А я тебя да (СИ) - Резник Юлия - Страница 2

— Может быть, чаю?

После издевательского приема в дежурке предложение Семена Валерьевича я восприняла с большой благодарностью. И на чай согласилась, хотя, если честно, волнение было таким, что вряд ли бы что полезло мне в горло.

Чай полагалось приготовить тому самому дежурному, что открыл нам дверь в обшарпанный тесный кабинетик. Он, кажется, ошалел от того, что ему предстоит выступить в роли официанта, но возражений на этот счет не последовало. Наверное, все же уже тогда Семен мог продавить взглядом кого угодно…

— Начнем? Основные моменты я понял. Но в заявлении все надо изложить подробнейшим образом.

— Хорошо, — покладисто кивнула я.

— Значит, вы учитесь на первом курсе биофака? Как вас угораздило?

Конечно, это не имело никакого отношения к заявлению, но почему-то тогда я вообще не придала этому значения. И простодушно заметила:

— Я люблю животных. Морских — в большей степени.

— Дайте угадаю. Планируете изучать дельфинов?

— Нет! Акул.

— Акул? — он как будто бы удивился.

— Да!

— Интересный выбор. И чем же они вас так привлекают?

— Наверное, своей беззащитностью.

— Это акулы-то беззащитные?

Он тогда впервые улыбнулся. Хищно сверкнул зубами. Я сглотнула, пораженная в самое сердце, но вряд ли это было осознанно.

— Д-да. Видите ли, их вылавливают просто в промышленных масштабах. В этом смысле дельфины гораздо больше защищены. Популяция же акул сокращается настолько стремительными темпами, что через пару десятков лет их не останется вовсе, и…

— И?

— Океан заболеет, — что-то во взгляде этого странного мужчины заставило меня смутиться, — может быть, вернемся к моему заявлению? Мне сегодня еще нужно подготовиться к контрольной…

— Конечно. На чем мы закончили? Ах да, гражданин Бутанов осуществил действия… Какие действия, кстати?

Это было самое стыдное. Озвучить. Я краснела, бледнела. Глотала чай, потому что горло немилосердно сохло.

— И в этот момент вы его ударили книжкой и…

— Выбежала, — закончила я едва слышно.

— Вера, вам нечего стыдиться. Совершенно. Вы молодец, что нашли в себе силы противостоять насилию.

— Я просто не хотела, чтобы мой первый раз случился так… — какого-то черта разоткровенничалась я и, чуть не сгорев со стыда, когда осознала, что же ляпнула, окунула взгляд в опустевшую чашку. — Так я могу идти?

— Конечно. И ничего не бойтесь.

Семен поймал мой смущенный испуганный взгляд и держал до тех пор, пока я не выпрямила скруглившуюся под весом проблем спину.

— Вера! Вер! — мой заплыв в прошлое прервал сиплый голос мужа. Я моргнула, выныривая из штормящего моря воспоминаний. С удивлением опустила взгляд на сидящего передо мной Шведова. Мы остались в кабинете одни, Жорка тактично оставил нас, но даже это не повод вставать передо мной на колени. Какого черта он творит?

— Что ты делаешь?

— А ты? Почему ты улыбаешься? Что тебя, мать его, смешит, а?

Ух ты. А ведь он на грани срыва…

— Смешит? — я широко улыбнулась. — Не знаю. Вероятно, сама ситуация.

— Ты слышала, что сказал Жорка?! Ты вообще слышала? — заорал Шведов, брызжа слюной.

— Аха.

— И тебе смешно?!

— Конечно.

— У тебя рак! В тебе сидит огромная бомба с часовым механизмом и тикает! Бутенко настаивает на операции, Вера! Ты знаешь, что это означает?

Острый взгляд, о который можно порезаться. Я это точно знала. Потому что резалась об него столько раз, столько гребаных раз…

— Конечно.

— Тебе выкинут все женские органы! Какого хера ты улыбаешься? — бесился Шведов.

— Мне выкинут женские органы, а ты выкинешь меня… — перекатив на языке открывающуюся перспективу, я сделала глубокий-глубокий вдох и счастливо рассмеялась.

Вера

Тут можно было еще добавить «наконец-то выкинешь», но я не успела, чуть сместив внимание на его будто идущее трещинами лицо. Этот процесс завораживал. Я застыла, как герои фильмов-катастроф перед надвигающейся стихией.

— Что? — просипел Шведов. — Что, блядь?!

Вот тут и тряхнуло. Земля уплыла из-под ног, а картинка перед глазами запрыгала, как в сломавшемся калейдоскопе. Впрочем, его страшная сила совершенно меня не пугала. Напротив, от тряски мысли прояснились, и голова стала легкая-легкая, будто он из нее вытряс ненужное.

— Повтори! Повтори, что ты, мать его, сказала! — то орал Шведов, то целовал — губы, нос, волосы. Трогал губами все, до чего мог из такого положения дотянуться, горел под моими беспомощными руками, как печка. И, вот же чудо, понять бы, как это все в моей голове умещалось, ощущался таким… до головокружения родным.

— Выбросишь.

— Нет.

У него, того, кто был обучен держать лицо даже под пытками, начался нервный тик.

— Да почему нет, Семен? Ты же не так себе распланировал нашу жизнь. Смирись уж, что все вышло из-под твоего контроля. Признай очевидное. — С этим у него, кстати, всегда были большие проблемы. Как и у любого человека, который в какой-то момент обрел столько власти, что и сам поверил, будто стал едва ли не богом. — Найди послушную здоровую девочку, которая нарожает тебе детей и…

Семен резко разжал руки, опуская меня на пол. Не глядя в глаза, поправил мою сбившуюся одежду. И отвернулся к окну, замерев на его фоне огромной неприступной горой. Меня каждый раз удивляло то, каким большим он казался при, в общем-то, довольно стандартном росте.

Вдох-выдох. Мой. Его… Мы же оба… Мы оба смертельно устали от этих качелей. Отпустил бы уже — и не мотали бы нервы. Он мне… Я ему. Ясно же, что для борьбы мне понадобятся силы, которые Шведов вытягивал из меня, как дементор, одним только своим присутствием.

— Тебе еще сегодня нужно куда-нибудь? — обретя над собой контроль, спросил он, сунув руки в карманы.

— А?

— Какие-то анализы, может, сдать, или получить дополнительные консультации?

— Нет.

— Тогда собирайся домой.

— Ты слышал, что я сказала? — мои кисти непроизвольно сжались в кулаки, хотя, конечно, это было совершенно бессмысленно. Физически я ничего не могла ему противопоставить. На самом деле я вообще ничего не могла…

— Да. Очередную несусветную глупость. Собирайся. Продолжить испытывать мое терпение ты можешь и дома.

Он что, серьезно? Я же… Я же думала, что это реальный шанс от него избавиться! Ноги в коленях дрогнули. Вместо того чтобы затолкать в сумку результаты своих многочисленных обследований и освободить кабинет Бутенко, я как подкошенная упала на стул.

— Семен… Послушай… Ну ты же умный мужик. Зачем тебе больная недобаба рядом? Ты же эстет, — хохотнула я. — А в этой борьбе не будет ничего красивого. Глупо из упрямства и отказа воспринимать реальность, как она есть, терпеть лысую, выпотрошенную, стремительно стареющую тетку, которую все время тошнит. Заметь, теперь не только от твоего вида. — Шведов резко обернулся, устремляя на меня предупреждающий взгляд, но я, проявив недюжинное слабоумие и отвагу, только выше вскинула подбородок: — Наверняка у тебя на примете есть кто-то…

Тяжело ступая, Шведов преодолел расстояние от окна до стола, взял мою сумку, повесил себе на плечо и, не дав договорить, рывком вытащил меня из кресла.

— Сама пойдешь, или понести?

Он мог. Он тренировался наравне с бойцами спецподразделений, которыми руководил.

— Сама! — процедила я. — Убери лапы.

— Опять начинается, да?

— Я, Сём, и не заканчивала.

Ненависть из меня сочилась. Может, потому, что в его словах была своя правда. Иногда я так уставала от нашего противостояния, что на время вывешивала белый флаг. И под ним проживала, кажется, самые счастливые дни в моей жизни. А потом какого-то черта опять вспоминала то, что так и не смогла ему простить, и все начиналось заново. Вероятно, я была виновата в том, что наша совместная жизнь превратилась в ад, даже больше мужа. И моя болезнь была просто следствием той вины и непрощения.