Под ударом (СИ) - "Kancstc" - Страница 15

Пока мы всё это перетирали, взрослые отстрелялись, подошли тётя Лиз с Дашенькой и мы всей компанией отправились в местную офицерскую столовую, отобедать. Дашу отправили к нам за столик, чтобы взрослые могли спокойно перетереть свои взрослые дела, и я, признаюсь сильно удивился, когда понял, что Дашенька способна скорчить мордочку ещё более недовольную, чем изобразила утром. Вяло ковыряясь в тарелке (и чего ей там не понравилось? По мне так стейк из шерстистого бегемота с кашей из цельной пшеницы и какой-то хитрой подливкой с грибами — вполне себе сытно и вкусно), она, тем не менее, внимательно слушала нашу с Игнатом беседу.

— Чего, не терпится повоевать по настоящему? — спросила она, не снимая недовольного выражения лица.

— А нас-то пошто? — деланно удивился я. — Мы люди мирные, дружелюбные. Но, говорят, в московской тусовке есть несколько выдающихся скандалистов.

Она смерила меня недовольным взглядом и хмыкнула:

— Ну это да. Ты готовься, что после бала тебя месяц будут каждый день шпынять, гонять и поколачивать.

«Ну мы это ещё посмотрим!», — задорно сказал я сам себе, а вслух уточнил:

— Ты только скажи, чего такая злая?

— А чему радоваться? Из-за тебя, вместо того, чтобы отдохнуть в выходной как следует, здесь дурью маемся.

Тут её лицо просветлело:

— О! Я слышала, что тебя тут слегка песочком накормили?

Я равнодушно пожал плечами:

— Новое упражнение, довольно сложное. Надо тренироваться.

Даша снова скривилась, словно ей скормили целый лимон, а Игнат довольно улыбнулся. Видать хорошо она его успела покусать! Интересно, сколько ещё таких покусанных встретится на балу и как выстраивать отношения с ними? Полюбому надо как-то надеть на Дашеньку намордник, иначе, если её на балу понесёт, а её скорее всего понесёт, мне точно придётся всю оставшуюся жизнь посвятить пустопорожним дуэлям.

Погрузившись в эти мысли я сплыл в некое подобие транса и, взглянув на Дашу, вдруг увидел маленького испуганного ёжика, который, вернее, которая, сидит забившись в угол и, выставив все иголки, рычит на весь белый свет. Мне очень захотелось эту ёжичку погладить, но вот только как к ней подступиться?

Я улыбнулся ей, а в ответ:

— Ну и что ты лыбишься?

— Знаешь, Даша, вокруг тебя не одни только враги.

— Много ты знаешь, кто тут вокруг нас… — буркнула она, утыкаясь в тарелку.

Ну хоть поела на этой ноте, и то хорошо.

Вечером, за ужином, где традиционно собрались все члены семьи, пребывающие в озёрной крепости, я решил уточнить некоторые, неожиданно выплывшие моменты:

— Так всё-таки, что не так с тем способом стрельбы, которому научил меня крёстный?

— Да ничего особенного, — пожал плечами Гриша. — Просто он требует очень большой концентрации внимания и дисциплины сознания. Как побочный эффект — намного сложнее вести тактическую стрельбу. В смысле, не с места, а в движении, например… А вообще, Феоктистыч злыдень, дал вам довольно сложное упражнение. Начинают всегда с движения вперёд, к тому же Игнат это уже изучал.

— Значит точно, надо больше тренироваться.

— Ну и тренируйся сколько хочешь, — буркнула Даша, — а я хочу отдыхать нормально.

Тётя Лиз собралась было её одёрнуть, но я успел раньше:

— Наверное, ты права. Я, получается, развлекался, а тебе только настроение портили.

Даша уставилась на меня, словно я вдруг перьями оброс, а тётя Лиз посмотрела хоть и с удивлением, но одобрительно кивнула. И я принялся развивать мысль:

— На стрельбище заниматься всё равно необходимо, можно выделить на это один день в неделю… если это можно, конечно. А в выходной… Пусть Даша предложит, как отдохнуть. Только без подстав! — быстро закончил я.

— Я прослежу! — усмехнулась тётя Лиз, а Дашенька сделала нарочито равнодушную мордочку и столь же равнодушно пожала плечами. Ну точно что-то задумала!

Следующая неделя прошла спокойно. На фехтовании Гриша гонял меня как паршивого котёнка, а я доставал его расспросами по теме дуэльного этикета. В результате половину времени мы с ним разыгрывали сценки нанесения оскорбления, ответ на оскорбление, бросить вызов, принять вызов… И, самое сложное и важное: как заставить противника бросить вызов тебе.

Аристарх Евграфьевич гонял нас на танцах и, параллельно, по вопросам этикета общего. Настолько усердно, что даже Даша начала подвывать. А я заработал первую скупую похвалу («Надо же! Иногда у вас получается что-то, что издали можно принять за подражание правильным движениям!»). Даше, которая считала себя если не мастерицей в танце, то, как минимум одной из лучших в предмете, для своего возраста и круга, естественно, тоже доставалось. Я, глядя на это, искренне посмеивался. По моей классификации наш учитель был чем-то типа граммар-наци в области танца и этикета, а Даша вкладывала в танец душу. Её танец получался удивительно красивым и искренним и (когда она не вредничала) танцевать с ней было одно удовольствие. Увы, но это было совершенно не совместимо с требованием нашего учителя строго, до миллиметра, до сотых долей такта, выверять и зазубривать все движения. Поэтому когда мы в субботу выбрались на стрельбище, даже она вздохнула с облегчением.

А в воскресенье мы отправились… в театр… В Большой… На балет…

Представление, как водится, начиналось вечером, но уже с утра меня начали терроризировать на предмет прилично одеться. Вернее, принялась терроризировать одна излишне шебутная особа. Кончилось тем, что Гриша сжалился надо мной и натравил на неё Аристарха Евграфьевича и уже под его руководством и под его причитания процесс вошёл в осмысленное русло и завершился в разумные сроки. И вот наш кортеж из трёх глейдеров — наш, где поместились тётя Лиз, я и Даша, и два охраны — один двигался первым, второй замыкающим. Кстати, у нас «за руль» сел сам Захар Георгиевич, если я правильно понял — для того, чтобы не дать тёте Лиз дорваться до управления. Гриша тоже присоединился к нашей компании, ехал он в первой машине.

Подъезжали мы медленно, с помпой, так что я успел хорошо осмотреться. Театральная площадь осталась на том же месте, что и при моей жизни. По крайней мере настолько, насколько я смог сориентироваться относительно кремля. Впрочем, вполне ожидаемо, если исходить из того, что основные улицы тоже остались на прежнем месте. Сам Большой стоял где стоял и выглядел почти так же, как и при моей жизни… Почти, если убрать клубки огня, висевшие возле колон на манер факелов и вернуть на крышу квадригу Апполона. В смысле бронзовую. Потому как квадрига была на месте, но она была соткана из света, колесница была крылата, кони скакали во весь опор, оставаясь при этом на месте, а над ними реяли крылатые музы. Эти огни давали яркий тёплый свет не хуже светодиодных ламп, а может и лучше. И, кстати, это действительно было пламя, как у факелов. Языки огня покачивались на зимнем ветру, шипели от попадающего в них снега, и тени покачивались вслед за ними.

Выскочивший из машины охранник жестом остановил местного лакея и открыл дверцу. А, да, забыл сказать, что поехали мы, естественно, не на любимом тётином «Тёрне», а на парадных лимузинах, нас не выносило из салона неведомой силой, мы выходили по человечески, через дверь. Гриша взял под руку тётю Лиз, я предложил руку Даше и мы двинулись по утоптанному снегу широкой дорожки, ведущей к парадной лестнице театра. По бокам дорожки возвышались сугробы где-то по колено, с неба падали редкие снежинки и всё это сверкало и серебрилось в свете фонарей, стилизованных под конец XIX века. Ощущения сказки добавляло то, что свет в фонарях давали те же самые клубки огня. Я шёл и восхищался тем, как поработали местные дизайнеры: Эффект некоторой небрежности в уборке был потрясающим. Если бы я не вникал в то, как сейчас работают коммунальные службы — поверил бы, что снег тут убирал лопатой бородатый дворник. А так, клочки снега оставленные там и сям, небольшие бугорки на ступенях… они совершенно не мешались под ногами, но создавали ощущение уюта и естественности.