Перед рассветом (СИ) - Бачурова Мила - Страница 2

Мы вытащили с заднего сиденья Жоржа. Я закинул себе на плечи его правую руку, Вова — левую. Мы двинулись по переулку медленным, неуверенным шагом. Двое хорошенько отдохнувших граждан тащат домой третьего — наотдыхавшегося до полного ликования. Ничего удивительного, обычная для Чёрного города картина.

В хибаре бабки Мурашихи тускло светилось окно. Значит, ждёт нас, не ложилась.

Дверь бабка распахнула раньше, чем я постучал. Молча отстранилась, давая нам пройти. И так же молча закрыла за нами дверь.

Я щелкнул пальцами, ставя на всякий случай глушилку. Спросил:

— Куда его?

— Положь пока там. — Мурашиха небрежно махнула рукой.

— Прямо на пол, что ли?

— А ему не всё равно — на пол, аль на перину?

— И правда, — хмыкнул я.

Мы с Вовой опустили Жоржа на пол.

— Подсоби, — велела Мурашиха.

Я подошёл к ней.

Мурашиха скатала полосатую дорожку-половик. Я увидел в полу квадратный люк, закрытый крышкой с металлическим кольцом посредине. Мурашиха взялась за кольцо.

— Отойди, бабка, — поморщился я.

Ухватился за кольцо сам и поднял тяжёлую крышку. В темноту подпола уходили узкие деревянные ступени.

Я спустился по ним, Вова подтащил к люку Жоржа. С горем пополам запихнул его в квадратный проём.

— Полегше, — комментировала сверху Мурашиха, — полегше пхай-то! Чай, полы у меня не казённые!

Я взял Жоржа за плечи, стащил вниз. В подполе было сыро, прохладно и темно. Но мне темнота никогда не была помехой. Я огляделся по сторонам.

Увидел длинные полки на стенах, уставленные банками, склянками и пузырьками. На земляном полу — бочки, бочонки и бочоночки.

— Бочки не трогай! — командовала, стоя у края люка, Мурашиха. — Положь его так, чтобы до них не касался! В бочках у меня — мёд, соленья. Мертвечина вкус испортит.

— Ты же говорила — он живой, — проворчал я.

С грехом пополам пристроил Жоржа на полу так, чтобы не касался драгоценных бочек. Для этого пришлось сложить тело чуть ли не пополам, уткнув голову Жоржа в колени. Я полез по ступеням обратно.

— Духом — живой, — назидательно сказала Мурашиха. — А всем остальным — мертвее мёртвого.

— То есть? — нахмурился я. — И разлагаться будет, что ли? — Выбрался из люка, отряхнул одежду.

— Не должен, — сказала Мурашиха. — На холоде-то…

Но прозвучало как-то не очень уверенно.

— Бабка, — погрозил пальцем я, — ты мне не дури! Он у тебя там не отсыреет?

— Не нравится — забирай, — набычилась Мурашиха, — и девай куды хошь! В особняк к себе тащи — то-то его сиятельство Григорий Михалыч обрадуются! Али в академию под кровать… Ишь, моду взял — то ему пулю заговори, то мертвеца спрячь! Можно подумать, мне в подполе твой Юсупов больно надобен! И так-то места тама нет, не развернуться…

— На диету садись, — буркнул я.

И едва успел увернуться от затрещины.

— Государю императору — ура! — возмутился Джонатан.

— Ты мне ещё покричи! — накинулась Мурашиха на него. Схватила со стола тряпку.

Джонатан грозно заорал по-чаячьи и захлопал крыльями.

— Тихо, тихо! — Я поднял руки. — Всё, бабка, сдаюсь. К тебе — никаких претензий; спасибо, что приютила. — Вынул из кармана увесистый мешочек с монетами, отдал Мурашихе. — Как договаривались. Пересчитывать будешь?

— Не обучена, — пряча мешочек, буркнула Мурашиха. — Топайте уже. Скоро светать начнёт.

— И ты будь здорова, — кивнул я.

Убрал глушилку. Джонатан первым вылетел в распахнутую дверь.

— Дак, я не понял, сиятельство. — Вова завёл мотор. — Этот твой белобрысый — живой, али как?

— Али как. — Я откинулся на спинку сиденья. — Пулю, которой был заряжен мой пистолет, Мурашиха заговорила. Эта пуля Жоржа не убила. Погрузила в пограничное состояние между жизнью и смертью. Юсупов не живой, но и не мёртвый. Что-то вроде комы.

— Чего? — нахмурился Вова.

— Ну, так называется по-научному. Убивать дурака мне не хотелось, но и покою он бы мне не дал. Не угомонился бы, пока не прибил. Вот и пришлось придумать компромиссный вариант.

— Понятно, — сказал Вова. — И долго он у этой бабки в подполе бочонком прикидываться будет?

— Мурашиха обещала, что месяц пролежит, как паинька.

— А потом?

— А потом, Вова, по жопе долотом. — Я закрыл глаза. — Упрёмся — разберёмся, дай хоть до завтра дожить. Спать охота — спасу нет. А меня, между прочим, в семь утра на построение погонят.

На следующий день первым уроком по расписанию было военное дело. Преподавал его Илларион Георгиевич Юсупов, но вместо Юсупова в аудиторию вошёл Платон.

— Приветствую вас, господа курсанты, — в обычной своей невозмутимой манере поздоровался он. — К сожалению, у Иллариона Георгиевича возникли неотложные дела. Сегодняшний урок проведу я.

Застучали крышки парт — мы, поприветствовав преподавателя, рассаживались. По аудитории пронеслись шепотки. Жоржа Юсупова на построении не было — так же, как и Звягина.

— Костя, — сунулся ко мне Мишель. — Ты действительно не знаешь, куда пропали Жорж и Звягин?

Этот вопрос сегодня утром мне задал каждый из моих бойцов. Они знали о том, что мы с Юсуповым мягко говоря не в ладах. И о том, что Юсупов собирался вызвать меня на дуэль, тоже знали.

— Я — Жорж? — огрызнулся я. — Или Звягин?

— Нет.

— Ну, вот и отвали.

— Но… — начал было Мишель.

— Запишите тему урока, господа. Виды и устройство оборонительных сооружений. — Платон шевельнул рукой, и кусок мела принялся выписывать на доске название темы. А Платон уставился на Мишеля — безошибочно определив источник нарушения тишины. — Напоминаю, что для обсуждения вопросов, не имеющих отношения к изучаемому предмету, существует перемена.

Мишель пристыженно затих и молчал до конца урока.

Домашнее задание Платон продиктовал, как обычно — за минуту до того, как зазвенел звонок. Последнее слово прозвучало одновременно с его трелью.

В ту же секунду застучали крышки парт. Курсанты хватали тетради, учебники и спешили на волю.

— А вас, господин Барятинский, я попрошу остаться, — объявил Платон.

Я подошёл к нему. Дождавшись, пока аудиторию покинет последний курсант, Платон поставил глушилку. Посмотрел на меня.

— Слушаю вас, ваше сиятельство.

— О чём ты? — прикинулся дураком я.

— Нынче утром наставники доложили, что на построении отсутствуют господин Юсупов и господин Звягин. При том, что вчера вечером после отбоя оба были в своих комнатах.

— Моя фамилия — Барятинский, — сказал я. — На построении я присутствовал. Какие ко мне-то вопросы? Может, парням просто вскакивать в половине седьмого надоело. Может, домой свалили…

Платон вздохнул.

— Естественно, первое, что мы сделали, обнаружив исчезновение — позвонили родным. Матушка господина Юсупова чрезвычайно всполошилась и сказала, что дома Георгий Венедиктович не появлялся.

— А Звягин? — быстро спросил я.

Быстрее, чем следовало… Хотя кого я пытаюсь обдурить? Платон уже догадался, что произошло. Если не в деталях, то глобально — уж точно.

— Отец господина Звягина позвонил сегодня лично господину Калиновскому, — пристально глядя на меня, сказал Платон. — Сообщил, что ночью его сын плохо себя почувствовал и вынужден был спешно покинуть академию, никого не поставив в известность. Господин Звягин принёс господину Калиновскому извинения. Вечером он приедет сюда, чтобы написать заявление о переводе сына на домашнее обучение.

Ну, собственно, как я и думал. Для чёрных магов в Ближнем Кругу сейчас и так сложилась не лучшая ситуация. Отец Звягина наизнанку вывернется, лишь бы избежать скандала.

— А вот господин Юсупов так и не появился, — не отводя от меня пристального взгляда, закончил Платон. — Его матушка чрезвычайно беспокоится. Если не ошибаюсь, сейчас она — на приёме у Калиновского.

— Вместе с Илларионом, очевидно, — кивнул я.

— Именно. Вы, вероятно, догадываетесь, какими последствиями грозит Василию Фёдоровичу исчезновение курсанта. За каждого из своих подопечных господин Калиновский отвечает головой. В связи с чем повторяю вопрос: вы ничего не хотите рассказать, ваше сиятельство?