Барин (СИ) - Соловьев Роман - Страница 10

Женщины заулыбались, а мужики стали недоуменно переглядываться, наверняка подумали, что у барина крыша поехала…

— И еще важный вопрос. Скоро я хочу затеять строительство кирпичного завода. У кого есть желание заработать — приходите записываться, теперь не нужно ходить на шабашки за пределы поместья, на поденную и на Волгу бурлачить…

Два мужика сразу вышли вперед, вслед за ними Еремей Лушников.

— Записывай нас, батюшка!

— Повремените немного, начнем дня через три-четыре. Приказчик объявит.

Я внимательно обвел взглядом толпу селян:

— Теперь хочу, чтобы вы высказались о наболевшем. У кого какие предложения…

— Барин! — крикнул Матвей-мельник.– Соседский помещик Гарин половину лугов заграбастал в займище, ходит слух и остальное хочет забрать… где скотину пасти и сено заготавливать?

— Гарина я уже послал куда подальше. А много в селе коровок?

— Двенадцать,– ответил староста.

— Маловато. Со временем постараюсь, чтобы в каждом дворе была корова. Это молоко, творог, сливки, и сыр… излишки будем продавать, думаю покупатели всегда найдутся…

— Барин, нам бы церквушку справить,– проворчала старушка, что пободрее.– Да попа привезти, на церковные праздники в Антоновку ездим… Екатерина Семеновна обещала три года, да не случилось…

— Об этом обязательно подумаю,– кивнул я.

Вперед вышла крепкая полноватая женщина.

— Дарья Кондрашова. Барин, Андрей Иванович, у меня четверо детей, от шести до пятнадцати. Ни один грамоте не обучен… да что греха таить, у нас даже из взрослых многие читать не умеют…

Я кивнул:

— Это первостепенная задача. Школа в селе обязательно нужна. Думаю скоро решим этот вопрос, только отыщу хорошего учителя. В селе есть пустые дома?

— Шесть домов пустуют,– ответила Дарья.– В прошлом году Гарин тридцать душ выкупил, дома остались.

— Выберете самый большой добротный дом, там и откроем школу. Приберитесь, наведите там порядок…

— Есть такой дом,– улыбнулась Дарья.– Прямо с нами по соседству…

— Барин! — выкрикнул длинный рыжий мужик с насмешливым взглядом.– Нам бы в село торговую лавку, в Антоновку не наездишься…

— А зачем ездите?

— Хлеб-то мы сами печем, а вот соль, спички, керосин, махорка…

— И водочка?

— Нет, барин. У нас самопал.

Я нахмурился и погрозил ему пальцем.

— Будет вам и торговая лавка, селяне. Это зависит не только от меня, но и от вас. Я не демагог и постараюсь сделать все, что от меня зависит…

Назад в усадьбу меня подвозил на повозке мельник Матвей. Он вез в поместье три мешка муки.

— Барин, извини за открытость, но мужики ропщут, что ты пить запретил. Как же может мужик от скуки не напиться?

— Какая скука? Да у каждого во дворе дел просто невпроворот. Я прошел по селу и обратил внимание — у половины огороды бурьяном поросли, стены валятся, крыши дырявые, сарайчики на соплях держатся, дети вон босыми бегают… а они в кабаках деньги пропивают…

— Доложили уже…– усмехнулся мельник.

— Для начала нужно навести порядок в голове, а какой может быть порядок, когда там постоянно синий туман… но поверь моему слову, Матвей, я еще сделаю наше село процветающим…

Что мне стоить навести порядок в маленьком селе, когда на зоне я был бугром и держал в узде сто двадцать уголовников в цеху, треть из которых матерые рецидивисты.

Мне невольно вспомнилось прошлое, которое все никак не отпускало…

Через полгода кум предложил мне стать бугром, вместо освободившегося грузина Горгадзе. Я согласился, понадеявшись на досрочное освобождение. Но вскоре понял, что невольно попал между молотом и наковальней.

Почти во всех колониях имеется свое производство. Не исключением было и наше учреждение. За активом числился швейных цех, а приближенные к ворам, блатные, присматривали за теплицами. Никто из блатных, конечно, не работал в теплицах, они просто приходили и в наглую забирали семь-восемь мужиков из швейного цеха, припахивая работать за себя.

Все труднее становилось натягивать норму. Баркас, заведующий по производству, только руками разводил, не хотел связываться с блатными и неожиданно оказаться на промзоне с ножом в боку. Вертухаи делали вид, что ничего не замечали, а жаловаться куму — последнее дело.

Я заметил что блатные никогда не трогали невысокого седого мужичка, которого звали Майор. Они даже старательно обходили его стороной. Майор жил обособленно, почти ни с кем не общался. Он мастерил мебель в полуразрушенном здании бывшего клуба, даже частенько там ночевал, за что ему такие привилегии я не знал, но работал он всегда исправно и не пререкался.

Однажды я не захотел отдавать мужиков из цеха. Груздь рассердился, ударил меня в челюсть и свалил с ног. В умывальнике я выплюнул окровавленный зуб в раковину и приложил к ушибленной челюсти мокрое вафельное полотенце.

В столовой меня отозвал Майор, он оказался невольным свидетелем разборок.

— Вечером приходи, есть разговор.

После ужина я пришел в старое здание. Майор заварил крепкого чифиря. Мы неторопливо выпили по кружке.

— Смотрю я на тебя, Никитин, вроде ты пацан неплохой. — сказал Майор.– Справедливый и правильный. Но блатным ты не нравишься, они не отстанут, пока ты не покажешь им Силу. Они же дикие звери и понимают только древний язык Силы.

— Что мне нужно сделать?

— Завали Груздя на ристалище. Сделай из него отбивную. Возьми блатных на характер.

Я усмехнулся. Груздь почти на голову выше и намного тяжелее, да еще с длинными сильными руками орангутанга. Его боялась половина колонии, оставшаяся половина обходила стороной.

— Ты где служил?– поинтересовался Майор.

— Ракетные войска.

— Значит как боец никакой… нулевой уровень…

— Я в школе полтора года самбо занимался.

Майор улыбнулся.

— Хочешь стать на зоне авторитетом, а не тряпкой, об которую ноги вытирают? Слух ходит, блатные хотят тебя под шконку задвинуть, а в бугры своего человека поставить…

— Майор, если можешь, помоги завалить Груздя…

— С завтрашнего дня приходи каждый день, после ужина. Часа вполне достаточно. Я кое-чему научу тебя, и через месяц ты растопчешь этого мамонта…

Майор оказался бывшим офицером-инструктором из легендарного спецподразделения «Вымпел». Почему он сидел на обычной зоне было загадкой. Через боль, пот и кровь Майор действительно вылепил из меня бойца за месяц, используя ускоренную программу подготовки сотрудников спецподразделений, но тогда я еще не знал, что мне предстоит выйти на ристалище с более опасным противником…

В последнее время я расслабился и просыпался не раньше восьми часов утра, сегодня и вовсе заспался до половины девятого. На стульчике меня уже ждал чистый бархатный халат, сияющие белизной кальсоны, новые брюки и мягкая рубаха. Халат я отбросил, никогда их не носил. Неторопливо оделся и выглянул в окно. Небо удивительно голубое, с легкими белыми облачками. На ветке тутовника у окна приземлилась черная стайка воробьев-разбойников, громко почирикав, воробышки тут же сорвалась и взметнулись в прозрачную высь.

Во дворе Прохор громко ругал Герасима.

— Дурья башка! Я же тебе сказал, круглой щеточкой, да с мылом… колеса до блеска натри, да порожки!

К воротам медленно подъезжала небольшая серебристая бричка, на козлах сидел кудрявый юноша, в пассажирах я сразу же узнал фельдшера Митрича.

Мы с фельдшером встретились внизу, в холле. Следом вошел и раскрасневшийся Прохор. Сегодня Митрич оказался трезвым, гладко выбритым и необыкновенно нарядным. Бежевый сюртук сидел на нем как влитой, под воротом накрахмаленной белой рубашки пижонская бабочка.

— Как себя чувствуете, Андрей Иванович? — участливо спросил фельдшер.

— Отлично.

Он внимательно посмотрел на меня, осторожно пощупал синяк на груди и показал на стул. Неторопливо достал из саквояжа стетоскоп, послушал дыхание и удовлетворительно кивнул.