Я вам что, Пушкин? Том 1 (СИ) - Рубин Ричард - Страница 60

— Погоди-ка, — начал я осторожно, — вопрос у меня есть.

— Быстрее давай, — в голосе появилось раздражение. Как будто мы с ним стояли на остановке, и я мешал сесть на последний трамвай до дома.

— Когда ты меня отчитывал щас, то сказал, что работать надо осторожнее. Чтоб скрипт не сошел с ума и не посыпался, как сюжет в четвертой фазе Марвел. И при этом говоришь, что мне нужно все исправить. Бро, тут либо крестик снять, либо трусы надеть. Без коренных изменений обойтись никак не выйдет.

Крыть ему оказалось нечем, поэтому голос снова замолчал. Надолго. Хотя хер знает, сколько времени на самом деле прошло. Внутренний таймер опять не фурычил.

— В твоих словах есть резон, — согласился «я», — но, к счастью, тут мои полномочия уже все, окончены. Надо бежать, а то щас начнется…

— Погоди, куда бежать-то? Что начнется? Что мне делать? — принялся засыпать я собеседника вопросами.

— Лежи пока, томографируйся, дальше разберешься, — ответил он туманно, — в конце концов, я всего лишь плот твоего воображения.

— Херовые у моего воображения плоды, — проворчал я, — невкусные и сытости никакой.

Тела у него не было (а может, я не видел, опять в темноте оказался. слишком уж часто это стало происходить). Но даже по интонации было понятно, что щас этот зануда палец указательный поднял.

— Не плод, а плот, — поправил он, — свитый из песен и слов. Ну давай, Гарик, будь здоров, не кашляй! Обнял!

Ох я бы его сейчас тоже обнял, да так, чтоб косточки хрустнули и хребет в трусы осыпался. В этом, пожалуй, большой плюс бестелесности — выебывайся себе сколько влезет и никто тебе ничего не сделает. Кроме «Охотников за привидениями» с их турбо-пылесосами на спинах. Но у меня такого пылесоса при себе не имелось. Поэтому все, что оставалось — бессильно бухтеть и скрежетать зубами. Как раз этим я и занимался, когда процедура закончилась, и аппарат выплюнул тело наружу.

— Голубчик, вам настолько неудобно было, что ли? — забеспокоился Хагельман.

Черт, у нас опять протечка эмоций на поверхность. Код красный, немедленно ликвидировать! Крутим колесо отмазок!

— Все нормально, — я постарался улыбнуться. Улыбка вышла жалкая и кривая, как пластилиновая поделка детсадовца, но хоть так, — просто не привык.

Хагельман, однако, на нее купился. Или оказался достаточно деликатным, чтобы не подать виду.

— Это даже хорошо, что не привыкли. И не привыкайте. На расшифровку результатов мне потребуется некоторое время, от пятнадцати минут до получаса, так что если вы не спешите…

— Не спешу, — успокоил я его, — подожду снаружи.

Он одернул халат, извлек из кармана очки в старомодной роговой оправе и устроился за компьютером.

— Как только будет готово, я вынесу вам заключение, и домой поедете.

Я поблагодарил доброго доктора и покинул кабинет. Напоследок еще раз глянул в сторону аппарата. Его холодный зев совершенно мне не нравился.

(and the sun will never shine)

Моника встретила у самых дверей — встревоженная, пунцовая. Сходу схватила за руки. Я даже слегка опешил — не привык к такому публичному проявлению чувств.

(сильные слова для того, кто сосался с ней в первый раз в фешенебельном рестике, парень)

Хорошо, что ты всегда рядом, чтоб напомнить мне о таких вещах, чесслово, что бы я без тебя делал.

(прозябал бы в нищете, трубил бы с зари до темноты кассиром в «пятерочке» и выдавал бы всяким скуфидонам пакеты под пивасик с рыбой)

— Ну что? Доктор что-нибудь сказал?

Ее зеленые глаза прямо-таки горели тревогой. Не скрою, даже чутка польстило. Часть меня захотела сообщить, что у ГП хищный турборак в черепе сидит, только чтоб за ее реакцией посмотреть,

(хедкраб, хихи)

но как-то неудобно стало. Обидится еще.

(как же ты воняешь слабостью. четыре дня прошло. четыре. а в тебе уже пропал дух авантюризма)

— Еще нет, — я взял руки Моники в свои, — велел полчаса подождать, пока заключение составляет. Пойдем пока посидим.

Она спорить не стала. Мы возвратились в холл и устроились на освободившемся диване — маленький любитель зеленокожих громил и его батя уже ушли. Я задумчиво уставился в телевизор. По экрану на фоне фиолетовой луны ползли финальные титры. Мда. Если я изо дня в день буду попадать в такие переделки, стресс рано или поздно перехлестнет, и тогда финальные титры настанут уже для меня. На могилке выбьют какую-нибудь эпитафию. Может, даже Юри расщедрится и сочинит оду в честь безвременно погибшего. А Нацуки на поминки испечет кексы.

— Как ты, Гару? — осведомилась Моника, — Нормально перенес процедуру?

Конечно, дорогая, разумеется. Пару глюков, конечно, хватанул в процессе, а еще у меня, по ходу дела, личность дальше продолжает расщепляться, скоро буду как Джеймс МакЭвой в «Сплите». Но в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо. Раз любишь игрока, то будь добра принимать его вместе с шизой.

— Ничего, все в норме, — сказал я, решив не посвящать Монику в путешествие по чертогам разума, — устал только.

— Еще бы не устал, — заявила она, — если все обойдется, ступай домой и отдыхай. Посмотри кино, в приставку поиграй, не знаю, в интернете повиси…

(ЗАВИСНИ. прямо как Саёри)

— Да я хотел щас еще проехаться в одно местечко…

Договорить мне она не позволила. Прожгла взглядом до самых кишок. Если б у Моники в глазах были лазеры, как у капитана людей Икс, от меня бы только кучка пепла на диване осталась, чесслово.

— Поезжай домой, Гару, — отчеканила Моника, — не заставляй лично тебя укладывать, ладно?

Властные женщины — не мой кинк, поэтом ребята, симпящие по леди Димитреску всегда немного настораживали. Но отчего-то сейчас показалось, что Моника вполне смогла бы стать ГОСПОЖОЙ. И не только президентом. Так, не думать об этом, ни в коем случае не думать. Я перед секретаршей как на ладони, а брюки школьной формы не то чтобы очень хорошо скрывают фигуру.

Но и спустить такую предъяву на тормозах тоже нельзя. Нечего перед ними робеть.

— Это кто еще кого уложит, — усмехнулся я, — один раз я тебя сегодня уже переиграл и уничтожил. Могу и повторить.

Моника притворно закатила глаза.

— Какой ужас, даже не знаю, что делать. Ты настоящий хам и мужлан, Гару. Возможно, Нацуки абсолютно права насчет тебя и твоего влияния на клубную атмосферу.

Я усмехнулся.

— Знала бы ты, какие слова витали у нас в клубной атмосфере, когда Нацуки пыталась достать свою коробку с мангой. Я думал, ее разорвет от досады.

Моника засмеялась. Сначала в полный голос, но когда секретарша Кайри покосилась на нас неодобрительно, обороты сбавила.

— Уже в курсе! Если честно, иногда я нарочно туда эту несчастную коробку пихаю, чтоб Нацуки позлить. Она так потешно бесится. Все время новые ругательства изобретает. А знаешь, что самое забавное? — она наклонилась к моему лицу, и я снова ощутил сладкий запах ванили. Даже одурманило слегка.

— Что? — я потер виски, пытаясь прийти в себя.

— Я ставлю коробку на верхнюю полку безо всяких проблем. А Юри даже выше меня. Она может помочь Нацуки с ее… проблемой в любой момент. Но помощь не предлагала никогда, ни единого раза!

Я вежливо улыбнулся. А про себя подумал, что удивительного в этом ноль целых ноль десятых. Юри и Нацуки как ментос с кока-колой, любое соприкосновение чревато потенциальным пиз…кхм, концом света. Наша пышнотелая тихоня, может, была бы и готова подсобить одноклубнице. Да только вот Нацуки скорее руку себе столовой ложкой оттяпает, чем признает, что ей самой не справиться. Юри же знает, что в ответ на свою доброту получит только насмешки и агрессию. То, что эта агрессия не всерьез, она не понимает. Поэтому ситуация патовая — девочки друг друга просто не услышат.

— Послушай, а они вообще… дружат? — спросил я.

Моника пожала плечами.

— По скрипту — более-менее. А если брать за его пределами, то все становится сложнее. Характеристики, которые в девочках заложены, весьма ощутимо мешают. Конечно, основная заслуга в этом у Нацуки, думаю, ты и сам понимаешь, почему. Но и Юри не ангел. К другим иногда очень высокомерна, а самой слова не скажи — сразу обижается. Если бы ты только знал, Гарик, как утомительно поддерживать баланс в столь тонко настроенной системе…