Сладкий апокалипсис. Ты моя (СИ) - "Сумеречная грёза" - Страница 42

Я, сжав зубы, отошла на шаг. Курт старался оставаться строгим перед мальчишками. Дома с детьми он совсем другой. Я понимала, что не имею права ставить под сомнения его авторитет.

Роб внезапно перестал плакать и сделал усилие, чтобы встать. Когда он твердо встал на ножки, то задрал голову, с выжиданием глядя на отца: мол, я все правильно сделал?

— Молодец, боец! — вскричал Курт, подняв Роба на руки так резво, что ребенок взлетел в воздух. Роб засмеялся, будто его посадили в аттракцион. Муж ещё несколько раз покатал Роба по воздуху, у ребенка вовсе высохли слезы, он смеялся и смеялся, довольный развлечением и похвалой. Недавно мне исполнилось тридцать восемь. Прошло ровно десять лет, как мы оказались здесь. Даже не верится. Столько всего произошло за это время… Но Курт всегда был рядом, что бы не происходило. — Я люблю тебя, моя красотуля, — Курт говорил мне это каждое утро, и ещё иногда по вечерам, после занятий любовью, — Ты — лучшее, что со мной было. Теперь у нас есть свой выводок. У меня появилось что-то своё, не просто что-то, а целая семья, уж ее-то я сберегу. Ну, может, ещё разок почистим перышки? Я счастливо улыбалась в такие моменты, и мы снова начинали "чистить пёрышки".

Мы отпраздновали мой день рождения, и внутри поселилось странное ощущение. Нет, не опустошения. Наоборот. Я поняла, что не расстраиваюсь из-за того, что время проходит — я успела все в этой жизни.

— Чего грустишь, сладкая? — Курт зашёл в нашу комнату, в котором уже горел камин. В руках его темнела бутылка вина, он улыбался.

— Я не грущу. Так, просто. Осень. Мысли всякие лезут.

— А ты не думай, и грустить не будешь, — Курт подошёл сзади и обнял меня.

— Просто… Осень. И жизнь проходит, — грустно ответила я. Мы стояли у большого окна, но в комнате было тепло. Жар огня согревал комнату. — Так уж заведено. Люди рождаются, живут, а потом умирают, — ответил мне Курт, — Не мы с тобой первые, не мы последние. Но у нас есть кое-что ценное — мы вместе столько лет, это чего-то да стоит, — Курт посмотрел мне в лицо, обняв его руками, — Эти годы у нас останутся вне зависимости от того, как мы состаримся, сладкая. Курт всегда умел поддержать меня. Я улыбнулась. — Ты так и не научился называть меня по имени, — уже без грусти в голосе ответила я. — У тебя много имён, и в каждом отражается моя любовь. Ты и сладкая, и красавица, рыжулю я тоже обожаю.

— Какой ты стал романтичный, — рассмеялась я, — Какие речи!

— Угу… — пробормотал Курт, поцеловав меня в плечо.

Я тут же уловила его настрой.

— Ты хочешь прямо сейчас? — спросила я его.

— Ага. Дети наконец-то угомонились, мы же тыщу лет не любились.

— Две недели это не тысяча лет, — без особого сопротивления возразила я.

— Тысяча, даже вечность, — сказал Курт, уже раздевая меня.

Мы быстро оказались на том самом диване… Спустя десять лет он всё ещё вызывал во мне бурю эмоций.

Я забралась на диван, он прильнул сзади.

— Знаешь, Анна, а ведь у нас есть что отметить, — сказал он.

— Ты о чем?

— Тебе тридцать восемь, красотуля, особенная дата. Десять лет прошло.

— Прошло. А причем тут это? Что такого в этом возрасте?

Муж легонько толкнул меня вперёд, я заняла позицию, которую он хотел. Потому что уже знала, как ему нравится. Курт вошёл в меня нетерпеливо, без прелюдий. Но к тому времени я уже была мокрая — он уже знал это, изучив мое тело за десять лет вдоль и поперек. В прямом смысле этого слова…

— Я же говорил, что люблю женщин постарше. Тебе тридцать восемь, детка. Теперь ты в моем вкусе, — Курт сделал серию сильных толчков внутри меня, выбивая из лона водопад влаги и удовольствия.

— Ааах!