Писатель: Назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 10

Положив трубку, страж буркнул:

— Проходи… Девятый этаж.

— Знаю!

Я поднялся на несколько ступеней, нажал кнопку вызова лифта. Здешний подъемник был немногим моложе того, что у меня дома. Обшитая красным деревом кабина вознесла меня на самую верхотуру писательского дома. Дверь 115-й квартиры была приотворена. Из перехваченной цепочкой щелочки между створкой и косяком выглядывал пытливый старушечий глаз. Это была домработница известного писателя и главного редактора одного из центральных журналов, Мизина Станислава Мелентьевича.

— Евдокия Семеновна, — сказал я. — Пропустите меня к хозяину, я ему гонорар из «Нового мира» принес.

Враньё моё сработало. Цепочка брякнула, дверь отворилась во всю ширь, и я ступил в обширную прихожую. Здесь пахло натуральной кожей и духами. Натертый паркетный пол блестел в свете настенных светильников, из комнат доносилась музыка советских композиторов, а из кухни — вкусные запахи. На старухе-домработнице был фартук, в одной руке нож для резки капусты, а в другой — вафельное полотенце. Сразу видно, что звонок консьержа и мое прибытие отвлекли ее от готовки.

— Скидавай пальто и штиблеты, — распорядилась Евдоха. — Вот тапки… Хозяин в кабинете ждет.

Похоже, я угадал, они и впрямь кого-то ждали. Может, и в самом деле — курьера из редакции, с гонораром. Для таких величин, как товарищ Мизин, обращаться в бухгалтерию персонально не по чину. Они либо гонорары «на книжку» получают, либо наличными через курьера. По крайней мере, в первые мгновения меня взашей не выставят, а дальше — как пойдет разговор. Все зависит от того, испугает ли Станислава Мелентьевича то, что я ему скажу?.. В худшем случае он вызовет милицию. Да и то — вряд ли…

Исполнив требования домработницы, я прошел к кабинету ее хозяина. Тем более, что прекрасно помнил дорогу. Ведь в прошлой жизни я частенько бывал в этой квартире. Сначала как начинающий литератор, мальчик на побегушках, который ловит каждое слово мэтра, а потом — как полноправный коллега, почти приятель. В 1975-м до этого было еще далече, мы даже знакомы не были. Ну, так вот сейчас и познакомимся… Вопреки обоюдному нежеланию.

Я с интересом несколько мгновений разглядывал блестящую в свете настольной лампы лысину, склоненную над столом.

— Здравствуйте, Станислав Мелентьевич, — произнес я.

— Здравствуйте, молодой человек, — лысина пришла в движение, открыв моем взгляду высокий морщинистый лоб, редкие брови, выпуклые блеклые глаза, нос картошкой и кривой, словно вечно усмехающийся рот. — Я вас не знаю… Вы новенький?

Без всякого приглашения я уселся в кресло, в котором частенько сиживал в первой своей жизни.

— Для вас — да, Станислав Мелентьевич, — сказал я, — но скоро, надеюсь, мы подружимся, и я даже стану для вас незаменимым человеком.

— Кто вы такой? — спросил он, стараясь сохранять спокойствие. — И зачем пришли?

— Я начинающий писатель, — сказал я.

— Если вы принесли рукопись, то с этим нужно обращаться в редакцию, — хмуро произнес маститый литератор. — Я лично не рассматриваю произведения начинающих авторов.

— Нет, я не принес рукописи, — ответил я. — Хотя у меня есть превосходный рассказ, но он предназначен не для вашего журнала.

— Ничего не понимаю… — пробормотал Мизин. — Тогда что вам от меня нужно?

— Мне нужна работа в редакции журнала или какого-нибудь книжного издательства.

— У вас что, нет работы?

— В Советском Союзе нет безработных, — съязвил я, — и у меня она есть, но я писатель — и хочу работать там, где буду ближе к литературному процессу.

— Кто же вам сообщил мой адрес?

— Я мог бы вам ответить на этот вопрос, но вы мне не поверите…

— Неужто — Теплушкин? — пробормотал хозяин квартиры. — Или — Климов?..

— Не гадайте, Станислав Мелентьевич, — сказал я. — Все равно не отгадаете. Да и не имеет это никакого отношения к делу…

Я говорил прямо и свободно, а в сочетании с моим скромным внешним видом выходило, что нагло. Мизин нахмурился, а мне того и надо было. Вечно усмехающиеся губы его сложились в гримаску угрозы.

— Я вот сейчас позвоню в отделение, и вам там объяснят, почему нельзя вторгаться в дом незнакомого вам человека.

— Я не вломился без спросу, Евдокия Семеновна сама открыла мне дверь.

— Вы знаете, как зовут мою домработницу? — удивился мой собеседник.

— Мне многое о вас известно, товарищ Мизин, — ответил я. — Достаточно много, чтобы у вас пропало желание вызывать милицию.

— Что же, например? — спросил тот с иронией, в которой отчетливо слышался испуг.

Я чуть подался к мэтру и посмотрел ему прямо в глаза, делая секундную паузу.

— Ну например, что вы незаконно храните у себя пистолет ТТ…

— Наградной! — подчеркнул он.

— Да, но наградили-то им не вас, — уточнил я. — Потому вы его никому и не показываете. Держите в тайнике… Сказать, где именно?

Мои слова произвели на хозяина квартиры ошеломляющее впечатление. Он вскочил, кинулся к двери своего кабинета, плотно затворил ее и повернулся ко мне.

— Откуда вам известно о пистолете? — спросил он шепотом.

— Из того же источника, который сообщил мне ваш домашний адрес, имя и отчество домработницы, а также — сколько у вас на самом деле было жен и многое другое…

— Но я же никому… никогда… — потрясенно бормотал он.

Я не стал долго ждать и напомнил о главном:

— Так что насчет работы, Станислав Мелентьевич?

— Хорошо… — обреченно кивнул он. — Я дам вам записку в наш отдел кадров. — Приходите в редакцию журнала устраиваться, как только уволитесь с нынешнего места работы.

— Благодарю.

— Не за что, — пробурчал тот. — Надеюсь, однако, что вы будете скромны и не станете сообщать посторонним о фактах, которые непостижимым образом стали вам известны.

— Конечно, Станислав Мелентьевич, — заверил его я. — Мне нет никакого резону ссориться с вами. Вы человек влиятельный в литературном мире… Мы можем оказаться полезны друг другу.

— Вы редкостный нахал, молодой человек, — с облегчением вздохнул собеседник, протягивая мне записку, которую он накарябал, не присаживаясь к столу.

Я поднялся, взял у него записку, дурашливо поклонился (почти на манер Фагота) и вышел в коридор. Там я сбросил тапки, натянул ботинки, взял пальто и шапку и вышел. Перед тем, как затворить за собой дверь, я оглянулся и увидел хозяина квартиры. Он стоял рядом с дверью своего кабинета и сверлил меня взглядом. Ни дать ни взять — упырь, упустивший жертву. Впрочем, судя по тому, что я о нем знаю, Мизин и есть упырь, путь которого к вершинам литературной славы и богатства пролегает через сломанные судьбы и зарубленные книги.

И тем не менее, я не собирался его за это осуждать. Во-первых, литература — искусство жестокое, слабаков не терпит. Во-вторых, литературный мир это тот еще серпентарий — не укусишь ты, укусят тебя, а в-третьих, все искупается талантом. А Станислав Мелентьевич талантлив, в отличие от очень многих своих коллег, причем не менее именитых. Его роман-эпопея «За Калужской заставой» и в XXI веке будет переиздаваться. И в учебники войдет. По нему даже сериал снимут. Жаль, нельзя об этом рассказать автору, он бы меня сразу своим замом сделал. Ничего, не будем торопить события. Главное, начало положено.

Я покинул дом в прекрасном настроении. Впереди у меня еще целый субботний день! И ведь я не где-нибудь, а в 1975 году! Мне выпал шанс, о котором мечтают многие, вновь побывать в прошлом, во временах своей молодости — ощутить, услышать, увидеть, почувствовать незабываемый вкус, мелодию, облик и аромат давно прошедшего времени. Никакие фильмы, фотографии, картины и книги не в состоянии передать его дух во всем многообразии! Кажется, что даже снег под подошвами хрустит сейчас по-другому, тем более, что никакой химии по улицам не разбрасывают. Так что всё может быть.

Как гостя из будущего, меня умиляли самые неожиданные вещи — манекены в лыжных костюмах в витринах магазинов, блеклые в солнечном свете неоновые трубки вывесок, растянутые над проезжей частью транспаранты «НАРОД И АРМИЯ ЕДИНЫ!», красные знамена на флагштоках, рекламные плакаты «ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ 'АЭРОФЛОТА!», «БУДЬ ТУРИСТОМ! ПУТЕШЕСТВУЙ ПО РОДНОЙ СТРАНЕ», «ПЕРЕХОДИТЕ УЛИЦУ ТОЛЬКО ПРИ ЗЕЛЕНОМ СВЕТЕ!»