Синайский мираж - Тамоников Александр Александрович - Страница 40

– Зачем же? – Было видно, что слова Василия очень не понравились Нику.

– Старина, все должно быть по-честному, – улыбнулся Муромцев. – Так что мои люди пойдут с вами.

Ник ничего не ответил Василию, а вот Гюрзе – сказал несколько слов. Тот воспринял сказанное Ником равнодушно. Для него главным было – немедленно получить обещанные деньги. Муромцев тем временем подошел к спецназовцам и вполголоса разъяснил им ситуацию.

– Пойду я и Максум, – сказал Богданов.

– Смотрите там, – предостерег Муромцев. – А то как бы не засада… Не нравятся мне эти два типа. Американец еще больше, чем Гюрза.

– И вы тут смотрите тоже, – серьезно произнес Вячеслав.

Конечно же, Нику не понравилось, что вместе с ним и Гюрзой в помещение войдут и другие люди. И дело было даже не в золоте – с его потерей Нику пришлось смириться. Дело было в том, что при посторонних трудно будет договориться с Гюрзой, как им следует себя вести и что говорить о смерти одного из журналистов. А договориться надо было непременно, чтобы и Нику, и Гюрзе выдать одно и то же оправдание: дескать, пятый журналист умер от полученных ран, и никто его не убивал… Но как об этом можно договориться при посторонних? К тому же один из этих посторонних – араб, который, разумеется, знает арабский язык…

Конечно же, у Ника была припасена отговорка: дескать, журналиста убили неразумные люди Гюрзы, с них или с самого Гюрзы и спрашивайте. Что ж, так и придется говорить. А уж как поведет себя при этом Гюрза – это Ника почти не интересовало. И как поведет себя техасец Чарли вместе с подчиненными в отношении Гюрзы – Ника тоже не интересовало. Главное было выкрутиться из щекотливой ситуации самому. Потому что никто не давал Нику позволения убить журналиста. Это было его самоличное решение. Это был психологический шаг, который, по мнению Ника, должен был сломать остальных журналистов.

В помещение вначале вошли Богданов и Максум. Они были очень внимательны и сосредоточенны и держали оружие наготове, но никого в помещении не обнаружили. Богданов вышел и сделал знак рукой, означавший, что помещение пустое и опасаться пока что нечего. Муромцев в ответ сделал разрешающий жест, означавший, что можно заходить.

Вошли. Богданов и Максум расположились у входа, Гюрза и Ник прошли дальше. Гюрза остановился и холодным вопросительным взглядом уставился на Ника. Присутствие двух посторонних его ничуть не смущало. Он считал их одной компанией с Ником, а значит – бояться было нечего.

Ник какое-то время помялся, затем встал на четвереньки и отодвинул край ковра. Под ним был небольшой тайник, по сути – яма, в которой он и хранил кожаный мешочек с золотом. Земля под ковром была утрамбована, и никто не мог бы подумать, что там что-то зарыто.

У Ника был при себе небольшой нож. Им он несколько раз ковырнул землю, что-то поддел и вытащил на свет мешочек с золотом.

– Вот, – сказал он Гюрзе, и в его голосе была слышна тоска. – Это золото… Убедись сам. Золото – это намного лучше, чем доллары. Думаю, этого хватит.

Гюрза с осторожностью и некоторым недоверием взял мешочек, развязал его и заглянул внутрь. Потом, помедлив, взял плоский слиточек и внимательно его осмотрел. Затем запустил в мешочек всю пятерню. Похоже, он знал толк в золоте.

– Хорошо, – сказал он Нику. – Забирай своих журналистов. Мне они больше не нужны.

Американец вышел. Вслед за ним вышли Богданов и Максум. Вячеслав подошел к спецназовцам и сказал им вполголоса:

– Ник рассчитался с Гюрзой за журналистов золотом.

– Богато живут! – иронично сказал Терко. – Ну а где же журналисты?

– Старина, – окликнул Ника Муромцев. – Я так полагаю, что расчеты произведены и отношения выяснены, и потому самая пора закончить дело! Так что ведите нас к журналистам, да и закончим на этом. А то нам пора в обратный путь. Мы как трамвай в городе Остине! У нас – расписание! – И Муромцев захохотал, показывая, что такой своей шуткой он очень доволен.

– Пойдем, – сказал Ник.

Все спецназовцы вместе с лошадьми двинулись за Ником. Вскоре все подошли к яме, в которой сидели Алексей и Никита. Муромцев подошел к яме, заглянул в нее и присвистнул.

– А что, ничего более подходящего вы не нашли? – спросил он у Ника.

– Все претензии – к Гюрзе, – коротко ответил Ник. – Он здесь хозяин…

– Да неужели? – глянул на Ника Муромцев. – Ладно… Разъясните этим фараонам, – он кивнул на охранников, – что к чему. И пускай они извлекут пленников на поверхность. Кстати, а почему их только двое? Где остальные?

– Женщины – в другой яме, – сказал Ник. – Здесь недалеко.

– Понятно, – сказал Муромцев. – А где же еще один мужчина?

– Он погиб, – сообщил Ник.

– Это как так? – спросил Василий. – Отчего же?

– Был ранен при захвате людьми Гюрзы, – проговорил Ник. – Умер от ран.

– Вот как… – нехорошим тоном произнес Муромцев. – Что ж… Я смотрю, весело вы тут живете… Ладно, поднимай живых!

Ник что-то коротко объяснил охранникам по-арабски. В речи прозвучали слова «Гюрза» и «Америка». Охранники что-то произнесли в ответ, затем один из них спустил в яму веревочную лестницу и знаками велел пленникам подниматься. Они поднялись: вначале – Алексей, за ним – Никита. Молодые люди остановились на краю ямы, выжидательно глядя на незнакомых им людей.

– Хорошо, – сказал Муромцев, обращаясь к Нику и стараясь не смотреть в глаза журналистам. – Теперь ведите нас к женщинам.

К яме, в которой находились Анастасия и Марина, отправились Муромцев и Фарис. Остальные спецназовцы остались с мужчинами-журналистами.

Когда обе женщины поднялись по веревочной лестнице и встали на краю ямы, пошатываясь и поддерживая друг друга, Муромцев с такой силой сжал зубы, что у него побелели скулы. Фарис также не остался безучастным к такому зрелищу. Обычно живое, его лицо вмиг застыло и превратилось в безжизненную маску. Действительно, на женщин было больно смотреть, и потому и Муромцев, и Фарис прилагали сейчас все силы, чтобы не выдать своего состояния.

– Кто-нибудь говорит из вас по-английски? – спросил Василий.

– Я говорю, – отозвалась Анастасия и указала на Марину: – А она говорит по-арабски…

– Очень хорошо, – сказал Муромцев по-английски. – Вам нужно пойти с нами.

– Куда на этот раз? – слабым голосом произнесла Величко. – Кто вы?

– Мы американцы, – сказал Муромцев. – Мы вас забираем отсюда.

– Куда же?

– Все будет хорошо, – ушел от ответа Василий.

Женщины переглянулись, ничего не сказали и пошли. Муромцев и Фарис их поддерживали за руки. Ник шел сзади. Больше всего Василию сейчас хотелось расквитаться с Ником. Сейчас же, немедленно, не откладывая этого дела ни на секунду! Каким угодно способом! Засадить на веки вечные в яму, из которой только что были извлечены женщины, зарыть в песок, задушить собственными руками!.. Он с огромным трудом сдерживал такое свое желание. Сдается, нечто подобное испытывал и Фарис. Но, конечно же, они не могли предпринять сейчас никаких действий. Нужно было играть свои роли. Во имя этих несчастных молодых женщин.

Пришли. Никита и Алексей, увидев женщин, кинулись им навстречу. Они обнялись и так стояли долго, не шевелясь и ни на кого не глядя. Спецназовцы им не мешали. Охрана, освободив журналистов, тоже куда-то подевалась. Ник молча стоял в стороне.

Наконец, Богданов подал знак Муромцеву, и Василий, обращаясь к журналистам, сказал по-английски:

– Я вынужден вас потревожить… Я хочу задать вам один вопрос. Этот вопрос касается вашего погибшего коллеги. Он, – Муромцев кивнул на Ника, – утверждает, что ваш коллега погиб от ран, которые причинили ему люди Гюрзы. Это так?

Анастасия перевела вопрос. Никита, Алексей и Марина переглянулись между собой.

– Скажи ему правду, – произнес Никита. – Толку, думаю, от этого будет немного, но все равно – скажи. Пусть знают…

– Он лжет, – сказала Величко на английском. – Да, наш товарищ был ранен при захвате, но его можно было вылечить. А они его убили прямо на наших глазах…