Позывной «Курсант» (СИ) - Прядеев Евгений - Страница 1

— Алеша…Где же ты спрятался? Ох, и негодник. Заставляет маму искать его по всем углам… Где же mein Lieblingssohn?

Я сижу в комоде. Я ужасно доволен. Хорошее место выбрал.

Старый комод похож на какое-то волшебное существо из сказок. Он — огромный. Его нижняя часть — будто здоровенная пасть великана. Открыл дверцы, пока мама считала до двадцати, забрался внутрь и все. Нет меня. Я исчез.

— М-м-м-м… Wo hat er sich versteckt?

Я тихо смеюсь, прижав ко рту ладонь. Куда же он спрятался? — вот что говорит мама. Она все время разбавляет русский язык немецкими фразами. Забавная привычка. Уверяет, будто так тренирует мой ум и память. Хотя что их тренировать? Папа, между прочим, считает, что я очень смышлёный и буду умнее его, когда вырасту. А уж немецкий язык мне вообще как родной.

Я осторожно, стараясь сделать это неслышно, прижимаюсь щекой к дверце комода и пытаюсь одним глазом рассмотреть, что происходит в комнате, через замочную скважину, но потом вспоминаю, ключ ведь на месте. Большой, металлический ключ. Ничего не увижу. Но зато есть длинная трещина. Комод очень старый, он весь покрыт такими трещинами. А вот одна, совсем глубокая. Ей можно воспользоваться.

Хочу увидеть в щелочку, как мама ходит по комнате с озадаченным лицом. Но получается рассмотреть только большой, круглый стол. На нем — ваза с конфетами. Огромный торт. Чашки, в которые разлит давно остывший чай… Эти чашки вынули из упакованных вещей в первую очередь. Мама говорит, они достались ей от бабушки. Мы пьем из них чай только по праздникам. Сегодня — праздник. Мой день рождения. Мне исполнилось целых шесть лет.

Правда, едва мы сели за стол, как за отцом приехала машина. Его забрали на службу. Ну-у, это он мне так сказал. Папа же не будет обманывать! Обнял меня, а потом произнёс непривычно странным, напряженным голосом.

— Алеша, я скоро вернусь. Твой день рождения — очень важное событие. Непременно вернусь…

Мой отец — серьёзный человек. Дипломат. Он никогда не обманывает. Особенно меня.

— Алеша…Где же ты?

Зажимаю ладошкой рот, чтобы не засмеяться. Как хорошо я спрятался!

— Алеша, ты…

Мама не успевает договорить, потому что в дверь звонят. Настойчиво, не отрывая пальца от кнопки звонка. Громкий и какой-то тревожный звук. А потом, практически сразу, без малейшей паузы, неизвестные гости несколько раз бьют по входной двери. Мне кажется, это точно не папа. Он не стал бы так делать. Папа — тихий, спокойный. Всегда. А тут, будто ногами лупят изо всех сил.

Вдруг это разбойники? Как в одной из волшебных историй, которые папа читал перед сном в Берлине.

Просто всё в Московской квартире напоминает мне сказку. Комод, в котором я спрятался; мебель, старая и потертая; печь в углу комнаты…В Берлине мы жили иначе. Там совсем не было ничего сказочного.

— Гражданка Витцке, одевайтесь, Вам надо проехать с нами.

Чужой мужской голос кажется мне страшным. В нем нет злости, однако я точно чувствую, этот человек — плохой. И еще, он прошёл в комнату в грязных сапогах. А это совсем уж из ряда вон. Странно, что мама не сказала ни слова. Она ненавидит грязь. Я вижу в щелку, как эти сапоги остановились возле стола. Снег тает и стекает с них на пол. Чуть дальше — еще одни сапоги. Но вторые пока молчат.

Неужели и правда разбойники?

Пытаюсь устроиться поудобнее, чтоб лучше рассмотреть все происходящее. Делать это надо очень тихо, дабы не выдать свое присутствие и чтоб меня не заметили.

Если незваные гости действительно разбойники, то я дождусь подходящего момента и выпрыгну на них из комода. Возле печи стоит кочерга. Мне нужно только добежать и схватит ее. Нам тогда ничего не будет угрожать. А потом вернётся папа и все станет очень хорошо.

— Позвольте, но куда? Сергей на службе. Мне надо дождаться его…

Мамин голос меняется. Он немного дрожит. Совсем чуть-чуть. Я слышу, как в нем нарастает паника. Она точно так же разговаривала в прошлом году, когда меня лихорадило из-за высокой температуры. А потом вдруг мамины легкие шаги приближаются к комоду, она поворачивается спиной, опирается о него одной рукой и… и другой рукой, незаметно для гостей, поворачивает ключ в замке.

Я догадываюсь, что мама хочет скрыть свой поступок от разбойников. Потому как она, ко всему прочему, тихо вытаскивает этот ключ и, не разжимая ладонь, сует руку в карман платья. Я ничего не понимаю. Зачем мама заперла меня? Это ведь не случайность. Не может быть случайностью. Выходит, она знает, что в комоде сижу я, но прячет от разбойников?

— Сергей ждёт Вас. Не переживайте. Как раз к нему на службу и отправимся…

Я очень хочу крикнуть маме, чтоб она не верила этому голосу. Он врет. Я Чувствую это. Точно врет. Но не могу произнести ни слова. Мне становится жутко. Ладони потеют. Я хочу вытереть их о брюки, однако в итоге просто сжимаю ткань пальцами и не двигаюсь.

— Вы…как же странно…– Мама отрывается от комода и подходит к столу. — Ничего не понимаю…Ну, хорошо…Что именно нужно взять с собой?

Я смотрю в щелочку, но отчего-то даже та часть комнаты, которую могу разглядеть, плывет и смазывается. Я моргаю несколько раз, а потом пальцами тру один глаз. Тот самый, которым наблюдаю за происходящим. Он мокрый. Это — слезы. Но я вроде бы не плакал…

— Ничего. Просто оденьтесь и поедем. Товарищ Разинков, помоги Марине Леонидовне.

— Не надо! Помогать не надо… — Мама идет в сторону шкафа.

Я больше не вижу ее. Шкаф стоит в дальнем углу. Вторые сапоги топают следом за ней. Устрашающе топают.

— Я же сказала, не надо помогать! — Мама говорит все громче. Она сильно нервничает.

— Дык малость придержу вещички…–Второй голос мне тоже не нравится. Он…хриплый, неприятный и какой-то лающий. Словно злой пес гавкает.

— Не надо ничего держать! Уберите руки! — Мама уже не просто нервничает, она выкрикивает слова, будто вот-вот заплачет.

Мне становится по-настоящему страшно. Никогда не слышал, чтоб мама так разговаривала. Вообще никогда. Ни разу.

Меня охватывает оцепенение! Наверное, я и правда в сказке. Поэтому не могу пошевелить даже пальцами!

Я слышу звук какой-то возни, потом что-то падает на пол. Но негромко. Я бы мог подумать, будто уронили ворох вещей. Стука или грохота нет. Есть только шелест ткани.

— Это…часы Сережи. Откуда они у Вас? У Вас, вот — на руке!

— Дык…ну…Не надо, гражданочка! Не надо хватать власть при исполнении за руки. И часы… Что часы? Похожие просто…– Хриплый голос неуверенно оправдывается.

— Нет похожих… — Мамины шаги теперь двигаются к выходу из комнаты. Медленно. Я понимаю это по тому, как они отдаляются от шкафа. — Нет похожих часов. Он приобрел их в Берлине…Потому и приобрёл. Единственный экземпляр.

— Разинков, держи! — Кричит вдруг первый голос.

Я пытаюсь понять, кого? Кого надо держать⁈ Не видно ничего через щелочку. Только все тот же, накрытый в честь дня рождения, стол. Снова раздается грохот, на этот раз гораздо сильнее. Будто упал стул или сразу два стула.

— Вот сука! — Ругается хриплый голос. Он злой, но немного удивленный. — Укусила! Укусила, тварь! Вот тебе — интеллигенты хреновы. Ах, ты…

Мне становится совсем страшно. Потому что я слышу шлепок. Громкий. Словно кого-то ударили по лицу.

И мама больше не говорит, она мычит. Такое чувство, будто ей заклеили рот.

— Да что ж ты… дрянь! — Продолжает ругаться Хриплый.

Еще один звук удара. Глухой. И одновременно с ним — короткий мамин крик.

— Ты…етишкин корень! Разинков! Ты зачем ее об угол… — Первый голос злится. На маму, на вторые сапоги. На всех. — Твою ж дивизию… Смотри, дышит? Дышит, спрашиваю⁈

— Товарищ Ляпин, ну, ты видел же? Она побёгла к выходу. На улицу хотела, точно говорю. И гляди, дрянь, укусила…

— Ты на кой ляд часы его напялил, Разинков? Не терпится?