(Не) его трофей (СИ) - Борзакова Надежда Марковна - Страница 4

Папа целует меня в щеку, жмет Игорю руку.

— Я говорил с врачом. Бумаги все есть, не отвертится.

— Олег, я не буду писать заявление.

— С чего вдруг?

Игорь выжидательно смотрит на меня. Глубоко вздохнув, киваю.

— Хотел иначе, но что ж… Олег, я прошу у тебя руки Кати.

Арина радостно взвизгивает. Папа пристально смотрит на меня пару секунд и говорит:

— Наконец-то.

Потом мы обнимаемся. Арина хватает меня за руку, рассматривает кольцо, а Игорь говорит папе:

— Поэтому я не хочу омрачать светлые предсвадебные хлопоты дебатами с этим отморозком. Катя закончит с контрактом, пройдет бой, и мы с ним больше не столкнемся. Надеюсь.

— А я надеюсь, что ты, Котенок, перестанешь заниматься благотворительностью, — подмигивает папа.

— Пап, мне заплатят и очень неплохо, кстати.

— За срочность тоже?

— За все, пап.

— Вот и отлично.

Да. Отлично. Так, как и должно быть.

— У меня нет слов, Кать, — у Сани такое виноватое лицо, что хочется его обнять.

— Это не твоя вина. Да и все будет нормально, — с этими словами передаю ему подписанный контракт.

Нам приносят кофе. Обхватив руками чашку, делаю глоток. Обвожу взглядом зал кофейни. Людно, рабочий день давно закончился.

— Саш, есть новости, — протягиваю руку с кольцом.

Лицо друга мрачнеет, как ясное небо, которое внезапно затянули грозовые облака.

— Поздравляю, — смотрит в глаза. — Ты счастлива?

— Конечно, — машинальный ответ.

— Дату выбрали?

— Думаю, что в первые выходные июня. Не планируйте с Линой ничего.

— Ты же знаешь, я ни за что бы не пропустил, Кать, — грустно улыбается.

Мне это не нравится от слова совсем. Неужели Игорь прав, и ничего не прошло?

— Подарю вам записи всех выпусков «Камеди-клаба», чтоб ты с ним окончательно не скисла.

— Са-аш, я понимаю, что ты от него не в восторге….

— Я не в восторге от того, что ты не выглядишь счастливой!

— Все просто так закрутилось, сам ведь знаешь!

— Угу. Когда ты выходила за Стаса, все тоже крутилось, но ты как на крыльях летала.

— А чем все закончилось, забыл?

— Одно не гарантия другого как бы. Но, дело твое, — примирительно поднимает ладони.

А я вспоминаю свой двадцать один год и Стаса — высокого черноволосого красавца с угольно-черными глазами. Он говорил так же красиво, как и пел под гитару, ему было плевать и на деньги моего отца, и на то, что тот открыл мне глаза на его бытность обычным менеджером, а не владельцем магазина электроники, как говорил мне сам Стас.

— Не хотел перед тобой выглядеть нищебродом, принцесса, — невозмутимо прокомментировал тогда. — Но деньги будут. У тебя все будет, только люби меня.

И я любила. А папино табу на наши отношения лишь обостряло чувства. Запретный плод сладок. Мы расписались сразу после того, как я получила диплом. Ох и скандалище был. Я покидала в спортивную сумку Стаса свои книжки по праву и документы, и буквально убежала из дому. Конечно же, мне заблокировали все банковские карточки и оставили без наследства. Поддержали меня только мама и Саша.

Мы со Стасом обосновались в съемной однушке на окраине города, ставшей мне милее отцовского особняка. Я оборвала все контакты, кроме мамы и Саши, устроилась на работу юристом в социальную службу. Платили копейки, но я кайфовала, ведь работа досталась Кате Самойловой, а не дочке Олега Брика.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Рай в шалаше продолжался чуть больше года, а потом Стас внезапно получил повышение. Да такое, что сменил «девятку» на «порше», а съемную однушку на собственную двухкомнатную квартиру в центре. Да, все в кредит. Но «с моей зарплатой отдадим, глазом моргнуть не успеешь». Примерно тогда же он начал каждую пятницу встречаться с друзьями. Я ревновала, за что была с ними познакомлена, и убедилась, что предсубботняя тусовка «only new friends».

А еще через несколько месяцев — я как раз сходила с ума от счастья, сжимая в подрагивающих пальцах фотографию первого узи нашего будущего малыша — появилась первая трещинка на розовых очках. В дверь позвонили двое упакованных в костюмы шкафоподобных мужика и заявили, что если Стас не начнет возвращать кредит, то его поставят на счетчик.

И вот тогда я узнала, что это было за повышение… Он просто начал играть. Крупно. И сначала ему везло. А потом перестало. И у объема невезения оказалось столько нулей, что это не укладывалось в голове.

Только потому, что я была беременна, Стас согласился продать машину, квартиру. Но всего этого, конечно, не хватило. И когда он в одну из ночей пришел домой избитый, я поняла, что придется просить помощи у папы.

Позвонила ему. Он сказал, что все уладит, и я снова была счастлива. Закончится этот кошмар, мы все помиримся, я рожу Стасу сыночка, и все будет хорошо.

Реакцией Стаса на грядущее «все хорошо» стала увесистая пощечина. А раньше ведь никогда… Конечно, мы часто ссорились из-за долгов, но он никогда не поднимал на меня руку. Не думала, что на такое способен.

В ту ночь он ушел из дому. Хлопнул дверью, оставив меня на полу заливаться слезами. И в какой-то момент я почувствовала, как живот скрутило от кинжальной боли. Набрала «скорую». Минуты, которые ждала бригаду, истекая кровью, казались вечностью. Я вечность умирала, понимая, что теряю своего малыша. Что не услышу стук сердечка на узи, не почувствую со временем толчки маленьких ножек внутри, не возьму потом на руки своего крошку, не увижу, как он вырастет…

Врачи ничего не смогли сделать. Не смогли спасти моего малыша. И вместе с ним умерла и моя любовь к Стасу. А вместо нее родилась черная, всепоглощающая ненависть к ублюдку, чья ложь и зависимость убили мою кровиночку, и сводящее с ума чувство вины перед ней.

Я загремела с нервным срывом в реабилитационный центр. Там мне не дали свихнуться, более-менее поставили на ноги.

Стаса, к счастью, я больше не видела. Не знала, не узнавала, что с ним стало. Попросила только папу вернуть мою девичью фамилию, чтоб ничто о нем не напоминало.

— У меня все хорошо, правда, — говорю Саше на прощанье.

Весь следующий день я провожу в больнице, так как Игорю делают операцию. Та проходит успешно — до свадьбы заживет. Выходные ему придется провести в клинике, а потом, если все будет хорошо, то можно и домой. Это успокаивает.

Утром после звоню маме. Внутри неприятно скребет из-за того, что делаю это аж сейчас. Несмотря на то, что родную столицу и Париж, где она живет уже четыре года, разделяют тысячи километров, мы с ней очень близки.

Но все так закрутилось…

— Бонжур, мама!

— Как дела, дочка? — спрашивает после приветствия. Французский акцент у нее все сильнее.

— Мам, Игорь мне предложение сделал, — выдыхаю.

— А-а-а, поздравляю! — и не в трубку. — Ник! Ники-и! Катюшка замуж выходит! — ни намека на сомнение в моем согласии. От Игоря в восторге все. Особенно после…

Николас забирает у мамы трубку.

— Поздравляю, Кэт, — просто говорит. — На какую дату бронировать билеты?

— Свадьба в первую субботу июня, — отвечаю.

Еще немного поговорив с ним и мамой, прощаемся. Про драку я не рассказываю. Зачем их волновать?

После разговора на душе воцаряется штиль. Так всегда бывает, ведь это мама и Николас. Островок спокойного счастья, к которому я так стремлюсь.

Еду в контору. Несмотря на пасмурную погоду, настроение у меня легкое и радостное.

Ой, мамочки! Чуть ли не весь мой рабочий стол занимает подарочная корзина, наполненная разномастными батончиками Kitkat. Кажется, я никогда в жизни не видела их столько сразу.

— Какой милый ухажер, — говорит моя коллега Яна. — Столько времени уже вместе, а он все равно сюрпризы делает.

— Жених, — показываю ей кольцо.

— Ух ты, поздравляю, — обнимает.

Расспрашивает, что да как, я отвечаю. Который раз ты уже врешь, Кать?