Итальянские каникулы - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 40

• Предыдущая
• 40/77
• Следующая

— Тогда к чему это дерьмовое «понимаю»? Говори все, что думаешь. Богу известно, таким, как ты, это несложно.

— И что же, по-вашему, я думаю? Рен выпустил дым из ноздрей.

— Может, скажешь сама?

— Я не ваш психиатр, Рен.

— Я выпишу тебе чек. Говори, что у тебя на уме.

— Это как раз не важно. Главное, что на уме у вас.

— Звучит так, словно ты меня судишь, — процедил Рен, злобно ощетинившись. — Звучит так, словно ты думаешь, что я мог бы как-то спасти ее, и это мне не нравится.

— Значит, по-вашему, именно это я сейчас и делаю? Осуждаю вас?

Он отшвырнул сигарету.

— Не моя вина, что она покончила с собой, черт возьми! Я сделал все, что мог.

— Разве?

— Считаешь, что я должен был держаться до конца? Вручать ей шприц, когда она хотела ширнуться? Или подносить ей понюшки? Говорил же я, что в юности у меня были проблемы с наркотиками. Не могу быть рядом с этим дерьмом.

Она вспомнила его шутку насчет кокаина. Но сейчас он не шутил.

— Лет в двадцать я бросил это дело, но все же до сих пор в себя не могу прийти от ужаса при мысли, как близко подошел к тому, чтобы искорежить свою жизнь. И с тех пор я дал себе слово держаться как можно дальше от всего, что связано с наркотиками. — Рен покачал головой. — Господи, как обидно. Такая глупая смерть.

У Изабел сжалось сердце, но она все же спросила:

— А будь вы рядом, смогли бы спасти ее? Рен яростно сжал кулаки:

— Что ты мелешь? Никто не смог бы спасти ее.

— Уверены?

— Думаешь, я один пытался? А родные? А друзья? Но она только и жила от одной дозы до другой.

— Может, было что-то, что вы могли сказать? Сделать?

— Она была наркоманкой, черт возьми! Но на каком-то этапе еще могла себе помочь.

— Но не захотела?

Вместо ответа Рен подбросил ногой камешек. Изабел поднялась.

— Вы не смогли ничего сделать, Рен, но хотели. И с тех пор сходите с ума, стараясь понять, что упустили. Чего не сказали. Чем не помогли.

Рен сунул руки в карманы и уставился в пространство.

— Все было впустую.

— Абсолютно уверены?

— Абсолютно, — подтвердил Рен с тяжелым вздохом. Она подошла к нему и потерла спину между лопатками.

— Все время напоминайте себе об этом.

Он уставился на нее. Морщинки на лбу разошлись.

— Мне действительно следовало бы выписать тебе чек.

— Считайте это бартером за урок кулинарии. Уголки губ Рена едва заметно поднялись.

— Только не молись за меня, ладно? Меня такие вещи до смерти пугают.

— Не считаете, что заслужили парочку молитв?

— Только не тогда, когда пытаюсь вспомнить, как выглядит без одежды та особа, которая за меня молится.

Что-то вроде шаровой молнии проскочило между ними. Он поднял руку и долго-долго заправлял длинный локон за ее ухо.

— Везет же мне! Месяцами я веду себя прилично, но когда уже готов заварить кашу покруче, оказываюсь на необитаемом острове в обществе монахини.

— Вы такого мнения обо мне? Он сжал пальцами мочку ее уха.

— Пытаюсь убедить себя в этом, но, похоже, безуспешно.

— Уже легче.

— Господи, Изабел, ты посылаешь больше противоречивых сигналов, чем испорченное радио, — досадливо бросил Рен.

Изабел облизнула губы.

— Это потому что я… в смятении.

— Ничего подобного. Ты хочешь этого не меньше, чем я, но не сообразила, как включить наши отношения в то, что считаешь своим первоочередным жизненным планом. Поэтому медлишь и мечешься, не зная, что делать. Замечала, что подходишь ко мне, едва волоча ноги? Те самые ноги, которые я хотел бы видеть закинутыми на мои плечи.

Во рту Изабел мгновенно пересохло.

— Ты сводишь меня с ума! — воскликнул он.

— По-вашему, вы не делаете того же самого со мной?

— Первая хорошая новость за весь день. Так что же мы стоим?

Он потянулся к ней. Но она отскочила.

— Я… я должна прийти в себя. Мы должны прийти в себя. Сесть и потолковать.

— А вот этого мне как раз не надо. Теперь уже он отступил.

— Черт возьми, не желаю, чтобы нас прерывали, а как только я до тебя доберусь, у дома наверняка кто-то покажется. Как насчет того, чтобы разложить завтрак? Мне нужно отвлечься по-крупному.

— Я думала, мой пикник чересчур девчоночья для вас затея.

— Голод мгновенно напоминает мне о женственных чертах моего характера. Сексуальная фрустрация, однако, возбуждает инстинкты киллера. И скажи, что ты не забыла вино.

— Это засада, олух вы этакий, а не вечеринка с коктейлями. Лучше примените бинокль по назначению, пока я накрою на стол.

На этот раз он не стал спорить, и пока нес вахту, она разложила в тени от стены свои утренние покупки: сандвичи с прозрачными лепестками ветчины между половинками свежей булочки, салат из спелых помидоров, базилика и фарро, похожих на ячменные зернышки, непременного ингредиента тосканской кухни, а также бутылку минеральной воды и оставшиеся груши.

Оба, казалось, поняли, что больше не вынесут словесных игр, поэтому за ленчем говорили о еде, книгах… обо всем, кроме секса. Рен был начитан, остроумен и лучше ее информирован по многим предметам.

Она как раз потянулась к груше, когда он схватил бинокль.

— Похоже, веселье наконец начинается.

Изабел вытащила театральный бинокль и увидела, что сад и роща постепенно заполняются людьми. Первыми прибыли Массимо и Джанкарло вместе с мужчиной, в котором она узнала полицейского Бернардо, брата Джанкарло. Затем появились Анна с Мартой и незнакомыми пожилыми женщинами, которые тут же стали раздавать приказания молодым людям, постепенно подходившим к дому. Изабел увидела хорошенькую рыжеволосую девушку, у которой она вчера покупала цветы, приятного молодого человека, работавшего в фотомагазине, и мясника.

— Смотри, кто еще пришел!

Она повернула бинокль в направлении, указанном Реном. В сад вошли Витторио с Джулией и присоединились к тем, кто камень за камнем разбирал ограду.

— Мне следовало бы предвидеть это, и все же я разочарована и чувствую себя обманутой.

— Я тоже.

Марта отогнала какого-то юношу от своих роз.

— Интересно, что они ищут? И почему ждали, пока я перееду, чтобы начать поиски?

— Может, до того момента просто не знали, что оно спрятано возле дома.

Рен отложил бинокль и стал складывать остатки еды в пакеты.

— Думаю, пора вступать в игру. Покажем, на что мы способны.

— Помните, вам не позволено использовать все, что имеет курок или лезвие.

— Только в качестве последнего средства.

Он поддерживал ее под руку, пока они спускались к машине. Еще минута, и, покидав вещи в машину, они пустились в путь. Рен выжимал из «панды» все, что можно.

— Мы застанем их врасплох, — инструктировал он, объезжая Касалеоне, вместо того чтобы проехать напрямую, через город. — В Италии у всех есть сотовые, и я не хочу, чтобы кто-то донес на ферму о нашем возвращении.

Они оставили машину на проселочной дороге, недалеко от виллы, и пошли по лесу. У самой оливковой рощи Рен вынул из волос Изабел сухой листок.

Анна, заметившая их первой, медленно отставила кувшин с водой, который несла группе молодежи. Кто-то выключил приемник, передававший поп-музыку. Постепенно все разговоры смолкли, и толпа подалась в сторону. Джулия подошла к Витторио и взяла за руку. Бернардо, очень важный в своем мундире полицейского, поспешно подступил к Джанкарло.

Рен остановился на краю рощи, обозрел сначала раскопки, потом собравшихся. Выглядел он устрашающе: всамделишный безжалостный киллер, и это дошло до всех присутствующих.

Изабел отступила, чтобы дать ему пространство для действий.

Но Рен не торопился, переводя убийственный взгляд с одного лица на другое, играя плохого парня, как умел только он.

Когда молчание стало невыносимым, он наконец что-то сказал. На итальянском.

Ей следовало предвидеть, что разговор будет вестись именно на этом языке, и сейчас она едва не закричала от досады.

Стоило ему замолчать, как все заговорили разом. Зрелище было такое, словно целая армия спятивших дирижеров пытается управлять оркестром. Руки, воздетые к небесам, опущенные к земле, хватавшиеся за голову, за сердце, пулеметные очереди фраз, пожатия плечами, закатывание глаз.

• Предыдущая
• 40/77
• Следующая