Медовый месяц - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 29
- Предыдущая
- 29/104
- Следующая
Когда она легким шагом наконец подошла к съемочной площадке, Брюс с облегчением вздохнул и начал описывать сцену:
— Дэш, вы проносите Дженни с нижней ступеньки террасы в амбар. А вы, Дженни, когда окажетесь в углу террасы, подаете реплику о том, что возражаете против насилия, и, когда это не поможет, начните вырываться.
Закончив объяснение, Рэнд сказал, что теперь нужно порепетировать. Дэш и Хани забрались по ступеням террасы к открытой входной двери. Ассистентка постановщика, в чьи обязанности входило следить за соблюдением плавности переходов между сценами, уткнулась в свои записи:
— Дэш, вы держите ее под левой рукой. А вам, Хани, нужно надеть кепку.
Прошло еще несколько минут, пока кто-то из ассистентов сбегал в костюмерную поискать темно-синюю кепочку, что была на голове у Хани. Когда она наконец нахлобучила ее с задранным кверху козырьком, Дэш подхватил Хани под левую руку, и они отрепетировали весь проход.
Они вернулись на террасу, и когда Дэш обернулся, чтобы подхватить Хани, то увидел, что ее голубые глаза не предвещают ничего хорошего. Ему вспомнился тот ноябрьский эпизод, когда она застряла на крыше амбара и намеренно путала реплики, так что ему пришлось не один раз карабкаться туда за ней. После этого у него еще целую неделю ломило спину.
— Никаких штучек, Хани, — предупредил он. — Это простая сцена. Давай-ка поскорее с ней разделаемся!
— Вы уж лучше волнуйтесь за себя, старичок, — огрызнулась она. — А я сама о себе позабочусь.
Дэшу не понравилось, как она его назвала, и его злость усилилась. Что бы там ни говорило зеркало, ему всего сорок один. Не такой уж и старикашка.
— Пожалуйста, потише, — призвал к порядку Брюс.
Дэш спустился на последнюю ступеньку террасы и подхватил Хани под левую руку.
— Приготовиться. Мотор! Хлопушка! Поехали!
— Нет, папочка! — завопила Хани, едва он начал идти. — Что ты делаешь? Я же попросила прощения.
Дэш дошел до угла террасы.
— Не забывай, что ты всегда был противником неспровоцированного насилия! — взвизгнула она. — Ты не можешь просто так отвернуться от собственных принципов.
Хани, как обычно, выкладывалась на все сто процентов, а уж когда принялась вырываться, ему пришлось обхватить ее посильнее.
— Нет, папочка! Не делай этого! Я уже взрослая, и меня нельзя…
Она принялась брыкаться и ударила его коленом по заднице. Он хрюкнул, но, еще сильнее сдавив ей поясницу, продолжил стремительно двигаться к амбару. И тут она без всякого предупреждения двинула локтем ему под ребра. Он стиснул ее еще сильнее, безмолвно предупреждая, что она заходит слишком далеко.
Ее зубы впились в его руку.
— Черт побери! — Резко вскрякнув от боли, он уронил ее на землю.
— О-о!.. — Кепка свалилась с головы Хани, и она, подняв горевшее негодованием лицо, устремила на него яростный взгляд. — Ты, поганец, ведь ты же уронил меня!
У него в мозгу взорвались фейерверки. Как смеет эта пигалица так с ним обращаться! Нет, его терпению пришел конец! Нагнувшись, он ухватил ее сзади за джинсы и воротник рубашки.
— Эй! — Чувствуя, что отрывается от земли, Хани издала вопль изумления, смешанного с негодованием.
— Это было последней каплей, малышка, — проговорил он и поволок ее в амбар. На этот раз он был не намерен шутить.
Он крепко прижал ее к боку, нимало не заботясь о том, что причиняет ей боль.
Хани почувствовала, как железные мускулы сдавили ребра, не давая вздохнуть. К злости применилось недоброе предчувствие: она постепенно осознала, что Дэш серьезен необычайно. Ну, вот он, предел, которого она так добивалась!
Промелькнули лица членов группы. Она начала звать их:
— Помогите! Брюс, на помощь! Росс! Кто-нибудь, позовите Росса!
Никто даже не пошевелился.
И тут она увидела Эрика, стоявшего в стороне с зажженной сигаретой.
— Эрик! Остановите его!
Затянувшись сигаретой, он отвернулся.
— Нет! Отпусти меня!
Но Дэш все волок и волок ее в амбар. Она с облегчением увидела, что там крутятся с полдюжины членов съемочной группы, готовя освещение для нового эпизода. Он не тронет ее на глазах у стольких людей!
— Убирайтесь отсюда! — рявкнул Дэш. — Мигом!
— Нет! — завизжала она. — Не уходите!
Но все они, словно крысы с тонущего корабля, обратились в бегство. Последний из убегавших прикрыл за собой дверь амбара.
Яростно выругавшись, Дэш присел на кипу набитых сеном тюков, приготовленных для следующего эпизода, и перебросил ее через колени.
Она читала сценарии и знала, что последует дальше. Он поднимет руку, чтобы отшлепать ее, Но тут же обнаружит, что у него не хватает духу. Тогда он расскажет ей историю ее матери, она начнет рыдать, и все опять станет хорошо.
Его ладонь с силой опустилась ей на ягодицы.
Хани пронзительно взвизгнула от изумления.
Он ударил ее опять, и на этот раз визг уже перешел в вопль, полный боли.
Следующий шлепок оказался еще более увесистым.
Тут он остановился. Его ладонь накрыла ее ягодицу.
— Вот как теперь все будет. Отныне есть один человек, перед которым ты ответишь за все, и человек этот — я. Если я доволен, то и тебе не о чем беспокоиться. Но если я недоволен, можешь сразу начинать молиться. — Он поднял руку и сильно шлепнул ее пониже спины. — И поверь мне, как раз сейчас я очень недоволен!
— Вы не имеете права этого делать, — произнесла она сдавленным голосом.
Он шлепнул ее еще раз.
— Кто это говорит?
У нее на глаза навернулись слезы.
— Я же звезда! Я уйду из сериала!
Шлепок.
— Хорошо!
— Я подам на вас в суд!
Шлепок.
— О-ох! Вы останетесь без работы!
Шлепок.
Ее лицу стало горячо от боли и унижения, из носа потекло. Слезинка капнула на пол амбара, образовав на доске маленькое темное пятнышко. Мышцы свело судорогой от напряжения в ожидании следующего удара, но рука Дэша опустилась тихо — и так же тихо зазвучал его голос:
— А сейчас я сделаю вот что. Позову сюда всех, кого ты обидела. Одного за другим буду приглашать сюда, сам стану держать тебя, а им позволю задать тебе хорошую трепку.
Из горла Хани вырвалось рыдание:
— Это невозможно! Этого же нет в сценарии!
— Жизнь — это тебе не сценарий, детка. Здесь ты сама должна отвечать за себя.
— Пожалуйста! — Слово сорвалось с ее губ, жалкое и одинокое. — Пожалуйста, не делайте этого!
— Это почему же?
Она попыталась задержать дыхание, но стало больно.
— Потому.
— Боюсь, вам придется изъясниться поподробнее.
Ягодицы горели, и его большая ладонь, накрывшая их, была горячей, отчего было еще хуже. Но невыносимее боли тела была боль в душе.
— Потому что… — выдохнула она. — Потому что я не хочу быть такой.
Мгновение он молчал.
— Ты плачешь?
— Я? Нет, черт подери!
Ее голос прервался.
Он убрал руку с ягодиц. Она кое-как сползла с его колен и попыталась встать на ноги. Но ноги заскользили по рассыпанному на полу амбара сену, и она, потеряв равновесие, неловко плюхнулась на тюк рядом с ним. И тотчас отвернулась, не желая, чтобы он заметил размазанные по щекам слезы.
Некоторое время все было тихо. Зад у нее горел, и она стиснула руки, еле сдерживаясь, чтобы не потереть его.
— Я… я не хотела никого обижать, — тихо сказала она. — Просто мне хотелось, чтобы люди полюбили меня.
— Определенно вы выбрали для этого оригинальный способ.
— Все так ненавидят меня…
— Да вы же маленькая дрянь со скверным характером. За что им любить вас?
— Никакая я не д-дрянь! Я вполне приличная. И добропорядочная баптистка с крепкими нравственными устоями.
— Угу, — насмешливо протянул он.
Хани рукавом спортивной майки поспешила утереть слезы, чтобы он не увидел, как они катятся по Щекам.
— Вы… вы ведь не всерьез говорили, что позовете тех людей сюда и… позволите им меня отшлепать?
— Коль уж вы такая правоверная баптистка, то небольшое публичное покаяние не должно вас пугать.
- Предыдущая
- 29/104
- Следующая