Писатель: Назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 33

— Евлампий Мефодьевич, я вот тут пьесу обнаружил… Мне ее тоже читать?

— В стихах или в прозе? — переспросил тот, не отрываясь от своих дел.

Я полистал пьесу, пробормотал:

— Вроде — в прозе…

— Тогда читайте.

— А кто автор? — поинтересовался Криницын. — Уж не Климкин ли?

— Климкин, — подтвердил я. — А что?

— Тогда надо отослать ее Сивашову, это доставит ему большое удовольствие.

Стараясь не выдать радости, которая охватила меня, я нарочито безразличным тоном спросил:

— А по какому адресу?

— Еще лучше будет отвезти ему эту рукопись, вместе с корректурой его собственной пьесы, которая пойдет в апрельский номер, — встряла в наш разговор Фролова. — А то на почте еще потеряют.

— Я отвезу! — тут же вызвался я.

— Хорошо, — сказал Синельников, явно в душе поощрявший такой энтузиазм. — Возьмите у секретаря адрес и отвезите.

Будучи дисциплинированным сотрудником, я тут же поднялся и кинулся к Зиночке. Может показаться странным мое нетерпение разобраться с бандой катал, но с того дня, когда я получил второй шанс прожить свою жизнь, мне не хотелось ничего откладывать в долгий ящик. Секретарша не только дала мне адрес драматурга Сивашова, но и сама предварительно позвонила ему, сообщив, что приедет новый литсотрудник, привезет очередное творение Климкина и корректуру его, Сивашова, собственного произведения.

Оказалось, что драматург живет в хорошо мне знакомом доме ДРАМЛИТА. Так что долго мне искать место проживания Сивашова не пришлось. Консьерж кивнул мне как знакомому, и я поднялся на четвертый этаж. Позвонил — и дверь мне открыл, видимо, сам хозяин. Это был лысый, как полено, тучный мужик в роскошном шелковом халате с драконами. Увидев меня, он посторонился, пропуская в прихожую. Я снял пальто и ботинки, и драматург показал мне, куда идти.

— Выпьешь? — спросил он.

— Не откажусь, — откликнулся я, хотя бухать вовсе не собирался.

Так, сделаю вид, для налаживания контакта.

Гостиная, куда пригласил меня Сивашов, выглядела так, словно в ней не убирали с год. На диване валялось смятое постельное белье, паркет был усеян скомканными бумажками, а на столике, что торчал посередине, стояли бутылки, набитые окурками пепельницы и тарелки с объедками. Много такого мусора валялось на полу. Хозяин квартиры открыл сервант, взял из него пару чистых бокалов, схватил со стола первую попавшуюся бутылку, наполнил бокалы, протянув один мне. Я понюхал прозрачную жидкость, пахло можжевельником. Похоже, это был джин.

— За что пьем? — спросил я.

— За удачу, — буркнул драматург и добавил: — Будь она проклята…

Он одним глотком выхлестал содержимое своего бокала. Я же лишь пригубил.

— Что так? — поинтересовался я, озираясь в поисках места, куда можно было присесть.

Обнаружил кресло у окна, ничем не заваленное. Пиная бумажные комки, прошел к нему и уселся, всем видом показывая, что никуда не тороплюсь. Сивашов вновь набуровил джина в свой бокал и плюхнулся на диван. Несколько минут он смотрел в потолок, с которого свисала роскошная люстра с хрустальными подвесками, потом снова осушил бокал. Интересно, и давно он так бухает? Похоже, что — не один день. Как только на ногах держится? И зачем ему понадобилось, чтобы я притащил ему рукопись и корректуру из редакции? Собутыльник нужен, что ли?

— Я привез пьесу Климкина и корректуру вашего произведения, — сказал я.

— Климкина выбрось в ближайшую урну на улице, — пробормотал он. — Считай это моей рецензией… А корректуру… Сам ее глянь и отдавай на верстку.

— Хорошо, я так и сделаю.

— Ну и молодец.

Тот снова смотрел больше в потолок, чем на меня. Разговор не клеился. Похоже, драматург был в длительном запое и не нуждался ни в собутыльниках, ни в собеседниках. Что у него случилось? Горе какое-нибудь или творческий кризис?.. А может?.. Как бы там ни было, без нужных мне ответов я не уйду. Я не поленился, встал из кресла и налил хозяину квартиры, который по-прежнему пялился на люстру. Протянув руку, легонько стукнул своим бокалом о бокал хозяина, и тоненький звон прокатился по квартире, в которой никого, кроме нас с Сивашовым, не было.

— Давно в запое? — спросил я напрямик.

Хозяин квартиры посмотрел на меня с удивлением. Взгляд его стал понемногу проясняться.

— С воскресенья, — ответил он. — А тебе какое дело?

— Много проиграли? — продолжал я допрос.

— Тридцатник…

— Тридцать рублей? — удивился я.

— Тридцать тысяч, болван! — рявкнул Сивашов.

Я невольно присвистнул. Сумма действительно впечатляла.

— Трегубову, Губареву и Панкратову? — уточнил я.

Драматург вскочил, расплескав содержимое бокала. К застарелой вони табака и заплесневевшей жратвы примешался резкий аромат можжевельника.

— Откуда ты знаешь? — прошептал хозяин квартиры. — Ты что, из органов?..

— Я из отдела прозы журнала «Грядущий век», — ответил я. — Я же вам рукопись привёз, какие органы.

— А-а, так, значит, тебя эти суки тоже раздели до нитки?..

— Нет, но у меня с ними свои счеты…

— Хм, народный мститель… Робин Гуд…

Он шевелил губами, будто продолжая беззвучно бормотать.

— Типа того, — коротко ответил я.

— Ну и чё ты от меня хочешь?..

— Где они катают?

Времени на задушевные разговоры и расшаркивания у меня не было.

— По-разному, — не сразу ответил Сивашов. — Иногда — на даче у этого козла, Губарева, а иногда — в мастерской пидо…са Трегубова… Бывают у них и выездные сессии… На курортах… Или — в гостиницах…

— Так. И где они находят клиентов?

— Тоже — по-разному… У них полно осведомителей — официанты в ресторанах, горничные в гостиницах, проводники в поездах, стюардессы в самолетах, банщики… Меня лично в бане подцепили…

Он устало махнул рукой.

— Как оказаться среди их клиентов? — выстрелил я в него очередным вопросом.

— Я специально не пытался, — хмыкнул тот. — Вероятно, надо попасться на глаза их осведомителям и посветить при них бабками…

— Понятно… — протянул я.

— А ты играть-то умеешь?

— Нет.

— Ну тогда чего ты лезешь?.. — пробурчал драматург. — Эти каталы тебя мигом разденут, разуют и на процент поставят.

И тут меня осенило. Не просто так я про него вспомнил!

— Научите меня играть?

— Да ты парень и впрямь полоумный! — выпучил глаза Сивашов. — С какой стати я тебя буду чему-то учить⁈ Ты кто такой есть?..

— Я человек, который может вам помочь…

— И каким же макаром?..

Я ткнул пальцем в заваленный стол.

— Я знаю, что «Гражданский брак» не поставят в Художественном, потому что ваша бывшая жена не хочет видеть в этом театре спектаклей по вашим пьесам.

— Да, эта сучка подмахивает худруку, — пробурчал хозяин квартиры, — и вертит им, как хочет… Тоже мне новости.

— Ну так вот, — продолжал я. — И вы положите пьесу в стол, тогда как ее с руками оторвут в любом другом театре…

— Откуда ты знаешь? — удивился тот. — Ты что, ее читал?..

Мне хотелось сказать: я ее смотрел, но это бы прозвучало по-идиотски. Хотя в перестройку «Гражданский брак» прошумел на всю страну. И не только — на нашу. Пришлось выкручиваться.

— Чутье у меня… Да вы спросите у Станислава Мелентьевича, он подтвердит.

— Ну-у, может — в «Современник» предложить, — задумчиво произнес Сивашов.

— Именно — в «Современник»! — подхватил я. — У них там сейчас идут активные поиски современной пьесы на актуальную тему… Им такое и нужно.

— О, за это надо выпить!

Он потянулся к бутылке, но я ее схватил первым.

— Научите меня играть в преферанс?..

— Научу-научу… — нетерпеливо проговорил драматург. — Наливай!

Сивашов назначил мне время первого занятия, и мы распрощались. Рабочий день уже подошел к концу, так что в редакцию мне можно было не возвращаться. И я направился домой.

В прихожей меня встретила Надя. На губах ее цвела улыбка, а в глазах застыл упрек. Женщины есть женщины. Они считают, что мужчина должен быть при них неотлучно, даже если он и не муж.