Мне не ответили. Дверь закрылась, и я осталась в темноте.

В скудном лунном сиянии очертания вещей едва различимы. А гардеробная, как назло, заставлена битком. Придётся постараться, чтобы при бегстве ничего не уронить и грохотом не привлечь к себе ненужного внимания.

Выждав немного, я поднялась и стала тихо, как мышка, освобождать место под окном от вешалок, коробок. Сняла даже настенную шляпницу.

Действовала осторожно, не спеша. А когда закончила, легла и долго вслушивались в звуки, доносившиеся из коридора.

Наконец, ближе к полуночи шаги и голоса стихли. Пансион погрузился в сонную тишину.

Казалось бы, лучшее время для бегства. Однако Орлица ложится позже всех. Она запросто может прийти и удостовериться, что я на месте и ничего не вытворила, поэтому надо подождать ещё немного.

Но как же мучительно ожидание! Сердце то замирало, то начинало гулко биться, отдаваясь грохотом барабанов в висках. Я сжимала кулаки, покусывала губы, разминала напряжённое до предела тело.

Лишь когда за дверью разнёсся приглушённый храп сторожившей меня классной дамы, я решилась.

На цыпочках подошла к узенькому окну. Накидала под ним целую гору верхней одежды. Поверх накрыла несколькими куртками, накидками. Забралась на мягкое возвышение и осторожно потянула хлипкую створку.

Окно открылось наполовину. Чтобы до предела распахнуть его, пришлось приложить усилие.

Почти сразу же гардеробная наполнилась ароматом зимней свежести, морозца.

Я высунула голову на улицу, огляделась. Как хорошо! Если не думать, что тело осталось в гардеробной и едва ли протиснется через узенький проём.

Осенив себя защитным жестом, я протянула руки. Затем стала протискивать плечи…

Форма цеплялась за старую, шершавую деревянную раму, мешала. Если не сниму её, то точно застряну, особенно в груди или бёрдах.

Пришлось спуститься и раздеться, скинув с себя кофту, рубашку, юбку…

Оставшись в одном нижнем белье и тоненькой сорочке, я попыталась протиснуться снова.

Да, так удобнее, но холодно. Меня затрясло от озноба. Зато удалось выбраться почти по грудь.

Помогая себе, я упёрлась локтями в ледяную стену, выдохнула и, извиваясь змеёй, продолжила протискиваться.

Чтобы не кричать, хватала ртом воздух, стискивала зубы и толкала себя, толкала…

Зато грудь прошла! Я уже по талию на свободе.

«Элла, терпи. Чуть-чуть осталось», — твердила, болтая в воздухе ногами, изо всех сил напрягая руки и молясь Светлой не застрять бесповоротно в бёдрах.

И всё-таки застряла. Намертво.

Повиснув вниз головой, я из-за паники, отчаяния и боли в пережатом животе даже дышать перестала. Вдруг сорочка треснула, кожу обожгло болью — и бёдра чудом проскользнули. Я упала в сугроб.

Лёжа в мягком снегу, я смахивала замёрзшими пальцами слёзы счастья и не могла поверить, что мне удалось выбраться!

Чтобы не терять драгоценного времени, скорее выбралась из сугроба и… Спохватилась, что допустила роковую ошибку, забыв перебросить через окно куртку. Теперь же при всём желании не смогу дотянуться до одежды в гардеробной. А, если попытаюсь отломать ветку, чтобы использовать как крюк, выдам себя.

— Вот же глупая! — зашипела сквозь стучавшие от озноба зубы, выпуская облачко пара.

Конечно, можно постучать в двери пансиона, вернуться. Но лучше скорее бежать к дому мадам Вуше. Она спит на первом этаже, услышит меня, впустит.

Обхватив себя руками, я пригнулась и побежала по дорожке, мимо чёрных окон пансиона, радуясь, что не скинула ботинки.

Свернула к заднему дворику, по горке накиданного снега забралась на крышу дровяника и ловко перебралась через забор.

Вот теперь я на свободе! Надо только не останавливаться и скорее бежать к дому мадам Вуше или четы Журин.

До Тихого переулка ещё несколько улиц, а я уже промёрзла как ледышка, а ссадины мороз так пощипывал, что, казалось, будто их посы́пали солью.

Ничего, уже скоро буду в тепле и безопасности.

Упрямо шагая вперёд, я миновала Нижнюю улицу, подошла к мосту, чтобы перейти на Садовую, как за поворотом раздался мужской громкий гогот.

От ужаса сердце пропустило удар. И пока меня не заметили, скорее спряталась за опорой моста, вжалась спиной во влажное бревно, стараясь слиться с ним.

Шумная компания прошла мимо. Опасность миновала.

Я выдохнула, стала карабкаться к мосту, да нога соскользнула, и я с обрыва кубарем скатилась в речку.

Она мелкая, не утону. Однако пока выбралась на берег, вымокла до нитки, выбилась из сил и замёрзла так, что волосы покрылись инеем. И когда, наконец, выбралась, тело налилось тяжестью, стало непослушным.

Ничего. Я не сдамся. Только полежу немного и снова пойду.

Сначала я ощутила пьянящий запах с нотками хвои, моря, кожи и толикой благородной цедры… Такой родной и желанный, что от восторга по телу искорками удовольствия рассы́пались мурашки.

Затем горячие, сильные руки обняли меня, бережно приподняли… Я едва не заурчала, как довольная кошка. Однако, не веря в новую неожиданную встречу, разомкнула веки, чтобы убедиться в догадке.

Синие глаза Дракона, с танцующими золотыми искорками, смотрели с нежностью, волнением, искренним беспокойством.

Сердце сладко сжалось от ликования и упоения. Но эйфория схлынула, когда осознала, что в реальности это неисполнимо. И нежность Шаллерэна — не иначе как сон…

Ну и пусть. Зато сейчас я не должна следовать правилам приличий и этикету, могу быть собой и не бояться пересудов.

Подняла глаза, наши взгляды встретились, и я замерла, растеряв решимость.

— Вы? — изумлённо прошептала банальную глупость, чтобы скрыть смущение.

Я пленена магией невероятного обаяния Сиятельного Дракона. Не удивительно, что теперь он наведывается ко мне во снах.

Да, я пыталась не думать о нём, выгнать из девичьих грёз, но… Кажется, немного влюбилась. Только боюсь себе в этом признаться.

— Я, — от бархатного, раскатистого голоса по телу разлилось тепло, сразу стало легче дышать. А когда сильные руки притянули меня к широкой, горячей мужской груди, с часто бьющимся сердцем, я, вместо того, чтобы показать характер, гордость, уткнулась носом в тёплую, приятно пахнущую ткань и затихла.