Филарет - Патриарх Московский (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 35

Мне показалось, что пламя лампы дрогнуло от ветра. Глянув в противоположную движению пламени сторону, мне показалось, что в стене чуть выше уровня пола имеется совсем небольшое оконце. Так и было. И в оконце виднелся некий проблеск. Сопоставив направление, я догадался, что там может находиться «главный» колодец на котором продолжали гореть масляные лампы. Именно их свет и пробивался сквозь отверстие вместе с прохладным ветерком. Из отверстия дуло прилично, и я почему-то развеселился, вспомнив анекдот про «Штирлица».

Отверстие словно связало меня с реальным миром и миром будущего, где я был взрослым, много знал и ничего не боялся. У меня вырисовалась объёмная картина помещений «моего» дома и мне сразу стало легче дышать. А до этого момента мне казалось, что на меня давили и стены, и потолок, и даже каменный пол.

Весело насвистывая «тореадор смелее в бой», я обошёл сундуки, насчитав их двадцать три, и наконец-то один вскрыл, подняв крышку и со странным спокойствием убедившись в своих предположениях. Да, там было золото и серебро в монетах и слитках, драгоценные украшения, одежда и оружие. Два больших сундука хранили в себе кинжалы и мечи, четыре сундука — кольчуги, шлемы и другие доспехи. В подземелье хранился полный набор казённой рухляди. И, причём, очень солидный набор. Мне было с чем сравнить!

Я сидел на срубе колодца, и смотрел на раскрытые сундуки, скептически оценивая свои возможности по реализации этих богатств и использовании вещей в них хранящихся. Но мне совсем не хотелось эти богатства кому-то отдавать. Даже царю. Мне сильно не понравилось, как Иван Васильевич распорядился найденным мной кладом. По мне, так равное по объёму золота количество серебра было бы соразмерным вознаграждением. Что мне эти десять рублей. Тем более, что никто не мерил, сколько в котелок вошло бы копеек. Может и больше?

— Вот так и зарождается личная неприязнь, — пробубнил я и подумал, что хорошо, что я клад нашёл, а то бы «кушать не мог» из-за обиды.

Я подошёл к сундуку с копейками, встал на колени, и проник в кучу ладонями.

— Моя прелесть, — проговорил я, позванивая скатывающимися с пальцев кругляшами. — Моя прелесть…

И таких сундуков с серебряными монетами, выпущенными ещё Еленой Глинской, в этом хранилище было пять. Два сундука были наполнены золотыми монетами, восемь — золотыми и серебряными слитками.

— В принципе, — подумал я, — мне бы на жизнь хватило. Но как хотя бы часть отсюда вынести? Плыть с мешком золота по туннелю? Ха-ха! Два раза. Можно, конечно верёвкой вытащить, но… Как сюда эти сундуки втащили?

Озадачившись вопросом, я взял лампу и стал по новой обходить помещение. В периметре я насчитал шестьдесят шагов, то есть тридцать метров. Обход ничего не дал. Вспомнив созданную моим «демоном» объёмную схему сооружения, я вдруг подумал, что левая ближайшая к колодцу стена, может соприкасаться с камерами подвала. При более внимательном ощупывании стыка пола и стены мне удалось найти неглубокие бороздки, по которым катались медные колёса, и два бронзовых костыля, держащие дверь.

Теперь я понял, как в кладовую попадала Елена Глинская. Представить её, проплывающую под водой туннель было не реально. Я даже рассмеялся от такой мысли.

— Конечно, — подумал я. — она просто входила. А кто-то другой нырял. Как «Косой» в прорубь за шлемом.

Осмотрев стену-дверь, я увидел в ней два бронзовых кольца, которые раньше отнёс к тюремно-пыточным функциям помещения и, предварительно вынув костыли, потянул за них. Кусок стены толщиной с полметра, шириной и высотой в мой рост, выехал вперёд и остановился почти посередине помещения, освободим достаточный проход, чтобы не только пройти государственной особе, но и внести-вынести сундуки. Со стороны подвала проём открывшегося мне прохода сужался выступами, на которые опиралась «дверь» при закрытии.

— Кого же Елена Глинская заставляла нырять в колодец? — подумал я, усмехаясь и.

У меня родилась мысль сделать какой-нибудь затвор снаружи, а потом я одёрнул себя:

— Зачем суетиться?

Ведь выносить клад из дома я пока не собирался. И тех денег, что есть у меня уже и тех, что получу ещё из казны, при нормальной жизни и питании за царский счёт, мне хватит на долго.

— И что мне с ним делать? — задал я себе вопрос и сразу же ответил. — А ничего! Пусть всё идёт так, как как шло. Забудь про сокровища!

«Дверь» затворилась легко, но не без усилий. На открывание, вероятно, колёса скатывались под уклон. Однако дверь встала плотно и ровно. Клинья тоже вошли в конические бронзовые втулки плотно.

Активно задышав, накачиваясь кислородом, я спустился в колодец и прикинув направление, чтобы не попасть в тупик, нырнул и быстро выплыл в другом колодце. Меня больше чем всё остальное заботил вход в подводный туннель. Что же он так виден-то, — подумал я. Это не правильно. А колодцы чистить кто возьмётся? Хотя… Кому тут чистить? Вода, кстати, очень чистая в колодце и не сильно зацвёвшая. Может из-за серебра? Может и серебро там лежит не корысти ради, а обеззараживания воды для? Ага!

Однако вход в туннель надо как-то и чем-то закрыть. Чем-то органичным.

Я посмотрел в глубину взбаламученной мной воды, и глубину не увидел. Ну и хрен с ней. Простоял открытым туннель тридцать лет, простоит и дольше, думалось мне во время вылезания из колодца.

За восточным окном розовела заря. Досыпать было поздно, зарядку в виде ногодрыжества делать не хотелось. Выйдя из подвала и делая вид, что зеваю и потягиваюсь, я пожелал стрельцам доброго дня и вошёл домой через парадное крыльцо.

В центре моего спортивного зала между четырёх колонн лежал огромный персидский ковёр, на котором я выполнял «нижние формы» разминки и тренировки. В центре ковра лежала небольшая подушка для положения «дзен» при медитации. Вот на неё моя голова и прилегла, распрямляя измученную нырянием спину в позе «шавасана1»… Тут же пропели петухи и начали бить утренние, сначала деревянные била, а потом и бронзовые благовесты.

Тело ломило. Вставать не просто не хотелось, а не моглось, но пришлось. Кое как омыл себя водой и направил ноги в храм, хотя глаза ещё, честно говоря, не раскрыл.

— Царь-государь сказал, чтобы серу тебе и угля отмерил для тысячи пушечных зарядов, — тихо сказал воевода Данила Романович после первого же «аминь». — Это много.

В храме, примыкающему к царскому дворцу, во время службы по утрам проходили «производственные» совещания. Редко кто, даже государь, спокойно стоял и молился. Все переговаривались и даже перемещались по храму, переходя от группы к группе. Мне раньше не было никакого до них дела, так я и молился, а сегодня и меня царедворцы втянули в обсуждение производственного процесса.

— Не для пушечных зарядов, а для бомб стеклянных, — сказал я устало и осеняя себя крестным знаменем. — Бомбы сначала перенеси ко мне к дверям «лаборатории», Данила Романович. А угля и серы немного пока. Бомб на двадцать. И фитиля сажени три. Мне поколдовать надо немного с запальными фитилями для бомб.

Меня тошнило от бессонной ночи и от мысли, что зря вызвался снарядить бомбы. Но с другой стороны, взятие Полоцка и для меня было важной исторической вехой. А вдруг не возьмут без бомб? «Демон» пока я спал успел рассказать, что при взятии Полоцка в шестьдесят третьем году использовались именно стеклянные бомбы. Тогда история может пойти по другому пути. А может и лучше бы было если бы не взяли? Тогда может быть и не пошли бы дальше в Литву? Ведь потеряли же кучу народа в этой войне! Да и средств… А в итоге потеряли и Литву, и Полоцк, и Нарву с Ивангородом и Усть-Лугой.

Сегодня утром, когда меня на пару часов выключила усталость, демон рассказал мне про события, предшествующие походу на Полоцк и триумфальном возвращении царя в Москву после победы. Боязнь к «демону» прошла и мне даже было приятно ощущать поддержку «старшего» товарища, посоветовавшего успокоиться и делать то, на что «подписался». Умение собирать бомбы и возможность оставить у себя с десяток, может ведь и пригодиться в будущем, сказал он.