Последние часы. Книга III. Терновая цепь - Клэр Кассандра - Страница 25

Пока Корделия наливала себе чай, Мэтью сказал:

– Я подумал, что сегодня можно посетить музей Гревен, не хочешь? Осмотрим восковые скульптуры, а еще там есть зеркальный зал, который похож на внутренность гигантского калейдоскопа…

– Мэтью, – перебила она. – Сегодня вечером я хотела бы вернуться в Cabaret de l’Enfer.

– Мне кажется, что ты не очень…

– Не очень приятно провела там время? – усмехнулась она, играя чайной ложечкой. – Наверное, ты прав, но, если… а вдруг это действительно был мой отец? Я хочу это проверить. Я собираюсь задать мадам Доротее вопрос, ответ на который известен только ему.

Мэтью покачал головой, и тщательно уложенные золотистые пряди рассыпались.

– Тебе я ни в чем не могу отказать, – произнес он, и Корделия почувствовала, что заливается краской. – Но… только при одном условии. Целый день перед этим мы будем развлекаться, не думая о призраках и зловещих предупреждениях. Согласна?

Корделия согласилась, и они провели день, осматривая достопримечательности. Мэтью решил взять с собой недавно купленный маленький фотоаппарат «Кодак Брауни», так что в музее Гревен ей пришлось позировать рядом с восковыми фигурами Папы Римского, Наполеона, Виктора Гюго, Марии-Антуанетты и других персонажей эпохи Французской революции. Фигуры были расположены в соответствующих интерьерах, и некоторые были так похожи на живых людей, что ей было жутковато ходить среди них.

Потом Мэтью объявил, что нуждается в свежем воздухе, поэтому они поймали фиакр и велели кучеру ехать в Булонский лес.

– В Париже все лучше, чем в Лондоне, – заметил он, когда они, оставив позади здание Оперы, ползли по улице Сен-Лазар, – за исключением, разве что, дорожного движения.

Корделия согласилась: когда они, миновав Триумфальную арку, подъезжали к Булонскому лесу, она увидела десятки карет, направлявшихся к воротам парка, яростно сигналившие автомобили, верховых, велосипедистов и, конечно, толпы пешеходов. Фиакр медленно двигался по аллее, обсаженной деревьями, которая заканчивалась на берегу озера. Группа горластых студентов, несмотря на холод, устроила пикник у воды.

Когда наемная карета наконец остановилась, они со вздохом облегчения выбрались на дорожку; Корделия невольно вспомнила тот пикник в Риджентс-парке, на котором она познакомилась с «Веселыми Разбойниками». Она представила себе Кристофера, поглощающего пирожки с лимоном, улыбчивого Томаса, смех Анны, вспомнила расспросы любопытной Люси, разговор с Джеймсом…

Нет, довольно; она же запретила себе думать о Джеймсе! Она не удержалась и бросила грустный взгляд на смеющихся студентов. Они выглядели совсем юными, казались моложе Корделии и ее друзей, хотя на самом деле были на несколько лет старше и учились в университете. Эти молодые люди не подозревали о существовании Сумеречного Мира, не видели его, не представляли, какие монстры таятся по ту сторону хрупкой иллюзии, отделявшей их от другой реальности, темной и опасной.

Она завидовала им.

В конце концов они с Мэтью нашли свободную скамейку. Мэтью подставил лицо лучам холодного зимнего солнца; в этом безжалостном свете Корделия вдруг заметила, какой у него усталый вид. Мэтью, кроме светлых волос, обладал очень бледной кожей; на ней мгновенно проступали синяки, и сейчас у него под глазами, будто нарисованные краской, чернели круги. Ну конечно, он же полночи не спал, напомнила себе Корделия и ощутила вину, думая о том, как Мэтью держал ее руку, пока она не забылась коротким, беспокойным сном.

– Мэтью, – заговорила она.

– Хм-м-м? – промычал он, не открывая глаз.

– Я подумала, что нам, наверное, следовало бы обсудить наших братьев, моего и твоего.

Мэтью по-прежнему сидел с закрытыми глазами, но она заметила, что он напрягся.

– Алистера и Чарльза? А что с ними такое?

– Ну, – протянула Корделия, – уверена, от твоего внимания не ускользнуло…

– Допустим.

Она никогда не слышала, чтобы он говорил таким холодным, жестким тоном – по крайней мере, с ней. Она вспомнила их первую встречу, когда она решила, что не нравится ему, но все равно была очарована. Светлые волосы, пряный восточный одеколон, любезная улыбка.

– Я не дурак. Я видел, как Чарльз смотрит на твоего брата, и как Алистер не смотрит на него. Неразделенная любовь. – С этими словами он все-таки открыл глаза. На солнце они казались выцветшими. – Откровенно говоря, я сомневаюсь, что мой братец заслуживает такой же сильной ответной любви, какую он, очевидно, сам испытывает.

– Правда? Ты считаешь, что Чарльз по-настоящему любит Алистера? Ведь это он хотел сохранить их отношения в тайне.

– Ах да, естественно. Чтобы не испортить свою карьеру, а как же иначе. – Мэтью, видимо, хотел сказать что-то еще, но промолчал. – Наверное, все зависит от того, что ты понимаешь под словом «любовь». Любовь, ради которой человек не готов ни с чем и ни с кем расстаться, любовь, от которой он способен отказаться ради богатства и высокого положения, я не считаю любовью. Настоящая любовь должна быть превыше всего.

Его страстные слова взволновали Корделию. Ей показалось, что в них таится упрек. Может быть, она должна была пожертвовать большим ради Джеймса? Ради Люси? Ради своей семьи?

– Не обращай на меня внимания, – уже мягче произнес Мэтью. – По-моему, Алистер давно не интересуется Чарльзом, так что вся эта история со временем забудется. Честно говоря, у меня голова разболелась. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Тогда я расскажу тебе историю, – предложила Корделия. – Может быть, что-нибудь из «Шахнаме»? Не желаешь послушать о падении Заххака, жестокого царя змей?

У Мэтью загорелись глаза.

– Разумеется, желаю, – сказал он и снова откинулся на спинку скамьи. – Расскажи мне сказку, дорогая.

Наутро Джеймс проснулся совершенно разбитым, как будто вовсе не спал. Он подошел к умывальнику и плеснул в лицо ледяной водой. Это сразу помогло прийти в себя. Он задержал взгляд на своем отражении: погасшие глаза, набрякшие веки, влажные растрепанные волосы, опущенные уголки рта. Он не помнил, чтобы когда-нибудь раньше так отвратительно выглядел.

Неудивительно, что Корделия тебя бросила.

Он сурово приказал себе прекратить это и принялся одеваться. Застегивая пуговицы на манжетах, он услышал какой-то шорох – как будто по коридору кралась любопытная мышь. В два шага Джеймс очутился у двери и распахнул ее. Он совершенно не удивился, обнаружив на пороге Люси в синем платье с кружевным воротником, которое показалось ему не по сезону легкомысленным. Сестра окинула его рассерженным взглядом.

– Смотрите-ка, неужели это сама Загадочная Принцесса Люси, – улыбнулся он. – Пришла навестить своего ужасного родственника?

Люси затолкала его обратно в комнату и ногой захлопнула за собой дверь.

– Нам надо обсудить кое-что без посторонних.

– Будь осторожна, – предупредил ее Джеймс. – Ты говоришь точь-в-точь таким тоном, каким говорила матушка, когда собиралась нас за что-то выбранить.

Люси издала возглас, выражавший досаду.

– Ничего подобного, – отрезала она. – Кстати, раз уж речь зашла о родителях, ты помнишь ту огромную морскую свинку, которую мы с тобой однажды купили? А когда мама с папой ее увидели, мы наврали, что это подарок, присланный специально для нас из Института Лимы.

– Ах да, Крапинка, – снова улыбнулся Джеймс. – Прекрасно помню. Он меня укусил.

– Он всех кусал, – пренебрежительно бросила Люси. – Уверена, с его стороны это был знак благосклонности. К чему я все это говорю. Истории про Крапинку поверили потому, что мы с тобой рассказывали одно и то же и основывались на одной и той же информации.

– Ты совершенно права, – кивнул Джеймс. Он с удовлетворением отметил, что, несмотря на плохое настроение, ему все равно нравится дразнить сестру. – Эх, золотые деньки…

– Должна тебе напомнить, – нетерпеливо перебила его Люси, – я понятия не имею, что ты рассказал отцу о… обо всем. А ты слышал все, что говорила я, до последнего слова. В любом случае, это нечестно. И недальновидно.