Наследник Клеопатры - Брэдшоу Джиллиан - Страница 84
- Предыдущая
- 84/95
- Следующая
Ани, не оборачиваясь, проследовал вперед. Позади него Арион, звеня оковами, сполз на пол и закрыл лицо руками.
В конце коридора была небольшая дверь. Человек в позолоченных доспехах постучал, и она открылась.
Помещение за дверью напоминало просторную гостиную. На стене, напротив двери, в которую они только что вошли, висела огромная картина с изображенным на ней человеком, стоявшим на берегу темной реки. Он с мольбой протягивал руку другому человеку, а тот от него отворачивался. Вокруг застыли бесплотные духи, а друзья склонили головы в знак скорби. После того, что произошло в коридоре, эта картина так потрясла Ани, что ему показалось, будто его сердце пронзили иглой, и первые несколько мгновений он мог лишь стоять и молча смотреть на нее.
– Это и есть та самая девушка, – произнес кто-то, и Ани отвел взгляд от картины.
В комнате было трое мужчин: один из них – невысокий, в алом плаще – заговорил первым, другой – рослый, смуглый, в простой одежде – прислонился к стене у двери, а третий – худощавый, бледный, в белой тунике с пурпурной каймой – сидел на скамье из слоновой кости.
– Это Арей, – пояснила Мелантэ, придвигаясь ближе к отцу и глядя на человека в алом плаще.
– Ну что ж, – удовлетворенно произнес мужчина в белой тунике, – кажется, вы узнали друг друга. А ты, приятель, отец этой девушки?
– Да, – чуть слышно ответил Ани. Во рту у него пересохло. – Я Ани, сын Петесуха. Прости меня, не хочу показаться дерзким, но я нездешний, и мне мало известно о могущественных людях. Вы император?
– Да, – спокойно, с достоинством ответил мужчина. – Я император. – Он слегка улыбнулся. – Со временем Египет научится меня узнавать.
Ани неловко опустился на колени. Он знал, что перед царем нужно падать ниц, но понятия не имел, как это делается.
– Нет, падать ниц необязательно, – сказал Октавиан, жестом показывая, чтобы он поднялся. – Это восточный обычай, который мы, римляне, презираем.
Не прибегая к помощи рук, Ани с трудом выпрямился.
– Ты знаешь, почему я приказал привести тебя сюда?
Мелантэ глубоко вдохнула.
– Это из-за Ариона, – храбро заявила девушка, несмотря на то что вся дрожала. Дочь стояла достаточно близко к Ани, и он видел, как она побледнела от волнения. – Этот человек, Арей, наврал тебе о своем троюродном брате Арионе.
– Что еще за брат по имени Арион? – удивленно спросил император. – Кого ты имеешь в виду?
Ани пожалел о том, что император не дал ему преклонить колени; они у него подкашивались, и ему хотелось провалиться сквозь землю. Ему наконец-то открылась ужасная правда.
– О Изида! – прошептал египтянин.
Мелантэ взглянула на отца со смятением и тревогой.
– О боги, его зовут не Арион, – сглотнув, сказал ей Ани. Он снова посмотрел в холодные глаза императора. – На самом деле этот юноша Цезарион, да? – прошептал он.
– Цезарион – это царь, – возразила Мелантэ, и ее лицо внезапно застыло, а широко открытые глаза потемнели от ужаса. – Царь мертв! – запротестовала она. – Я видела урну с его прахом!
Голос подвел ее. Этот пронзительный возглас прозвучал фальшиво, и всем стало очевидно, что она сама не верит в то, что говорит.
– Он сказал мне, еще в самом начале, что римляне считают его мертвым, – нерешительно произнес Ани. – По его словам, солдаты якобы натерли его благовониями для погребального костра, но, пока они спали, Арион пришел в себя и покинул лагерь. Честно говоря, я думал, что от боли у него помутилось сознание и он просто бредит.
– Выходит, он все-таки рассказывал вам о себе, – голос императора прозвучал угрожающе.
– Нет, – ответил Ани, от страха едва ворочая языком. – Он вообще старался избегать разговоров о себе. Я сопоставил все только тогда, когда ваши стражники пришли за нами. – Ани взглянул в суровое лицо нового повелителя Египта. – И когда Арион поведал нам, что у него есть некий троюродный брат, который убьет его из-за какого-то спора, связанного с наследством, он имел в виду не Арея, а вас. Я правильно понял? Он имел в виду вас...
– Да, – согласился император, довольно усмехнувшись.
– Троюродный брат? – переспросил смуглый человек.
– Если принять во внимание то, что Клеопатра говорила ему об отце, – ответил Октавиан, – я действительно прихожусь ему троюродным братом.
Ани не решался смотреть в глаза этому могущественному человеку и поэтому по возможности старался избегать его взгляда. Тысячи незначительных деталей сложились вдруг в общую картину, такую целостную и гармоничную, что он удивился, как ему до сих пор не удалось разглядеть то, что, казалось бы, лежало на поверхности. Ани вспомнил, как сильно горевал Арион, услышав, что царицу взяли в плен, как он забеспокоился, когда впервые было упомянуто имя Цезарион. Ани, конечно, заметил, что юноша с трудом скрыл свое изумление во время беседы с римским центурионом в Беренике, который обратился к нему, назвав его Арионом. Ани тогда не придал этому значения и даже не мог подумать, что это имя вымышленное. Ему вспомнилось, как мальчик, раненый и измученный болезнью, объяснил, что римляне подумали, будто он мертв. И позже, узнав, что в лагере был царь, которого там убили, Ани не сопоставил эти два факта. Он даже на мгновение не мог допустить, что этот молодой грек, участвовавший в сражении и считавшийся убитым, явно аристократического происхождения и точно такого же возраста, что и сын Клеопатры, и есть юный царь, наследник Лагидов. И множество мелких подробностей, которые всплывали с тех пор: отец-римлянин, скорбь по царице, прозрачные намеки о существовании очень могущественного врага, которого нужно избегать любой ценой, – все это не смущало его, потому что он создал в своем воображении нелепую историю о поместьях и наследстве. Каким же надо быть слепцом и дураком, чтобы не разглядеть столь очевидную истину?
А все потому, что он простолюдин, которому не каждый день приходится просить беглых царей писать для себя письма. И еще потому, что по мере сближения с Арионом этот юноша казался ему все более приятным, общительным, хотя и очень ранимым. У Ани в голове не укладывалось, что молодой грек, спасенный им в пустыне, и божественный сын царицы Клеопатры и Юлия Цезаря – одно и то же лицо.
– Но у него же проклятая болезнь, – брякнул Ани. – Я никогда не слышал о том, что царь страдал этим недугом.
– О подобных фактах обычно предпочитают умалчивать, – ответил Октавиан. – Я узнал об этом от тех людей, которые хорошо осведомлены о жизни в царском дворце. – Он посмотрел в сторону Арея. – Судя по всему, Клеопатре прекрасно удавалось пресекать любые сплетни, касающиеся недуга ее старшего сына.
– Арион сказал, что эта болезнь у него от отца. Я никогда не слышал, что...
– Мой приемный отец, – холодно прервал его император, – действительно страдал этой жуткой болезнью. Я, разумеется, не принимаю всерьез заявление Клеопатры, что якобы Птолемей Цезарь – его кровный сын. Царица получила большие преимущества, заявив во всеуслышание, что он сын Цезаря. – Октавиан постучал по подлокотнику скамьи. – Надеюсь, тебе понятно теперь, насколько шатко положение, в котором ты находишься. Ты предоставлял убежище и поддержку царю Птолемею Цезарю, которого я приговорил к смерти. Я ведь полагал, что мой приговор приведен в исполнение. Не очень-то приятно было узнать, что человек, которого, как мне казалось, превратили в прах, на самом деле спокойно разгуливает по Египту в течение последнего месяца. Если хочешь остаться в живых, тебе придется рассказать все, что ты знаешь: где он был, что делал и, самое главное, с кем встречался. Совершенно очевидно, что для меня не имеет значения, знал ты, кто он, или нет. Ты был гораздо ближе к Цезариону, чем ему самому хотелось думать. У тебя дочь, – сказал император, и его взгляд ненадолго задержался на Мелантэ, – и, как мне сообщили, жена, сыновья и рабы. Все они сейчас в моих руках. Эти люди умрут – можешь не сомневаться! – если ты будешь лгать или попытаешься хотя бы немного исказить истину.
- Предыдущая
- 84/95
- Следующая