Терновая цепь - Клэр Кассандра - Страница 3

Мисс Карстерс. Корделии недолго довелось побыть миссис Корделией Эрондейл. Она знала, что нельзя привязываться к этому имени. Расставаться с ним было больно, но она немедленно взяла себя в руки. Она не поддастся постыдной жалости к себе. Она – Карстерс, Джаханшах. В ее жилах течет кровь древнего героя Рустама. Если ей захочется, она будет одеваться в пламя.

– Такое платье заслуживает украшения, – задумчиво произнесла мадам. – Ожерелья из рубинов, оправленных в золото. Эта штучка прелестна, но слишком мала. – Портниха кивнула на крошечную золотую подвеску, блестевшую в вырезе платья. Миниатюрный земной шар на тонкой золотой цепочке.

Это был подарок Джеймса. Корделия знала, что следует снять украшение, но была еще не готова. Почему-то ей казалось, что это будет означать окончательный разрыв, а это серьезнее, чем перечеркивание брачной руны.

– Я бы охотно накупил ей рубинов, если бы Корделия мне позволила, – сказал Мэтью. – Увы, она отказывается.

Мадам была озадачена. Она явно решила, что Корделия – любовница Мэтью. Но тогда с какой стати она отказывается от драгоценностей? Хозяйка салона похлопала Корделию по руке, жалея ее за отсутствие деловой хватки.

– На рю де ла Пэ вы найдете замечательные ювелирные магазины, – заметила она. – Возможно, взглянув на витрины, вы передумаете.

– Возможно, – пробормотала Корделия, борясь с желанием показать Мэтью язык. – Но сейчас меня больше волнует одежда. Как уже объяснил мой друг, чемодан с моими вещами потерялся по дороге. Вы сможете прислать эти туалеты в «Ле Мерис» к сегодняшнему вечеру?

– Разумеется, разумеется, – закивала мадам, удалилась к прилавку, расположенному в противоположной части зала, и начала выписывать счета.

– Ну вот, теперь она думает, что я твоя любовница, – прошипела Корделия, подбоченившись.

Мэтью пожал плечами.

– Это же Париж. Любовницы здесь встречаются чаще, чем круассаны и эти нелепые крошечные чашечки кофе.

Корделия сердито фыркнула и ушла в примерочную. Она старалась не думать о стоимости заказанных туалетов: одного красного бархатного платья для холодных вечеров и еще четырех других. Для нее сшили прогулочное платье в черно-белую полоску с таким же жакетом, изумрудное атласное платье со светло-зеленой отделкой, черное вечернее атласное платье с глубоким вырезом и шелковое платье кофейного цвета с отделкой из золотистых лент. Анна была бы очень довольна, но Корделия знала, что ей придется отдать все свои сбережения, чтобы расплатиться с Мэтью. Он предлагал ей взять расходы на себя, говорил, что для него это сущие пустяки – дед и бабка с отцовской стороны оставили Генри большое наследство. Однако Корделия не могла принять этот подарок. Она и без того многим была обязана Мэтью.

Переодевшись в старое платье, Корделия вернулась в салон. Мэтью уже заплатил портнихе, и та подтвердила, что доставит заказ вечером. Одна из манекенщиц подмигнула красавчику-англичанину, когда они выходили на людную улицу.

Стоял погожий день, синее небо было безоблачным – этой зимой в Париже, в отличие от Лондона, снег не выпал, и на улице было холодно, но солнечно. Корделия с удовольствием согласилась пройтись пешком до отеля вместо того, чтобы нанимать фиакр, парижский аналог кэба. Мэтью, спрятав книгу в карман пальто, продолжал рассуждать о красном платье.

– В кабаре ты сразишь всех наповал. – Мэтью, очевидно, считал, что одержал маленькую победу. – Никто даже не взглянет на танцовщиц. Хотя нет, ведь танцовщицы будут нарумянены и украшены дьявольскими рожками, так что, возможно, они привлекут внимание… ненадолго.

Он улыбнулся ей – той самой Улыбкой, которая смягчала сердца старых сквалыг и грубиянов, заставляла плакать волевых мужчин и женщин. Сама Корделия тоже не могла устоять перед ней. Она улыбнулась в ответ.

– Вот видишь? – сказал Мэтью, обводя широким жестом городской пейзаж – широкий парижский бульвар, разноцветные маркизы над витринами магазинов и кафе, в которых женщины в великолепных шляпках и мужчины в модных полосатых брюках согревались чашечками густого горячего шоколада. – Я же обещал, что ты хорошо проведешь время.

Хорошо ли она проводит время, спросила себя Корделия. Возможно, да. Пока что ей более или менее успешно удавалось отвлечься от кошмарных воспоминаний о том, как она разочаровала всех, кто был ей дорог. В конце концов, в этом и состояла цель заграничного путешествия. Если ты потерял все, убеждала она себя, почему бы не насладиться оставшимися тебе небольшими радостями жизни? Ведь такова была философия Мэтью, верно? Ведь поэтому она уехала с ним в Париж?

Какая-то женщина в шляпе со страусиными перьями и шелковыми розами, сидевшая на террасе кафе, перевела взгляд с Мэтью на Корделию и улыбнулась. Девушка решила, что она желает счастья юным влюбленным. Несколько месяцев назад Корделия покраснела бы; сегодня она лишь улыбнулась незнакомке. Допустим, посторонние люди думают о ней всякие неприличные вещи, что с того? Любая девушка была бы счастлива, заполучив такого ухажера, как Мэтью, так что пусть прохожие воображают все, что им угодно. Сам Мэтью именно так и относился к окружающему миру и собственным проблемам. Его совершенно не интересовало, что о нем думают другие, он просто был самим собой, и это качество позволяло ему на удивление легко идти по жизни.

Она сомневалась в том, что в тогдашнем состоянии смогла бы добраться до Парижа без него. У обоих тогда после бессонной ночи слипались глаза, но, когда они приехали с вокзала в «Ле Мерис», он принялся ослепительно улыбаться, смеялся и шутил с коридорным. Глядя на него, можно было подумать, что он проспал десять часов на пуховой перине.

В первый день в Париже они проспали до обеда (в смежных комнатах апартаментов Мэтью, где имелась, кроме того, общая гостиная), и ей снилось, что она исповедуется в своих грехах дежурному портье гостиницы. «Понимаете ли, моя матушка совсем скоро должна родить, но, когда это произойдет, меня, скорее всего, не будет рядом с ней, потому что я слишком занята – развлекаюсь в другой стране с лучшим другом своего мужа. Я владела легендарным мечом по имени Кортана – возможно, вы слышали о нем, он упоминается в La Chanson de Roland[6]? Оказалось, что я недостойна носить это оружие, и я отдала его брату; при этом, кстати, подвергнув его смертельной опасности. За ним теперь охотится не один, а два очень могущественных демона. Предполагалось, что мы с моей лучшей подругой станем парабатаями, но теперь это невозможно. И еще я позволила себе поверить в то, что мужчина, которого я люблю, может полюбить меня и забыть Грейс Блэкторн, несмотря на то что он всегда прямо и откровенно говорил мне о своих чувствах к ней».

Закончив свою речь, она подняла голову и увидела, что портье превратился в Лилит; в глазницах демонессы извивались черные змеи.

«По крайней мере, ты хорошо послужила мне, дорогуша», – произнесла Лилит, и Корделия проснулась с криком, который еще несколько минут отдавался у нее в ушах.

Ей удалось уснуть. Проснувшись снова, на этот раз оттого, что горничная раздвигала шторы, она взглянула в окно и с удивлением обнаружила, что на улице светит солнце, увидела нескончаемые ряды парижских крыш, похожих на колонны солдат, марширующих к горизонту. Силуэт Эйфелевой башни вырисовывался на фоне синего неба. А в соседней комнате ее ждал Мэтью, чтобы вместе отправиться на поиски приключений.

Следующие два дня они обедали вдвоем – один раз в великолепном, поразившем Корделию ресторане «Синий экспресс» на Лионском вокзале. Это было чудесно, они как будто сидели внутри гигантского цельного сапфира! Гуляли вместе в парках, ходили по магазинам: накупили сорочек и костюмов для Мэтью у Шарве, где одевались Бодлер и Верлен, приобрели несколько платьев, ботинки и пальто для Корделии. Но она запретила Мэтью покупать для нее шляпки. Всему должен быть предел, заявила девушка. Он предположил, что пределом должен стать зонтик, без которого приличная дама не могла выйти на улицу, к тому же этот предмет гардероба выполнял заодно и функцию оружия. Она захихикала и еще подумала тогда: как же хорошо посмеяться.