Любовь по науке, или На практику в другой мир - Миленина Лидия - Страница 62

– Подожди! Но даже будучи подростком, она должна была понимать, что мать защищала людей и погибла случайно! – возмутилась я.

– Видишь ли… – взгляд Гарона стал совсем мрачным. – Мы ведь не знаем, что произошло на самом деле. Никто не знает, как именно погибла Таратта. Возможно, ее действия действительно были завуалированным под самопожертвование самоубийством. Это вообще очень удобный и популярный вариант… Просто причиной стала не безответная любовь, как подумала Лагерра в детстве, а червь сомнения, что мучительно долго подтачивал ее изнутри.

– Кошмар какой, если так… – прошептала я.

И представила себе эти бесконечные сомнения. Они приходят в полной мере не каждый день. Но никогда не уходят до конца. Они постоянно живут на заднем плане. Этот червячок ползает по пространству твоей души и выгрызает проплешины даже в самом безоблачном счастье. Жизнь становится отравленной. Радость блекнет, удовольствия не ощущаются как следует.

Все омрачено нерешенным вопросом.

– Да, – серьезно кивнул Гарон. – Когда Лагерра совсем выросла, то поняла, что причиной могли стать сомнения, а не безответная любовь. Но к тому времени она уже вовсю ненавидела меня. За то, что на свете живет дракон, который отравлял счастье ее матери и отца самим фактом своего существования. Мы с ней не были лично знакомы до тех пор, пока она не прибыла ко двору нашего Правителя. Там на некоем светском рауте нас с ней и представили друг другу. Лагерра не показала вида, а я вежливо высказался, что имел честь знать ее родителей… А при следующей встрече на балу она при всех бросила мне в лицо ворох писем Таратты со словами, что если бы меня не было на свете, то ее мать была бы жива. Видимо, специально подготовила эффектный выход.

Гарон помолчал, потом в своем духе усмехнулся:

– Я не гордый, письма поднял… И прочитал – позже, конечно. Лагерру же урезонили и даже велели извиниться. Она сделала это, чтобы не испортить отношения со всеми знатными свидетелями происшествия. Я принял извинения, какое-то время пытался наладить с ней отношения, объяснить все… Но все было бесполезно. Теперь она ненавидит меня еще и за тот позор, что пережила на балу, когда никто не поддержал ее. Не упускает случая уколоть меня и нагадить по мелочам.

– Кошмарная история, – я вздохнула. – В ней жалко всех. Просто всех. И всех можно понять – хотя лично мне сложно понять Лагерру в ее несправедливой ненависти. В общем…

– В общем – давай наконец выпьем, – улыбнулся Гарон. – История закончена. И надеюсь, она не полностью испортила тебе аппетит. Выпьем за понимание и узнавание. В любом случае теперь ты больше знаешь обо мне и, как сама сказала, можешь понять.

– Могу, – прямо поглядела я на него поверх бокала. – Теперь я лучше понимаю твои мотивы. Проводя эксперимент, ты еще и исполняешь волю погибшей возлюбленной: узнать правильный ответ. И я… могу это понять.

Я опустила глаза. Гарон смотрел на меня через бокал, вино красиво сияло в приглушенном теплом свете ресторана, и лицо дракона казалось загадочным, невероятно мужественным и красивым. Мне не хотелось думать, что все это великолепие – не для меня.

Но… на самом деле его история в очередной раз свидетельствовала, что…

И тут он сказал:

– Можешь понять, но…

– Но что?

– Я имею в виду то, что повисло за кулисами твоей фразы. Ты по-человечески можешь понять мои мотивы. И даже уважаешь их. Но, узнав предысторию целиком, ты утвердилась в мысли, что… ты не нужна мне сама по себе. Только как инструмент для доказательства моих выкладок. Так ведь? – Он говорил спокойно, проницательно глядя на меня (профайлер несчастный!), но неизменная легкая усмешка была… горькой.

И тут во мне традиционно закипело.

– А что, скажешь – нет? – я подняла глаза. – Более того! Ты настолько хочешь доказать свою правоту, проведя все необходимые научные процедуры, что даже не идешь на поводу у прекрасной возможности! У прекрасной возможности, что у тебя была, – сразу выиграть отбор! Нет, ты хочешь, чтобы все по науке, чтобы комар носа не подточил! И после этого все эти доказательства, это свидание… вся эта музыка… рвущая душу… Так лживо!

– Маша, остановись! Ты не все понимаешь!

– А чего я не понимаю?! – я залпом осушила бокал, словно это водка, а не вкуснейшее местное вино. – Скажи мне! Чего такого я не понимаю, чтобы сделать другие выводы? Логика, Гарон, понимаешь ли, логика!

– Не понимаешь, что это было бы… опасно! – теперь уже Гарон начал кипятиться. Темные глаза разгорелись, гнев в них смешался с со страстью – это чувство не перепутаешь с другим. Когда мужчина словно обжигает, поглощает тебя глазами, затягивает в жаркий омут. И, несмотря на мой собственный гнев, по телу побежали сладкие, палящие мурашки.

– Думаешь, я не хочу этого?! – почти рявкнул он. Потом понизил голос до бархатного баритона: – Думаешь, я тогда… на скамейке не хотел положить всему этому конец? Не хотел прижать тебя наконец к груди, целовать, пока из твоей головы не выветрятся все сомнения и глупые мысли… Думаешь, мне было легко просто так сидеть рядом с тобой в Серебристой роще? А потом подписаться на этот отбор вместо того, чтобы совершить то, о чем мечтает любой дракон, – утащить свою любимую подальше и быть вместе в том пламени, что вечно жжет нас изнутри! Холить и любить… защищать и оберегать… Заботиться и обладать – да, обладать, проклятье – мы же драконы, Маша! Думаешь, так легко было держать себя в руках, да?! Нет, Маша… нелегко. Думаешь, я такой черствый сухарь, что только и думаю об эксперименте и науке?! Да будь он проклят, этот эксперимент! Я понял это, когда впервые увидел тебя, нелепо стоящую в моем кабинете с клеткой в руке. Просто дай я волю своим чувствам, и …

Гарон замолчал и сглотнул. Кстати, он даже не подумал поставить полог тишины – настолько распалился. По мере его речи бархатный баритон все больше переходил в страстный и громкий огненный бас, и окружающие начали на нас оглядываться.

Меня же просто закрутило в вихре его слов. Мысли выветрились из головы, я жадно – и в то же время испуганно – впитывала его фразы. Жар, исходивший от дракона, пролетал над столом и жег меня прямо в сердце. Во все тело!

Во всю душу.

«Вот и выяснили отношения… – пронеслась растерянная одинокая мысль. – Вот и его признание! Как я хотела… Только что мне с этим делать… теперь?»

– Что «и»? – растерянно и хрипло прошептала я. Хрипло – потому что на глаза внезапно попросились слезы, и я тоже сглотнула.

– А то, что я боялся – и сейчас боюсь, – что ты разделишь участь Таратты! Просто с другой стороны, – теперь его голос прозвучал ласково. – А этого я не могу допустить. Лучше я проиграю отбор, чем дам тебе так рисковать!

– Не поняла! – брякнула я в полном недоумении.

Гарон горько усмехнулся.

– Да, это неочевидно. Но… Таратта выбрала быть со своей истинной парой, отказавшись от дракона, которого любила. Она мучилась, сомневалась и, возможно, даже погибла из-за этого. Ведь такие сомнения расшатывают душу и сознание. Величайшее бремя – выбор между двух равновеликих величин. Или когда непонятно, насколько они равны и «велики», а ты из-за этого и не можешь выбрать, – снова усмешка, полная боли. – И величайшая мука, когда потом сомневаешься в своем выборе. Ты прошептала «кошмар», когда я рассказал тебе о сомнениях Таратты. Так и есть. Это кошмар. И он вполне способен убить – в буквальном или переносном смысле. Но знаешь, почему еще она выбрала истинную пару? Потому что знала, что выбери она меня – и мучения от потери истинного, тоска по нему, даже чисто физическая тоска – будут еще ужаснее! Не знаю, были бы у нее сомнения или нет, но мучения были бы точно. Маша, пойми, я уверен, что наши с тобой чувства сильнее и важнее истинности…

Я опустила взгляд. Сейчас он открыто говорил о том, что «между нами». И совсем не смущаться не могла. Все же мы с Гароном в разных весовых категориях. У него за спиной не знаю сколько десятков лет разного жизненного опыта. У меня этих десятков – только два…