Объект контроля (СИ) - Глебов Макс Алексеевич - Страница 33

Я падаю на землю и откатываюсь под прикрытие ближайшего дерева. Ни с чем подобным я раньше не сталкивался, а в этом вывернутом на изнанку мире всё новое почти всегда несет в себе опасность. Организм, получив изрядный адреналиновый пинок, немедленно соскальзывает в режим обостренного восприятия. Я знаю направление, с которого пришел странный ответ, и сосредотачиваю на нем все возможности слуха и своей способности ощущать магическую энергию тайкунов. Зрение задействовать не получается, если, конечно, не считать чем-то полезным возможность в деталях рассматривать микроорганизмы на древесной коре, в которую упирается мой взгляд.

В отличие от локационных импульсов, умение чувствовать конструкты тайкунов пассивное. Оно всегда со мной, как слух или зрение, и не требует от меня никаких специальных усилий, вот только действует оно на гораздо меньшем расстоянии, чем сфокусированный локационный импульс. Однако в режиме обостренного восприятия его возможности существенно расширяются. Увы, длится это состояние опять очень недолго, чуть меньше секунды. И всё же кое-что я успеваю услышать. Именно услышать, а не почувствовать неким непонятным образом. Мои уши улавливают едва слышное, но очень колоритное и эмоциональное ругательство, донесшееся с того направления, откуда пришел так испугавший меня ответ на мой энергетический сигнал. Похоже, хозяин неизвестного конструкта тайкунов тоже совершенно не ожидал от своего артефакта внезапной активности, в чем бы она ни выражалась.

Теперь я уверен, что не ошибся, и вражеский лазутчик действительно следит за караваном. Однако вопросов остается ещё много. Я не знаю даже один ли он, не говоря уже о том, чем он вооружен, и насколько опасен обнаруженный мной необычный конструкт тайкунов. Можно, конечно, поднять шум и позвать на помощь, но тогда велик шанс, что враг успеет уйти. Есть вариант скрытно вернуться к каравану и доложить Антону о лазутчике, а дальше пусть он сам решает, что делать. Вот только пока соберут поисковый отряд, пока вернемся сюда и начнем прочесывание местности, пройдет немало времени, и шпион может уже исчезнуть, не оставив заметных следов. При таком раскладе я окажусь в очень неоднозначной ситуации. Нужны железные доказательства, иначе Антон и Игнат мне просто не поверят.

Отсутствие нормального оружия бесит неимоверно. Рассчитывать я могу только на умение бесшумно перемещаться по лесу, хотя местность вдоль тракта и лесом-то не везде можно назвать. Так, рощицы и перелески, щедро разбавленные полянами, местами покрытыми низким кустарником.

Я осторожно выглядываю из-за скрывающего меня ствола дерева и пытаюсь понять, где прячется враг. Направление на его убежище мне известно, но точно определить расстояние я так и не смог. Впрочем, я почти уверен, что знаю, где засел лазутчик, поскольку в узком секторе, на котором сосредоточено мое внимание, есть только одно место, практически идеально подходящее для скрытного наблюдения за тем, что происходит на тракте.

Небольшая возвышенность с плоской вершиной, поросшей густым кустарником, отделена от бывшего шоссе довольно глубоким оврагом, по дну которого течет уже ставший мне почти родным ручей. Боковой дозор на другой берег точно не полезет, ему это просто незачем, ведь для атаки на караван это место совершенно не подходит. Нападающим будет мешать всё тот же овраг с ручьем, так что на фактор внезапности здесь однозначно рассчитывать не приходится. Вот только лазутчик нападать ни на кого не собирается. Его дело — наблюдение и сбор сведений, а с холма за оврагом тракт виден очень неплохо. Немного далековато, но бинокли и подзорные трубы никто ведь не отменял. Довоенной оптики, конечно, сохранилось немного, вот только в городах уже давно есть мастерские, способные изготавливать вполне годные приборы наблюдения. Характеристики у них, само собой, не так хороши, но свои функции они более или менее выполняют.

Уходить дальше, за вершину холма, лазутчику нет смысла — он оттуда просто ничего не увидит. Спускаться в овраг тоже смысла нет, так что кусты на вершине — лучшая позиция для наблюдения. К тому же противоположный от дороги склон холма идеально подходит в качестве пути экстренного отступления. Преследователи, если они пойдут от тракта, упрутся в овраг, и пока они его преодолеют и поднимутся на холм, можно успеть уйти достаточно далеко.

Я внимательно всматриваюсь в заросли на вершине холма, но враг пока ничем себя не выдает. Чем дальше, тем очевиднее становится, что если я хочу его нейтрализовать, делать это мне придется самому и прямо сейчас. Овраг мне изрядно мешает. Преодолевать его мне придется в любом случае, причем делать это нужно вне сектора, за которым наблюдает противник. Удобное место я обнаруживаю только в полусотне метров справа. Там оба склона густо заросли кустарником и молодыми деревьями, с которых опала еще не вся листва.

Лазутчик может покинуть свою позицию в любую минуту, и я вынужден торопиться, насколько это вообще возможно при сохранении скрытности перемещения. Склоны оврага оказываются скользкими и насквозь пропитанными водой. На противоположную сторону я выбираюсь по уши в грязи, но в данный момент мне это только на руку, поскольку улучшает маскировку. Витиевато ругаюсь про себя на неспособность по своему желанию активировать обостренное восприятие. Сейчас оно бы мне очень пригодилось, поскольку обычным зрением рассмотреть врага на вершине холма у меня не получается.

Посылать вперед локационные импульсы я тоже не рискую. Во-первых, совершенно не ясно, на что можно нарваться в ответ, а во-вторых, есть немалый шанс просто спугнуть врага, ведь его артефакт уже один раз как-то отреагировал на отправленный мной сигнал и явно сильно удивил этим своего владельца. Правда, не настолько, чтобы шпион испугался и немедленно удрал, не завершив сбор информации о караване, но если такое явление повторится, нервы лазутчика могут и не выдержать.

Моя уверенность в том, что враг ещё здесь, пока основана только на чувстве опасности всё еще подающем мне тревожные сигналы. Конечно, надежность такого метода вызывает серьезные сомнения, но другого у меня всё равно нет. К холму я приближаюсь очень осторожно, и с каждым метром двигаюсь всё медленнее. По идее я уже должен видеть врага, если, конечно, он не засел на противоположном от меня склоне, но зачем бы ему выбирать далеко не лучшую для наблюдения позицию?

Обостренное восприятие соизволяет снизойти на меня только у самого подножья возвышенности, и то, что я успеваю рассмотреть, услышать и почувствовать, заставляет меня замереть на месте и плотно вжаться в землю. Лазутчик действительно находится на вершине холма, но обычным зрением с такого расстояния рассмотреть его невозможно. Шпиона окружает полупрозрачная сфера, и на ее поверхности, обращенной ко мне, с очень высокой достоверностью отображаются деревья и кусты, находящиеся позади противника. Фигура врага просвечивает через этот полог, но как только режим обостренного восприятия перестает работать, его очертания мгновенно растворяются, и я вновь вижу лишь слегка качающиеся на ветру ветви кустов.

С чем-то подобным мне приходилось сталкиваться и раньше. Некоторые големы и стационарные объекты тайкунов обладают схожей маскировкой, но пользуются они ей не постоянно. Видимо, энергии на поддержание незаметности тратится немало, а у автономных конструктов, оставшихся без своих хозяев, этот ресурс находится в постоянном дефиците. Лазутчик, однако, свой артефакт активно использует, не считаясь с расходом накопленной в нем энергии тайкунов. Видимо, шпиона сильно обеспокоила неожиданная реакция его конструкта на мой неосторожный магический импульс, и он решил подстраховаться от возможного обнаружения. Похоже, с нашим караваном не всё так просто, раз вместо того, чтобы сразу отступить, столкнувшись с непонятным явлением, враг предпочел задействовать артефактную маскировку и остаться на выбранной для наблюдения позиции. Впрочем, возможно, он счел, что переждать, оставаясь на месте под столь надежной защитой, намного безопаснее, чем ломиться через заросли, рискуя засветиться перед кем-то или чем-то, заставившим его артефакт сработать в нештатном режиме.