Филарет - Патриарх Московский (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 26

— Через два лета мне десять исполнится. Возьмёшь меня в поход?

— Дожить надо.

Царь погладил меня по голове.

— И нам дожить и царице. Она сказала, ты её вкусностями залечил? Сам ей еду готовишь?

Я дёрнул плечами.

— Взвары, отвары сам варю. Воду через уголь проливаю очищаю, потом кипячу. Вон, смотри.

Я показал сделанный из небольшого сита угольный фильтр, лежащий на котелке.

— Тут вода очищается… Сюда её переливаю и кипячу. С вечера ставлю вариться мясо, компоты. Как просыпаюсь заливаю кипящим бульоном рис и ставлю на слабый огонь…

— Постой-постой, Федюня, — сквозь смех произнёс Иван Васильевич. — Ты меня совсем заговорил. Да словесами не рускими. «Бульон» — это по каковски? Давай-ка в баньку лучше, а там и расскажешь, и спину мне помнёшь. С Ваняткой, как, сдружились?

Я кивнул.

— Только не по нраву ему, что мало играем вместе. Я ж, как пчела…

— «Ж», как пчела — это хорошо…

— Кстати, государь, чтобы не забыть… Напомни мне показать тебе новую колоду пчелиную.

— Ты и до пчёл добрался? — снова рассмеялся царь. — Иди в баню! Я скоро.

На этот раз в бане я превзошёл самого себя. Так обработал Ивана Васильевича вениками и массажем, что пришлось звать двух банных истопников, сопроводивших самодержца до царских палат. Уснул он под моими руками. Руки хоть и слабые, мальчишеские, но массажной техники я поднабрал, тренируясь на царевиче. А парились в баньке мы ежедневно. Без ажиотажа, а так, помыться.

Утром государь напомнил мне про новую пчелиную колоду и мы пошли на пчелиный двор, расположившийся у той крепостной стены, что была ближе к реке. Поздоровавшись с пасечником, жившем тут же в маленьком домишке, я показал царю на самую ближнюю к домику колоду.

Колода не была обычной колодой. Я сколотил пчелиный домик из досок. Прототипом взял тот, что видел на пасеке у друзей. Не я, конечно видел, а тот «демон», что жил во мне.

Это он предложил мне новую конструкцию пчелиного жилища и рамок для сот. Несколько дней я «отбрыкивался». Хлопот у меня было полон рот. День начинался и заканчивался незаметно. Но любопытство, всё же победило. Части домика получились тяжеловаты даже для пасечника, так что собирать домик пришлось вдвоём. Дед Игнат поначалу кривился, глядя на мою работу, но отказать боярину и царскому прислужнику что-то мастерить, пользуясь его инструментом, побоялся.

Зато, когда я показал ему рамки с отформованными под соты восковыми пластинками, он вдруг «прозрел» и собирал домик с интересом. Он постепенно понимал, на сколько такая конструкция удобнее колоды, и стал прицокивать языком и издавать другие удивлённые звуки.

— И кто ж такой разумный, что удумал такой дом для пчёл собрать?

— Не важно, кто, но сейчас ты должен о том молчать. Ибо сие есть… — я сказал волшебные слова — «государево дело».

Игнат поскучнел и расспрашивать меня перестал.

— Рой бы сюда. Роятся ещё пчёлы?

— А то ж! Июнь же. Токма и успеваю пересаживать в новые колоды.

— Ну вот, сюда посадишь! Крышу и сам снимешь. Не тяжёлая.

Царь такому домику, а мы вскрыли его и показали, что у него внутри, удивился.

— Мы им поставили такие рамки, а они уже налепили всё остальное. Когда будем собирать мед, снова прикрепим такие пластины.

— По мне так, больно суетно. Так, — царь показал рукой на старые колоды, — легше. Выбрал весь мёд и воск, заложил пчёл снова в колоду, и всё. Они сами всё делали.

— Посмотрим, — пожал плечами я. — Наверное, ты прав, государь. Суета это.

Царь посмотрел на меня с подозрением.

— Что-то ты быстро сдался. Не затаил обиду?

— Нет, государь, — искренне ответил я. — Примнилось мне и сидел этот домик в мыслях. Мешал про другое думать. Вот и пришлось мне его построить. Получилось ведь ладно?

— Ладно, — согласился царь.

— Ну, так вот… Теперь хоть о другом думать могу. А новое, или приживается, или отваливается до других времён.

— Это ты правильно говоришь. И у меня так. Столько мыслей в голове. Тоже роятся, как пчёлы. Их бы по домикам рассадить. А куда их, в какой домик, то ли в старый, то ли в новый? Где приживутся лучше?

— Ты о чём, государь? Не пойму я тебя.

Иван Васильевич посмотрел на пасечника и тот отошёл в сторону. Воевода Данила Романович с братом Василием и другие дворяне стояли поодаль, опасаясь подходить к пчёлам.

— О том, что пытаемся мы новшества ввести в военную справу, а для того новое государство строить приходится. Уклад менять надо. Тут мне понятно, для чего дом новый строить, а пчёлам и так не плохо живётся.

— А-а-а… Понял, — улыбнулся я. — Вот ты о чём. Ну так и сделай, как я. И старые колоды оставил, и новую поставил. Где будет лучше пчёлам и пасечнику, та и будет стоять.

— Да-а-а… — Иван Васильевич почесал бороду. — Пасечнику нужен мёд и воск, а пчёлам надо выжить.

— И я по то же. Можно и выгребать воск из колоды, не думая о пчёлах, а можно брать, но и им слабину давать. Мне не трудно слепить новую рамку для пчёл, зато они быстрее начнут мёд носить. А то ведь бывает, что и не успевают до морозов.

— Ну да, ну да… Пчёлы и медведь.

— Да! Тому вообще не до пчёл. Набил брюхо, и рад, а то, что разломал колоду и пчёлам негде жить, медведю не важно

Царь нахмурился.

— Это ты сейчас меня с медведем сравнил?

Я всплеснул руками.

— Господь с тобой, государь. Мы же пчёлах говорим.

— Ты о пчёлах, а я о государстве. Не знаю, какой домик для моих пчёл построить и как шершней извести. Ведь многие местечки, где наместники правили у упадке: земля не родит, людишки разбежались. Монастыри позахватывали земли и не платят в казну. А с чего государю кормиться?

— Вот земщину вводим. Трудно идёт, медленно. Продолжают князья да бояре обирать люд, мешают жить по-новому. Разбойничать начали на дорогах. Соляные обозы грабят. А губным старостам не подчиняются.

Я молча слушал.

— Что мне с ними делать? Знаю ведь, что многие бежать в Литву настроились. Что делать?

— Ты меня спрашиваешь, государь?

Царь кивнул.

— Тех, кто бежит, — ловить и на кол сажать. Семьи и дворню не бить. Люди — пчёлы твои, государь. Вылетели из колоды, так поймать их надо и в другую колоду пересадить. Земель много неосвоенных. Взять, хотя бы по реке Воронеж, да на Дону. Пусть там городки и засечную полосу строят. На Туле железо роют.

— В полон их там заберут, — вздохнул царь.

— Крымский полон и литовские почести — две большие разницы.

— А ты откуда знаешь про железо под Тулой? Грек рассказал? — царь усмехнулся.

— Слышал где-то, — пожал плечами я. — Больше переселяй туда людей. С захваченных западных земель переселяй. Возьми те земли в опричнину. Сам ими владей и управляй.

— Как-кую, опричнину? — нахмурился царь, явно насторожившись.

— Ну ведь эти земли — Слобода — когда-то были опричными землями отца твоего — царя Василия и Елены Глинской. Управляли они ими так как хотели. Вон сколько чего понастроили. А ты, государь, сам сказал, что для твоих нововведений нужно много денег, поэтому и перемести часть «пчёл» в другой домик с другими правилами. Слабые земли оставь земщине и ненадёжным боярам, а богатые возьми под свою руку и посади на них своих пчёл. Тьфу! Людей! Ты же сам это говорил про Строгановские земли: соль и серебро.

— Тихо ты! — царь приставил палец к губам и осмотрелся. — Это слово даже молвить не смей!

— Я тихо.

— Они по губам читают.

— Понятно. Так от того и слово такое на ум пришло: «опричные земли». Другие значит.

— Пчелиные домики, говоришь? И пусть стоят рядом?

Царь посмотрел на мой очень даже симпатичный, свежевыструганный пчелиный улик.

— Так это же ещё придумать надо его! Тебе вон пришло на ум, как строить, а мне пока не пришло. Что хочу от пчёл — знаю, а как к этому прийти, не знаю. Не хватает денег.

— Оно само в голову постучится. Господь вразумит.

— И то так, — согласился государь и, приобняв меня за плечи, увлёк за собой в сторону строящегося длинного многоэтажного здания.